+
Авторы считают своим долгом предупредить, что современные события и большинство персонажей, упоминаемых в этой книге, вымышлены. Их совпадения с действительностью совершенно случайны. В то же время многие исторические события первой половины двадцатого века, о которых здесь идет речь, вполне реальны, и подтверждение этому можно найти в открытых документальных источниках.
РЕЗУЛЬТАТ ПРОВЕРКИ ПОДПИСИ
Данные электронной подписи
Ссылка на политику подписи
Закрыть

Елена Ханга Олег Вакуловский

 

 

Третье

пророчество

 

- 2 -

«Елена Ханга, Олег Вакуловский. Третье пророчество»: АСТ, АСТ

Москва, Хранитель; Москва; 2007

ISBN 978-5-17-047392-2, 978-5-9713-6151-0, 978-5-9762-4754-3

 

 

 

 

Аннотация

 

Модельное агентство – дело не только прибыльное, но и

непредсказуемое. В этом пришлось убедиться Жене

Линдерману, скандально известному тем, что на светских

показах, VIP-вечеринках и банкетах он сводил... то есть знакомил

красавиц-моделей с политиками и олигархами. И вот прекрасный

бизнес нарушен необъяснимыми покушениями на «девочек»... В

это же время международная преступная группа похищает из

России девушку с уникальными способностями. Кто она, как

связана с Линдерманом, где ее искать? Главному герою

мистического детектива «Третье пророчество» предстоит не

только выяснить это, но и столкнуться с самой большой тайной

двадцатого века – третьим пророчеством Фатимской Девы,

содержание которого долго скрывалось от человечества. И

возможно, скрывается, до сих пор...

 

- 3 -

Олег Вакуловский, Елена Ханга

Третье пророчество

 

Авторы считают своим долгом предупредить, что современные

события и большинство персонажей, упоминаемых в этой книге,

вымышлены. Их совпадения с действительностью совершенно

случайны. В то же время многие исторические события первой

половины двадцатого века, о которых здесь идет речь, вполне

реальны, и подтверждение этому можно найти в открытых

документальных источниках.

 

1

 

Главной изюминкой президентского люкса была, конечно,

спальня. Да еще громадная гостиная, в центре которой журчал

фонтанчик. Эти две комнаты занимали весь первый этаж. На

втором располагались рабочий кабинет с библиотекой и

резервная спальня.

Спальня была устроена таким образом, что морская вода еле

слышно плескалась рядом с огромной постелью. Спустившись с

нее, обитатель президентского люкса мог сделать пару шагов по

теплому полу и затем сразу ступить в море. Сначала плавный

спуск приводил его в собственную бухточку, надежно закрытую

от посторонних взглядов. Вода в бухточке всегда была спокойна

и прозрачна, даже если в самом море бушевал шторм. А уже

отсюда постоялец мог напрямую вынырнуть в Эгейское синее

море. Очень удобно.

Сейчас, в самый разгар бархатного сезона на Крите, постоялец

платил за номер никак не меньше пяти тысяч евро в сутки. Он

жил здесь уже неделю и предупредил администрацию, что

собирается задержаться еще на недельку-другую, если дела не

позовут его на континент раньше.

 

* * *

 

Он открыл глаза и удовлетворенно хмыкнул, глянув на часы: его

биологический будильник работал строго по расписанию.

Постоялец энергично вскочил с постели и с шумом нырнул в

бухточку. «Жаль, что надолго здесь задержаться не придется», –

- 4 -

подумал он, лежа на спине и довольно щурясь на солнце.

Когда он вернулся в свой люкс, на столике уже дымилась чашка

кофе. Как всегда – минута в минуту. Изучив в первые же сутки

пожелания и привычки своего гостя, местная обслуга работала,

как хорошие швейцарские часы.

Часы показывали половину десятого утра.

Они позвонят минут через пятнадцать... «Да, где-то так – минут

через пятнадцать», – подумал он.

Ровно через пятнадцать минут, когда он допил уже вторую чашку,

мягкой трелью дал о себе знать гостиничный телефон.

«Сработало», – подумал он и поднял трубку.

– Эндрю? Доброе утро, – пророкотал по-английски глубокий бас.

Такие голоса обычно звучат по телевизору в анонсах новых

фильмов. К этому весь мир уже давно приучили американцы. –

Мой друг Стив передал мне, что вы интересуетесь моей

коллекцией...

– Простите?..

– Меня зовут Эрик. Эрик Густавссон.

– Но я даже не знаю вашего имени. И уже поэтому вряд ли мог

проявить интерес к вашей коллекции.

– Ха! – громко и радостно загромыхала трубка, изображая

искренний смех. – Конечно! Но если вы интересуетесь делами

Ватикана, значит, вы интересуетесь моей коллекцией!

Со времени «нечаянного» знакомства со Стивом прошло два

дня. Всего два дня им понадобилось, чтобы навести о нем

справки. Пока все сработало.

– Как насчет сегодняшнего вечера? – предложила трубка.

– Я свободен.

– Значит, в семь часов в клубе «Какаду», вы знаете, где это?

Он повесил трубку и некоторое время задумчиво смотрел на

телефон.

Позавтракав, постоялец президентского люкса заказал себе

автомобиль и уехал кататься по острову. Он притормозил в

одном из поселков, оставил машину и прошел пешком несколько

улочек. Увидев вывеску «Интернет-кафе» на двухэтажном

грязном здании, он, казалось, переменил свои планы и зашел

внутрь.

Если бы кто-то смог увидеть, зачем иностранцу вдруг

понадобился Интернет, то только бы ухмыльнулся. Постоялец

- 5 -

президентского люкса зашел на сайт фанатов какой-то кислотной

музыки и быстро отстучал на клавиатуре сообщение: «Кусик, я

торчу от твоего последнего прикола в Майами! Так держать! Твоя

музыка спасет этот поганый мир!»

Большинство фанатских сайтов автоматически пересылают друг

другу каждое подобное сообщение. Вот и приветствие

неведомому Кусику за считанные секунды промчалось по всей

Сети несколько раз и в конце концов упало на последний

запрограммированный адрес.

Здесь его уже заждались.

 

* * *

 

Сосредоточенный молодой человек в тщательно выглаженной

военной форме, увидев на музыкальном сайте только что

появившееся сообщение Кусику, быстро распечатал его, потом

так же быстро отстучал другой текст, положил обе бумаги в папку

и вышел из большой комнаты. За пятью другими компьютерами

в этой комнате сидели такие же сосредоточенные молодые люди

в военной форме.

Дежурный шифровальщик знал, что этого доклада наверху уже

давно ждут. Во второй бумаге, которую он нес в папке, «письмо

Кусику» уже было дешифровано. Впрочем, и в таком виде этот

текст мало что сказал бы непосвященному: «Акула показалась

над морем и готова заглотить наживку. Возможен скорый

переезд».

 

* * *

 

– Разрешите доложить? Крит проснулся, Николай Дмитриевич! –

отчеканил дежурный.

 

2

 

За несколько месяцев до этих событий по площади Святого

Петра в Риме энергично шагал мужчина лет сорока. Он совсем

не был похож на многочисленных туристов, рассеянно

слоняющихся вокруг и с интересом озирающихся по сторонам.

Он был довольно сухощавым и высоким – ровно настолько,

- 6 -

чтобы выглядеть весьма элегантно в своем деловом костюме.

Его можно было с уверенностью назвать привлекательным, но он

принадлежал к тому типу, который, с точки зрения других

мужчин, непременно должен нравиться женщинам, но на самом

деле женщины таких избегают, инстинктивно чувствуя, что

связываться с этим типом не стоит. Скорее всего их отпугивают в

таких мужчинах достаточно холодные глаза, но это, возможно,

потому, что они часто путают холодность с пустотой.

Это наверняка был итальянец, и скорее всего житель Рима. И на

площадь Святого Петра он пришел явно не в качестве

любознательного зеваки.

Пересекая площадь, он пару раз глянул на часы. Сегодня ему

никак нельзя было опаздывать.

Наконец он оказался около малоприметного входа недалеко от

резиденции папы и скрылся в дворцовом комплексе. Еще десять

минут ходьбы по коридорам и этажам, и перед мужчиной

показались тяжелые резные двери темного дерева.

 

* * *

 

Из всех дверей, когда-либо открывавшихся перед ним, эти были

самыми важными. Джузеппе Торно льстило, что перед

большинством простых смертных – и не только совсем уж

простых, а и перед политиками, генералами и финансовыми

магнатами – эти двери вовсе никогда не растворялись, как бы те

ни мечтали хоть раз просунуть сюда свой любопытный нос. В

мире сегодня не было даже сколько-нибудь определенного

ответа на вопрос: а существуют ли эти двери вообще? Многим

они казались выдумкой, разгоряченной фантазией журналистов

и писателей. И надо сказать, люди, имевшие сюда доступ, сами

немало сделали для того, чтобы в существование их верило как

можно меньше народу.

За всю свою долгую работу в Ватикане сам Джузеппе Торно

всего несколько раз удостаивался чести входить сюда. Каждый

вызов за эти двери значил куда больше, чем любые поощрения

и награды. Приглашение к его преосвященству автоматически

подтверждало высокий статус приглашенного и означало, что он

остается в службе на самом хорошем счету. Потому что только

лучшим из лучших доверялись самые главные секреты Святого

- 7 -

Престола, самые деликатные и тонкие поручения.

Внешне эти двери были похожи на сотни других в Ватикане. Но

Торно хорошо знал, что охранялись они даже более тщательно,

чем двери, ведущие в секретный архив – предмет вожделения

всех разведслужб и несметной армии исследователей. Хотя

считалось, что в Святом городе нет ничего сокровеннее архива.

Так и должно было быть. Если секретный архив Ватикана

существовал вполне официально, то службы, в которой уже

больше десяти лет работал Джузеппе Торно, вроде бы не было и

вовсе. Даже ему самому она порой напоминала призрак,

который внезапно появляется из ничего и так же внезапно

исчезает. О секретной службе Ватикана ходило множество

мифов и легенд, как и о всяком приличном призраке. Она

надежно прописалась в разнообразных конспирологических

романах, но еще ни разу никому не удалось заговорить о ней как

о реальности, схватить призрака за руку. Как только призрак

чересчур сильно засвечивался в реальном мире или

становилось известным его очередное имя, – а на протяжении

долгой истории Святого Престола такие случаи, конечно,

бывали, – он неизбежно таял в воздухе и исчезал на глазах у

изумленной публики. Достаточно вспомнить хотя бы начало

прошлого века, когда очертания службы стали слишком уж

видны окружающему миру. Это было еще перед Первой мировой

войной, призрак тогда носил имя «Содалитиум Пианум». Шум

вышел громкий, потому что «Содалитиум Пианум» зашла очень

уж далеко. Мало того что организация наладила довольно

тесные контакты с разными европейскими разведками, так еще и

некоторые агенты самой службы одновременно оказались

агентами Третьего бюро – военной разведки Германии. Кстати

сказать, руководил этой структурой, которая тогда официально

значилась как служба информации Святого Престола, не кто

иной, как будущий папа Пий Двенадцатый.

После весьма непродолжительного и вовремя укрощенного

публичного скандала призрак по имени «Содалитиум Пианум»

прекратил свое существование. То есть сам призрак, конечно,

никуда не исчезал. Он просто в очередной раз сменил имя, и

только.

Громкие скандалы случались и позже, но чаще всего они били

мимо цели, не нанося особого вреда службе. Обычно

- 8 -

доставалось в этом случае какому-нибудь временному

объединению иезуитов или такой организации, как «Опус Деи»,

которую журналисты обожали изображать в качестве

таинственного ордена, занимающегося темными делишками.

Похоже, Ватикан не только не смущался этими скандалами, но

негласно даже поддерживал их, – конечно, до определенной

степени, ведь очень многие в Святом городе были связаны с

«Опус Деи». С другой стороны, суета вокруг «Опус Деи»

помогала избежать слишком пристального внимания к самой

службе.

 

* * *

 

Дело было, конечно, не в том, как теперь называлась служба, а в

том, где она скрывалась и чем занималась.

Конспирация была продумана и соблюдена настолько

тщательно, что даже Джузеппе Торно, проработавший много лет

на разных направлениях службы, не смог бы ответить на эти

вопросы. Сам он числился в штате Конгрегации семинарий,

университетов и исследований, его коллеги были разбросаны по

другим подразделениям Ватикана. Иными словами, официально

Службы не было, и всегда можно было с легким сердцем

отрицать сам факт ее существования, – следов в документах все

равно бы не нашли.

Торно затруднился бы четко определить круг занятий службы. В

свое время он несколько лет занимался поиском и изучением

разного рода артефактов и проверял достоверность сведений о

тех или иных необычных явлениях. Сигналов о необычных

событиях было довольно много, и, разумеется, почти все они

были ложными, но специалисты службы все равно ездили по

всему миру, чтобы установить их возможную подлинность и,

главное, понять, могут ли они иметь божественное

происхождение. Не меньшее любопытство служба проявляла и к

источникам информации, самым тесным образом была

переплетенной с политическими интригами и новейшими научно

техническими разработками. Подобные задания Джузеппе Торно

также приходилось выполнять в разных странах. Но чем бы он

ни занимался, в большинстве случаев его работа носила

достаточно рутинный для службы характер. Сюда, за двери, его,

- 9 -

как и других сотрудников службы, вызывали очень редко. И

основания для такого вызова должны были быть самыми

серьезными.

 

* * *

 

Правила, по которым его преосвященство строил беседу,

нисколько не изменились за ту пару лет, которая прошла со

времени прошлой аудиенции. Сначала кардинал предпочел

немного поговорить о погоде, потом невзначай дал понять, как

высоко он и служба ценят заслуги Джузеппе Торно. Потом

перевел разговор на теологический факультет Оксфорда, где

учился Торно и где его, собственно говоря, и приметила служба.

Пока они обменивались этими ни к чему не обязывающими

фразами, кардинал словно сканировал своего собеседника,

стараясь понять, прежний ли Джузеппе Торно сейчас сидит

перед ним. Такой же он, как два года назад, или что-то

изменилось с тех пор в его душе?

Кардиналу было уже много лет. Кожа на его лице со временем

стала матовой и начала словно светиться изнутри, но это не

было признаком никак не святости, а всего лишь возраста его

преосвященства. Глаза, впрочем, оставались такими же живыми

и цепкими, как и прежде. Старость кардинала, очевидная для

всех, в том числе и для него самого, отнюдь не предвещала того,

что он может в скором времени оставить службу, которую

возглавлял уже очень давно.

 

* * *

 

...Видимо, его преосвященство остался доволен результатами

своей проверки, потому что он не стал затягивать прелюдию и

довольно скоро перешел к делу. Он было поинтересовался,

какие богословские книги Торно прочел за последнее время, но

ответа не дослушал. Прервав сотрудника на полуслове,

кардинал тут же обозначил суть вопроса, по которому он

пригласил его к себе.

– Речь пойдет о Фатимском деле, – сказал он.

 

* * *

- 10 -

Теперь Торно понял, почему его удостоили такой высокой чести.

Фатимское дело было едва ли не главной заботой Святого

Престола по крайней мере в течение всего двадцатого века.

Тринадцатого мая тысяча девятьсот семнадцатого года около

деревушки Фатима в ста пятидесяти километрах от Лиссабона

трем маленьким детям, которые пасли овец, явилась Дева

Мария. И с тех пор она являлась им каждое тринадцатое число

каждого месяца до октября. Она открыла им три пророчества,

наказав передать их людям. Она также сказала двум младшим

детям, что вскоре они умрут, а старшей, Люсии, придется жить

очень долго. И в последний свой приход на Землю она явила

толпам людей чудо, чтобы они поверили в то, что расскажут

дети о ее приходе. И солнце плясало как сумасшедшее на

вечернем небе. В европейских газетах семнадцатого года любой

сомневающийся может и сегодня найти эти фантастические

фотографии. На них видно, как целые толпы людей завороженно

смотрят на скачущее над горизонтом солнце. Ученые так и не

смогли найти этому никакого объяснения. И это было чудо,

узаконенное потом Ватиканом. Двое младших детей – Франческа

и Джакинта – в восемнадцатом году действительно умерли от

«испанки», а вот Люсия жила еще очень долго...

Люсия, единственная грамотная из этих детей, записала

пророчества Девы Марии, а записка попала к

священнослужителям. Она просто сообщила в ней то, что

увидела, потому что Дева Мария не рассказывала детям свои

пророчества, а показывала им видения.

В тридцатом году после тщательного расследования

специальный комитет Ватикана официально признал и чудо,

явленное Марией, и возвещенные ею пророчества. Когда

кардинал Пачелли стал папой Пием Двенадцатым, ему передали

записку маленькой Люсии. Но в этой записке было только два

пророчества.

В сорок втором Пий Двенадцатый разрешил их обнародовать.

Один из «секретов Фатимы» касался Первой мировой войны.

Говорят, что Дева Мария показала португальским детишкам ад и

мучающиеся там души грешников. И это пророчество гласило,

что за этой войной последует новая, еще более ужасная, если

люди не обретут веру. Второй «секрет Фатимы» говорил о

России, которая попала в беду и которую надлежит освободить

- 11 -

от коммунизма.

А вот третий секрет...

 

* * *

 

Недоброжелатели Святого Престола считали, что Ватикан, как

всегда, схитрил. По их версии, Дева Мария в семнадцатом году

предупредила Ватикан как раз о том, что он должен употребить

всю свою энергию, чтобы изменить ситуацию в России. Но

Ватикан тогда все оставил в тайне и ничего не предпринял, зато

в сорок втором папа Пий Двенадцатый сделал просто

роскошный подарок нацистам, огласив второй секрет... Потом

папы затеяли странные игры с оставшимся третьим секретом.

 

* * *

 

Дева Мария предупредила Люсию о том, чтобы ее третий секрет

она записала отдельно и передала людям только в

шестидесятом году. Люсия так и сделала. Она запечатала это

письмо воском и отдала его местному священнику из Фатимы, а

тот уже переправил его в Ватикан. Говорят, что все папы

римские читали потом это письмо, но никто не понял смысл

пророчества. Хотя прочитавшие его были немало напуганы... Вот

только оставалось неясным, что их так напугало. Записка Люсии

была строго засекречена и долгое время хранилась в особом

сейфе Святого Престола. За ее неприкосновенность отвечала

служба. Об этом распорядился польский католик Войтыла,

ставший папой римским Иоанном Павлом Вторым. Одни говорят,

что, прочитав письмо Люсии, он смертельно побледнел, а другие

утверждают, что и вовсе упал в обморок. Так или иначе, этот

папа был единственным, кто почувствовал, что третий секрет

касается лично его.

Это было самое странное из всех видений, которое Дева Мария

показала детям. На горе стоял огромный крест, к которому шла

длинная процессия, а во главе ее был прелат в торжественных

одеяниях католической церкви. И вдруг ангел возмездия

взмахнул рукой, и по процессии был открыт огонь. И прелат,

шедший впереди, упал на землю, истекая кровью... И ровно

тринадцатого мая восемьдесят первого года террорист из

- 12 -

организации «серые волки» Али Агджа стрелял в Иоанна Павла

Второго. А потом чудом выживший папа поехал к нему в тюрьму

и долго говорил с ним о чем-то один на один. После беседы

стало известно, что папа римский простил стрелявшего. Но еще

до этого – через год после покушения – Иоанн Павел Второй

отправился в Португалию и встретился там с сестрой Люсией.

Она прожила долго и умерла в возрасте девяноста восьми лет.

Как и предсказывала Святая Дева Мария.

 

* * *

 

– Итак, Святая Церковь поставила точку в этой сложной

истории... – сказал кардинал, внимательно поглядывая на Торно.

Казалось, все это время он подслушивал его мысли.

«Как бы не так», – подумал про себя Торно, согласно кивнув

словам кардинала. Он ясно почувствовал полувопросительную

интонацию в голосе его преосвященства, словно кардинал

проверял, уж не сомневается ли его сотрудник в том, что эта

точка действительно поставлена. Кардинал, конечно, был прав в

своих подозрениях, и очень хорошо, что он решил не проверять

до конца свою догадку. В конце концов, не за этим он позвал

доктора Торно.

 

* * *

 

На самом деле в истории с третьим секретом Фатимы между тем

оставалось много неясного. По крайней мере для Торно.

Пожалуй, главным вопросом оставалось, почему Ватикан так

долго не отдавал этот секрет, хотя ведь сестра Люсия передала,

что Фатимская Дева разрешила это сделать еще в

шестидесятом. Мимо такой нестыковки не в состоянии был

пройти ни один исследователь. В том числе, конечно, и Джузеппе

Торно, задавшийся этим вопросом еще во времена учебы в

Оксфорде. Уж не возомнил ли Святой Престол, будто лучше

самой Девы Марии разбирается, что и когда именно предавать

огласке на земле? Такая крамольная мысль могла еще прийти в

голову студента теологии Торно, – да она, что уж тут скрывать, и

посещала его тогда не раз, – но потом, получив работу в Святом

городе, он постарался раз и навсегда от нее избавиться.

- 13 -

Другой не менее существенный вопрос заключался в смысле

самого третьего предсказания. По версии, которую огласил в

двухтысячном году Ватикан, получалось, что третье пророчество

следовало трактовать как предупреждение о покушении на главу

Святого Престола. Откровенно говоря, эта версия несколько

смущала доктора теологии Торно. Ему казалось, что возможное

покушение, пусть даже на самого папу, все-таки мелочь для

такой фигуры, как Дева Мария. И уж точно мало годится на роль

третьего секрета, самого главного из всех.

К тому же еще в восьмидесятом году папа римский, будучи в

Фулде, допустил неосторожную утечку информации. Он уже

тогда сказал, что третий секрет предвещает огромные перемены

для очень многих стран. Сомнительно, что он имел в виду

покушение на собственную персону, – Иоанн Павел Второй был

человеком крайне скромным. Об этом Торно знал не

понаслышке.

 

* * *

 

– ... Но наши противники не хотят успокаиваться на очевидном, –

задумчиво произнес его преосвященство, и в этом негромком

голосе Торно почудился легкий упрек, адресованный лично ему.

Дескать, было бы весьма неприятно, синьор Торно, узнать, что

вы относитесь к числу этих самых противников... «Нет, – тут же

отогнал от себя такую вероятность Торно. – Вряд ли кардинал

захотел этой встречи только для того, чтобы понять, что

происходит в голове его сотрудника. Точно так же вряд ли Дева

Мария решила показаться на земле лишь для того, чтобы

предупредить папу о теракте». – В последнее время мы

получаем известия, что скоро пустят в ход некие бумаги, которые

выдают за дневники сестры Люсии, – скорбным голосом

сообщил наконец его преосвященство.

Практически всю свою взрослую жизнь до самой смерти сестра

Люсия содержалась в португальском монастыре кармелиток,

напомнил себе Торно. В двадцать первом году, как только

начинается официальное католическое расследование этой

истории, девочку отдают на обучение в Опорто – в монастырский

пансион сестер Святой Доротеи. Перед этим ее вызывает к себе

и инструктирует епископ Лейрийский Жозе Коррейа да Сильва.

- 14 -

Ей строго-настрого запрещают что-либо рассказывать о том, что

она видела и слышала во время встреч с Фатимской Девой. Ей

даже запрещают говорить сестрам в пансионе о том, кто она

сама и откуда приехала. И всякий раз, когда наступает время

каникул, епископ Лейрийский приезжает за девочкой и забирает

ее с собой. А с сорок восьмого года Люсию перевозят в

монастырь кармелиток в Коимбре, там она и живет уже

пятьдесят семь лет. То есть все это время она находилась под

строгим присмотром Святой Церкви. Что касается ее записей и

дневников, то частично они уже были опубликованы...

– Речь, разумеется, идет не о тех записях сестры Люсии, о

которых нам хорошо известно, – тут же пояснил его

преосвященство, опять уловив, о чем думает собеседник. – Речь

идет о каких-то тайных дневниках, – уточнил кардинал.

Презрительная интонация, с которой кардинал отозвался о

тайных дневниках, должна была свидетельствовать, что его

преосвященство, конечно, и мысли не допускает, будто

благочестивая сестра Люсия могла вести какие-то записи втайне

от Святой Церкви. И тем не менее он не сказал ни слова

сомнения о достоверности этих записей. Он не сказал, что

сестра Люсия якобы писала дневник, что такой дневник якобы

существует.

Это не укрылось от внимания Торно. И теперь он был смущен.

– Мой дорогой Джузеппе, – сказал кардинал, поднимая наконец

глаза на Торно. – Мы бы хотели, чтобы вы занялись этой

проблемой. Нельзя допустить, чтобы у врагов Святой Церкви

появилось новое оружие. Нужно заблаговременно дать понять

миру, что эти тайные дневники – фикция, обман.

Торно почтительно склонил голову, давая понять, что осознал

важность поручения.

 

* * *

 

Попрощавшись с Джузеппе Торно, кардинал уставился в одну

точку. Он знал, что сегодня целый день будет думать только о

сестре Люсии. Такое уж было свойство у этой старой монахини.

Кардинал был одним из немногих в мире, кто лично знал сестру

Люсию. Было бы ошибкой говорить, что он знал ее хорошо, но

несколько раз его преосвященство присутствовал при встречах с

- 15 -

ней высших иерархов Святого Престола. Кардинал обычно

славился своей способностью интуитивно проникать в сознание

других людей, по крайней мере чувствовать их. В случае же с

сестрой Люсией он почувствовал себя беспомощным. Казалось,

ее закрывал некий экран, служивший ей надежным щитом при

малейшей попытке приблизиться к ее душе.

Кардинал вздохнул. Да, сегодня он обречен вспоминать ее

целый день. Ту, которую безошибочно выбрала для своей миссии

Фатимская Дева. Монахиню, сам факт существования которой

занимал умы многих в прошлом веке...

 

3

 

...Радио в «мерседесе» штандартенфюрера СС Дитера Рабе

выдало противный гудок вызова. Рабе покосился на часы, это

был уже третий раз за последние полтора часа, и он ни капли не

сомневался, что его опять вызывают из резиденции Гиммлера в

Вевельсбурге. Так и оказалось. Дежурный офицер, понимая всю

нелепость своего положения, первым делом принес свои

извинения. Но его торопил генерал Карл Вольф – личный

адъютант Гиммлера, а на того, в свою очередь, давил сам

рейхсфюрер СС, и оба они чуть ли не каждые четверть часа

интересовались, когда наконец в крепость прибудет

штандартенфюрер Рабе. Он уже час назад проехал через

Паденборг, так что до крепости ему оставалось всего ничего, и в

резиденции это было хорошо известно. Но Гиммлер, насколько

мог судить Рабе по нервным звонкам, впал в очередной приступ

истерической мнительности. Такого рода легкие истерики с

рейхсфюрером случались в последнее время довольно часто,

хотя сам Гиммлер этого факта старался не признавать. Словно

для того, чтобы сгладить неблагоприятное впечатление, которое

неврастенические приступы могли произвести на окружающих,

он стал всячески укреплять легенду о своей невозмутимости и

хладнокровии, которыми, надо сказать, никогда в жизни не

отличался. Его настоящей природной чертой всегда была

пунктуальность, это правда, но ему давно нравилось, когда его

воспринимали еще и как крайне невозмутимого и выдержанного

человека. Присоединить же к образу пунктуальной личности еще

и невозмутимость не представлялось ему чем-то сложным. Он

- 16 -

искренне считал, что с приступами повышенной нервной

возбудимости – именно так он определял свою неврастению –

он способен справляться сам, когда оставался в одиночестве.

Таким образом, она должна была оставаться тайной для

окружающих, его личной тайной. Может быть, так поначалу и

было, но шло время, и вот он уже сам не всегда замечал, что

ситуация выходит из-под контроля и неврастенические вспышки

легко прорываются наружу в присутствии посторонних. Его

недоброжелатели связывали все более заметную

неуравновешенность рейхсфюрера с тем, что в свое время он

слишком сильно увлекся мистицизмом и окружил себя весьма

сомнительными личностями, которые все больше и больше

подчиняли его психику своему пагубному влиянию. Чего стоил

хотя бы старик Карл Мария Виллигут, убедивший рейхсфюрера

устроить свою главную духовную резиденцию именно в крепости

Вевельсбург, на самом западе Германии, и обосновавший это

тем, что она находится посередине магического треугольника.

Кроме Гиммлера, он мало кому нравился: одни в СС считали его

откровенным, хотя и очень удачливым шарлатаном, другие –

просто сумасшедшим.

Гиммлер же, не обращая внимания на злопыхателей, возвысил

Виллигута до группенфюрера СС, причем в СС старый мистик

принял имя Вайстора – одно из имен, которыми назывался

великий бог Один. Именно Виллигут-Вайстор и опутал Гиммлера

паутиной мистицизма и оккультных наук. Нередко он являлся

перед группенфюрером в крайне возбужденном состоянии и

рассказывал ему свои сны, которые, впрочем, сложно было

назвать снами. Это было нечто среднее между сновидениями и

галлюцинациями. Но посвященные, к которым стал относить

себя и рейхсфюрер, знали, о чем идет речь. Карл Мария

Виллигут, происходивший из очень древнего и

аристократического германского рода, считывал во время этих

видений важные сведения из своей родовой памяти. Поскольку

трактовка этих видений чаще всего была благоприятна для

самого Гиммлера, а иногда и откровенно льстила его самолюбию

и непомерным амбициям, рейхсфюрер очень внимательно

относился к информации, получаемой из родовой памяти

Виллигута.

Со временем, правда, группенфюрер Вайстор, к радости

- 17 -

завистников, резко сдал позиции. Сыграли роль и доносы,

которые на него активно строчили соратники по СС, а также,

наверное, то обстоятельство, что в какой-то момент в дело

вмешались уже противники самого рейхсфюрера, которые

просто использовали старика в собственных интересах. Их

главной задачей было максимально скомпрометировать

Гиммлера в глазах фюрера. Своей конечной цели – сместить

рейхсфюрера СС с Олимпа Третьего рейха – они, конечно, не

достигли, но определенного охлаждения в отношении к нему

фюрера на какое-то время добились. Именно в этот период

Гитлер довольно едко, и нередко на людях, высмеивал

болезненную зависимость рейхсфюрера СС от мистических

суеверий. Так или иначе, фюрер ни разу не посетил крепость

Вевельсбург, где для него были отведены особые покои,

которые, конечно, никто никогда не занимал.

Так что влияние на рейхсфюрера Виллигут потерял, но дело

свое сделать успел: Гиммлер попал в патологическую

зависимость от «знаков судьбы» и прочих эзотерических

слабостей. Сам же Виллигут уже к тридцать девятому году

оказался полностью не у дел, – одичавший генерал СС бродил

по окрестностям Вевельсбурга и изредка заговаривал с

местными крестьянами, наводя на них суеверный ужас.

Гиммлеру к тому времени было уже не до причудливого старика

– начиналась война, а вместе с ней совершенно новая, особая

жизнь для империи СС.

 

* * *

 

Горная дорога плавно изогнулась, и штандартенфюрер Рабе

увидел внизу огромный угрюмый дом темно-коричневого цвета.

Это было личное поместье рейхсфюрера СС Гиммлера,

купленное им лично для себя в середине тридцатых, как только

он облюбовал себе гнездо в Вевельсбурге. Рабе слышал про

этот дом – раньше здесь находилась специальная школа

лечебница для детей с психическими отклонениями.

Рейхсфюрер выкупил здание с землей, при этом ему даже

пришлось залезть в долги в партийной кассе. А вот с крепостью

Вевельсбург, которую он мечтал превратить в мировую столицу

империи СС, – разумеется, к тому моменту, когда СС уже

- 18 -

завоюет весь мир, – в долги влезать не пришлось. Она обошлась

финансовому управлению ровно в одну германскую марку.

Такова была официальная цена, которую Гиммлер заплатил за

крепость.

Рабе впервые увидел дом рейхсфюрера своими глазами и

подивился тому, как можно было его покупать, да еще влезая

ради этого в долги. Более уродливого и неприветливого здания

видеть ему раньше никогда не приходилось. Рабе показалось,

что не то чтобы жить в таком доме, даже наблюдать его с

безопасного расстояния – и то почему-то было страшно.

Объяснить такую покупку можно было разве что близостью этого

мрачного жилища с крепостью Вевельсбург. Штандартенфюреру

оставалось туда ехать не более пятнадцати – двадцати минут.

Хотя, может быть, как раз мрачность и привлекла рейхсфюрера,

продолжал размышлять Рабе. Он уже рассмотрел дом и теперь

снова набрал скорость. Может быть, Гиммлер выбрал этот

веселенький домик для того, чтобы проводить здесь какие

нибудь свои тайные мессы.

Сам Дитер Рабе не относился к поклонникам модных в СС

тайных знаний. Мода эта шла от верхов, многие вожди в рейхе,

включая фюрера, начали свою карьеру в тайных мистических

обществах. Гиммлер, кстати сказать, в них отметиться не успел,

он вообще поначалу был на обочине, пока солнце национал

социализма еще только вставало над страной. Может быть,

поэтому он так активно постарался наверстать упущенное, когда

уже добился власти.

Рабе в отличие от охотно играющих в мистику старших

товарищей всегда оставался трезвомыслящим прагматиком.

Именно прагматизм и привел его в свое время в СС, когда он

понял, что для быстрого карьерного роста членство в этой

организации ему совершенно необходимо. Хорошо владея

испанским и португальским, он начал карьеру в министерстве

иностранных дел и зарекомендовал себя специалистом по

Иберийскому полуострову. Вскоре, однако, Рабе сменил место

службы, перейдя в абвер. «Иберийцы» активно потребовались

военной разведке. На то было несколько причин.

Географическое положение этого южно-европейского региона

само по себе делало его оптимальным плацдармом для ведения

радиотехнической разведки во всем мире. Та же география

- 19 -

подразумевала самые широкие возможности для военно-морских

сил. Кроме того, полуостров с начала войны превратился в

своеобразный предбанник для разведывательной сети в Южной

Америке, откуда планировались уже операции против

Соединенных Штатов. Наконец, именно на Иберийском

полуострове шеф военной разведки адмирал Канарис

располагал самыми широкими связями и огромным влиянием.

Словом, Испания и Португалия были переполнены

конспиративными базами и связными точками абвера.

 

* * *

 

Штандартенфюрер Рабе предполагал, что именно в качестве

специалиста по этому региону он и понадобился теперь

рейхсфюреру СС. Судя по назойливым вызовам радио, дело

носило весьма срочный характер. Вот, пожалуй, и все, о чем мог

догадываться Рабе, подъезжая к крепости Вевельсбург.

Миновав три поста охраны, «мерседес» Рабе въехал в

просторный внутренний двор крепости. Он слышал раньше

разные рассказы о том, как устроена жизнь в этой таинственной

крепости, но сам видел ее сейчас впервые.

Первое, что бросалось в глаза: тщательный косметический

ремонт как с внешней стороны зданий, так и в помещениях.

Одной из главных целей ремонта было, судя по всему, полное

уничтожение любых напоминаний о том, что некогда эта

крепость служила резиденцией местного епископа. Кресты и

любая другая христианская символика были сбиты или стерты

со стен, мебель, на которой могли находиться церковные

символы, заменена. Вместо церковных знаков теперь везде

красовались другие – древнегерманские руны. Они должны были

напоминать членам СС, что жизнь в этой организации подчинена

руническому календарю и языческим традициям и праздникам. В

бывшей молельной, которая находилась в отдельном отсеке

крепости, отныне располагался зал обергруппенфюреров СС с

двенадцатью каменными креслами и свастикой, вмонтированной

под купол.

Пожалуй, единственными помещениями, которые не претерпели

никаких изменений, были темницы и камеры пыток со

старинными инструментами, оставшиеся в крепости со времен

- 20 -

святой инквизиции. Их рейхсфюрер распорядился оставить в

качестве назидательного исторического памятника.

 

* * *

 

У рейхсфюрера с церковью были сложные отношения. Именно

Гиммлер – некогда достаточно набожный человек – стал в

нацистской партии одним из тех, кто призывал к открытому

конфликту с церковниками. Гремучая смесь древнегерманского

язычества и восточных оккультных знаний, которая так сильно

пьянила головы некоторым вождям, сама по себе исключала

любые благопристойные отношения с лютеранской и

католической церковью. И все же это была второстепенная

причина. Первая же, и главная, заключалась в том, что сама

идеология национал-социализма задумывалась как религия, и

потому никакая другая религия рейху уже была не нужна. Речь

шла о господстве над разумом и сознанием нации, а

христианская церковь как раз в этом могла вполне успешно

конкурировать с вождями рейха, что последних несколько

огорчало.

Но так или иначе война до победного конца с церковью у

рейхсмаршала СС не удалась. Попытки тотального запрета на

посещения христианских храмов и соблюдение христианских

обычаев ничего не принесли, кроме ропота недовольства,

который стал отчетливо слышен в корпусе СС. И тогда пришлось

пойти на попятную, очень осторожно соблюдая довольно шаткий

баланс между репрессиями против деятелей церкви и некоторых

послаблений в общей атаке на религию. Запреты на

приверженность христианским традициям задним числом были

ослаблены, – просто перестали наказывать тех, кто их нарушал.

Позже пришлось отменить и сами запреты. В эту ситуацию то и

дело еще вмешивался Ватикан, с которым Берлин играл в

особую игру, пытаясь добиться от папы признания. Святой

Престол вел себя при этом, с точки зрения Берлина, изменчиво и

нелогично.

 

* * *

 

Штандартенфюрер Дитрих Рабе не зря размышлял на эти темы,

- 21 -

пока поднимался в приемную рейхсфюрера вслед за младшим

адъютантом, встретившим его на пороге главного корпуса.

Именно о Святом Престоле и собирался поговорить с офицером

абвера рейхсфюрер СС.

Кабинет Гиммлера был сильно затемнен. «Вероятно, ему так

удобнее рассуждать о любимых мистических материях», –

довольно неприязненно подумал про себя штандартенфюрер

Рабе, оказавшись один на один с шефом СС. Он, наверное, и

ездит все время в такую даль, в этот Вевельсбург, чтобы только

ощутить себя в великом магическом треугольнике этаким

Мерлином рейха. Пожалуй, только этим и можно было объяснить

не очень логичное с точки зрения ситуации и географии

расположение столицы СС – в западных германских лесах,

вдали от берлинского центра всей политической и военной

жизни. «Сколько же времени и горючего уходит впустую, и это

когда нация воюет!» – уныло подумал Рабе. Впрочем, эту совсем

уж неуместную мысль он быстро отогнал от себя. Нельзя было

сказать, что поездка в вевельсбургскую резиденцию Гиммлера

оказалась Рабе в тягость. Не так уж часто тебе в жизни

выпадает шанс, если вообще выпадает, – обсудить с глазу на

глаз с рейхсфюрером СС какие-то государственные секреты.

Именно так складываются блестящие карьеры.

Гиммлер сделал вид, что штандартенфюрер своим визитом

оторвал его от каких-то очень важных дел. «Можно подумать, не

по твоей милости меня вызывали по радио каждые полчаса», –

заметил про себя Рабе. Он обратил внимание на то, что теперь

рейхсфюрер играл одну из своих любимых ролей – мудрую

невозмутимость.

Впрочем, все эти психологические наблюдения сейчас были для

Рабе совершенно второстепенными. Сказать по правде, он был

очень сильно заинтригован, и больше всего на свете ему

хотелось узнать, зачем его вызвал в Вевельсбург всесильный и

непотопляемый шеф СС. Рабе был готов услышать от

рейхсфюрера все, что угодно. Пожалуй, за исключением только

того, что он услышал.

 

* * *

 

– Что вы знаете о Фатимской Деве, штандартенфюрер? –

- 22 -

Именно с таким вопросом Гиммлер обратился к Рабе.

«Только не это!» – пронеслось в голове у того. Сейчас

выяснится, что это новое мистическое увлечение рейхсфюрера.

И ради того, чтобы побеседовать об этом, он и выдернул

штандартенфюрера абвера из Берлина? Дело, однако,

оказалось несколько серьезнее.

Поддержать разговор об истории Фатимской Девы Рабе

поначалу удалось. К счастью, тексты, связанные с ней, были

включены в учебники португальского, по которым он учился.

Португальцы слишком гордились этим своим главным чудом,

чтобы упустить такой шанс и не напомнить о нем иностранным

студентам.

Постепенно штандартенфюрер начал понимать, куда клонит

Гиммлер. Похоже, он решил сделать фатимское чудо своим

собственным открытием. Разумеется, открытием в интересах

рейха.

– История довольно любопытная, – задумчиво констатировал

рейхсфюрер, блеснув своими знаменитыми на весь мир очками.

– Любопытная, но какая-то очень невнятная, – позволил себе

легкую ремарку Рабе. Гиммлер на мгновение взглянул на него с

интересом, но тут же этот интерес потерял.

– Невнятна не сама история, – нарочито мудрым голосом сказал

рейхсфюрер и сам собой залюбовался. – Невнятной, как обычно,

остается роль Ватикана.

Слово «Ватикан» он произнес с плохо скрываемым

раздражением. Рабе сразу это уловил, вспомнив о больной

мозоли Гиммлера, и решил обязательно использовать этот

мотивчик в дальнейшем разговоре.

– Папе понадобилось чуть ли не пятнадцать лет, чтобы вообще

признать, что в Фатиме произошло нечто существенное, –

напомнил рейхсфюрер. – А на днях епископ Лейрийский собрал

журналистов с одной только целью. Он разрешил им

сфотографировать некий запечатанный конверт, в котором якобы

хранится третий секрет Фатимы, записанный этой сестрой

Люсией.

«Ах вот почему он зацепился за эту тему!» – понял Рабе. Эта

новость о епископе и конверте прошла мимо него, слишком

много работы было в последнее время. Да и, честно сказать,

если бы даже эта новость попалась ему на глаза, вряд ли он

- 23 -

вообще обратил бы на нее внимание.

– Надеюсь, вы не думаете, штандартенфюрер, что я склонен

верить каким-то сказкам, которые придумали церковники. К тому

же ватиканские церковники, – насупился Гиммлер, тяжело глядя

на Рабе. – Но если уж они придумали такую игру, то почему бы

ее не поддержать? Меня интересует не легенда про Святую

Деву. Меня интересует то влияние на умы, которое эта легенда

имеет на сегодняшний день. Если верить всем этим статьям про

многотысячные толпы паломников, то почему бы этим

страждущим не предложить себя вместо Девы Марии?

Рейхсфюрер замолчал и выжидательно посмотрел на Рабе.

– Простите, рейхсфюрер, я не вполне понимаю, каким образом...

– соврал Рабе и для убедительности начал делать вид, что с

трудом пытается подобрать правильные слова.

Гиммлеру такая реакция понравилась. Он не видел ничего

удивительного в том, что его подчиненным с ходу не удается

осмыслить его тайный замысел.

– Пий Двенадцатый придумал какую-то великую тайну и теперь

делает вид, что страшно боится открыть ее миру, – улыбнулся

вдруг Гиммлер. – Не самый умный ход, но вполне в его духе.

Если он владеет таким страшным секретом, которого сам же и

боится, то что остается делать его пастве? Бояться еще больше

и при этом почитать до небес своего папу. Остроумно, не правда

ли?

«Сейчас самое время», – подумал Рабе и задумчиво произнес:

– Но умные люди уже давно устали от фокусов Ватикана...

Гиммлер быстро взглянул на Рабе. Этот штандартенфюрер

нравился ему все больше и больше. Пожалуй, он сделал

правильный выбор...

– Умные, по обыкновению, в меньшинстве. Ватикан имеет

громадное влияние, и мы не вправе скидывать это со счетов. – В

голосе рейхсфюрера зазвучала искренняя печаль.

– На сегодняшний день носителями этой очень страшной тайны,

которую они называют «третьим секретом Фатимы», остаются

пара португальских епископов и сама сестра Люсия, – напомнил

Гиммлер. – Кстати, епископы, как и сам папа, тоже не в счет. По

той же легенде, которую они распространяют в газетах, конверт с

запиской сестры Люсии никому не позволено вскрывать еще

несколько лет. Так что если Пий Двенадцатый вдруг скажет, что

- 24 -

он знает этот секрет, получится, что нарушил запрет самой Девы

Марии, ха!

«Час от часу не легче», – подумал с тоской Дитер Рабе,

наблюдая за рехйсфюрером, который с каждой секундой

приходил во все больший азарт от собственной идеи. Так вот что

он придумал – выкрасть сестру Люсию из португальского

монастыря кармелиток, привезти ее в Берлин и хорошенько

обработать. А потом шумная пресс-конференция на весь мир, и

изумленное человечество узнает от самой Люсии, лично

встречавшейся с Девой Марией, третий секрет, состоящий в том,

что именно Третий германский рейх и есть Божье оружие,

которым цивилизация сможет победить большевизм. А что? Все

очень даже логично, если учесть, что в известных уже

откровениях Фатимская Дева как раз предупреждала людей о

катастрофе, которая случится в России, но случится для всего

мира. А почему Ватикан не открывает миру этот важный секрет,

как раз очень понятно. Чтобы не признать истинную миссию

рейха и фюрера. А сестра Люсия, конечно, перебежит на сторону

рейха сама, по собственному желанию, чтобы исполнить только

волю Святой Девы. Абверу остается только освободить

несчастную монахиню из застенков Ватикана, устроенных под

сенью монастыря кармелиток. «А что, красиво, – подумал Рабе.

– Во всяком случае, не так уж плохо для рейхсфюрера. И

главное, что здесь уж такого невозможного?»

 

* * *

 

...Это все плюсы. А теперь пора взглянуть на минусы.

Минус первый и главный. Если операция сорвется хоть в одном

звене – а от такого никто никогда не гарантирован – и дело

обернется скандалом, Святая Церковь уже не будет соблюдать

свой подчеркнутый нейтралитет. Будьте спокойны, папа устроит

нам такую пресс-конференцию, что мало никому не покажется.

Все тонкие кружева отношений с Ватиканом, которые с таким

трудом, шаг за шагом плетет Берлин, пытаясь добиться хоть

какой-то благосклонности папы, летят к чертовой матери в одно

мгновение! К чертовой матери летит и политический курс,

заданный самим фюрером! Чья это была идея выкрасть сестру

Люсию из-под носа у Ватикана? Старого доброго Гиммлера, это

- 25 -

он все придумал – на свой страх и риск. А кто исполнял это

идиотское поручение, граничащее с изменой? Абвер исполнял. А

кто именно в абвере, позвольте спросить? Ах, штандартенфюрер

Рабе, очень мило! Не волнуйтесь, его уже отослали на русский

фронт. Как?! Только на русский фронт? Да нет, голубчики, вы его

оттуда верните. Его место не на фронте, а в лагере.

Колеблющиеся в Европе перестанут быть колеблющимися и

перейдут в стан непримиримых врагов рейха. Католики в самой

Германии тоже рано или поздно пронюхают о случившемся, ведь

церковь в конечном итоге рейхсфюрер так и не смог здесь

запретить...

Теперь минусы помельче.

Те агентурные наработки, которые уже сегодня существуют у

германской военной разведки в церковных кругах в Европе,

также, понятное дело, будут уничтожены в один момент. Будет

поставлена под сокрушительный удар вся инфраструктура,

которой сегодня абвер располагает в Испании и Португалии.

Пусть генерал Франко никогда не был лучшим другом фюрера,

но после такого он сможет вполне стать и воюющим врагом. Не

говоря уже об итальянском дуче, которому просто не оставят

выбора, когда затронут честь Ватикана.

На этом фоне реакция шефа абвера адмирала Вильгельма

Канариса выглядит, конечно, сущей мелочью. То, что офицер

абвера Дитер Рабе будет выполнять личное поручение

рейхсфюрера, так сказать, по особой линии, – это куда ни шло,

но об этом придется поставить в известность адмирала. Если же

Канарис пронюхает, что под удар может быть поставлена его

любимая Иберия, которая сплошь и рядом населена его

лучшими друзьями, то штандартенфюрера Рабе в конце концов

могут просто взять и потерять как физическое тело. И найти его

в этом случае не сможет даже рейхсфюрер СС со всей своей

великой империей.

Наконец, оставался еще один совершеннейший пустяк.

Собственная интуиция штандартенфюрера Рабе. А может быть,

это была и не интуиция вовсе, а просто какой-то внутренний

барьер. Рабе не был религиозным человеком. Не то чтобы он

был атеистом, просто вопрос о существовании Бога и своем к

нему отношении он давно уже откладывал на потом. Таких

людей, которые большую часть своей жизни откладывают

- 26 -

решение этого вопроса на потом, на самом деле не так уж и

мало, особенно теперь в рейхе. Но в глубине души он почему-то

почувствовал, что в случае с Фатимской Девой и сестрой Люсией

черту переступать не нужно. Что-то его останавливало. Что-то

еще – помимо обычного профессионального анализа ситуации.

Он так и не смог себе объяснить, что именно это было, – ни

тогда, когда слушал Гиммлера, ни позже. Позже он, наверное,

просто не успел этого сделать. Как и главный вопрос – о том, как

ему относиться к Богу, – он оставил на потом. Через год он погиб

во время диверсионной операции в Италии, а на вопросы

ответить так и не успел.

 

* * *

 

...Рабе внимательно посмотрел на Гиммлера. Было заметно, что

тот вовсе не задумывался обо всех мелочах, которые только что

пришли в голову штандартенфюреру. Гиммлер был слишком

увлечен тем великолепным и шокирующим эффектом, который

способно было дать чудесное явление сестры Люсии в Берлине.

– Ожидаются какие-либо согласования этой операции? –

спросил Рабе, хотя и понимал, что зря задает этот вопрос.

– Вы сошли с ума, штандартенфюрер! – ледяным голосом

ответил Гиммлер.

«Ну да, – с тоской подумал Рабе, – не дай Бог с кем-нибудь

поделиться такой гениальной идеей».

– Но руководство абвера... – сделал последнюю слабую попытку

Рабе, хотя в этом кабинете она не имела никакого шанса на

успех.

– Ваше руководство будет знать лишь о том, что вы

прикомандированы лично к моему штабу на время проведения

специальной операции. Больше никаких деталей. Вам будет

придана команда особого назначения, которая никакого

отношения к вашему адмиралу не имеет. Это команда из моего

личного резерва.

«Наверное, большие профессионалы, – мрачно подумал Рабе. –

Таких-то мне теперь и надо».

 

* * *

 

- 27 -

– Желаете переночевать в крепости? – спросил ожидавший в

приемной младший адъютант. – Генерал Вольф распорядился,

чтобы вам отвели хорошую комнату.

– Благодарю, мне нужно возвращаться в Берлин, – хмуро

ответил Рабе.

Он соврал. Позади у него была утомительная и долгая дорога, и

если даже после нее оставались еще какие-то силы, то беседа с

рейхсфюрером отняла их уже без остатка. Ему очень нужно

было теперь выспаться. Но он совершенно точно знал, что не

хотел бы оставаться в этом мрачном месте ни одной лишней

минуты.

До Паденборга Рабе не сбавлял скорость. Проезжая огромный

дом Гиммлера, в сумерках показавшийся еще более

чудовищным, чем днем, он только прибавил газу. В Паденборге

Рабе первым делом нашел отель и постарался побыстрее

заснуть. Чтобы решить, как выпутаться из кошмарной ситуации,

в которую он попал, необходимы были свежие силы.

 

* * *

 

Спасительный план он так и не придумал – ни на следующее

утро в паденборгском отеле, ни на обратной дороге в Берлин, ни

позже. Поэтому в Лиссабон штандартенфюрер Рабе прибыл с

тяжелым сердцем. Варианты выхода из создавшейся ситуации,

которые он лихорадочно перебирал в голове, не устраивали в

первую очередь его самого – все они оказывались слишком

слабыми с профессиональной точки зрения. Он понимал только

одно: следовало каким-то образом поставить планировавшуюся

операцию на грань провала, а затем мотивированно отойти в

сторону, как бы своевременно обнаружив опасность. Но вот как

это сделать, он себе пока не представлял. Единственное, что он

пока мог, так это всеми способами тянуть время. Вероятно, у

штандартенфюрера Рабе и впрямь была великолепная

интуиция. Потому что время, как позже выяснилось, он

выигрывал не зря. Пока оно шло, в дело наконец вмешались

небеса.

Правда, и сам штандартенфюрер совершил поступок, который в

любой разведке подлежит полному осуждению. Поступок этот

был неожиданным главным образом для него самого. Возможно,

- 28 -

сказалось нервное перенапряжение. Возможно, он просто

растерялся. Хотя, конечно, никаких оправданий тут ему быть не

может. С другой стороны, все это вроде бы никак и не повлияло

на развитие событий. На развитие событий повлияли

совершенно другие, вполне чрезвычайные обстоятельства.

Поступок, а вернее сказать проступок, Дитера Рабе заключался в

том, что однажды вечером в Лиссабоне, приняв

непозволительное количество спиртного, он оказался ночью в

квартире красивой молодой испанки, с которой был знаком уже

пару лет. Беда в том, что эта испанка была подругой одного

португальца, служившего секретным агентом абвера. Португалец

этот был молод, энергичен и очень перспективен как

завербованный агент. Вдобавок ко всему, как на грех, у Рабе с

этим парнем давно уже сложились довольно теплые отношения.

В нарушение всех норм, принятых в разведке,

штандартенфюрер, приняв на связь португальца от своего

предшественника, подпал под его обаяние и даже сам не

заметил, как они стали большими друзьями. Они встречались и

болтали куда чаще, чем того требовало дело. Хотя потом Рабе

понял, что такое афиширование их дружбы тоже можно

рассматривать как неплохую маскировку для работы с агентом.

С Хосе – так звали португальца – они разговаривали об истории

и живописи, которой оба увлекались, а потом португалец

познакомил Дитера и со своей подругой Марией, и они часто

встречались уже втроем. А потом... А потом в какой-то момент

опасная искорка вспыхнула между Марией и самим Дитером,

что, уж конечно, было никак не допустимо ни с точки зрения

рабочих, ни человеческих отношений. И Дитер постарался, едва

заметив, эту искорку как можно скорее затушить. Вроде бы ему

это удалось в свое время, но вот прошел уже год, и они теперь

снова случайно встретились в лиссабонском баре с Марией. И

выяснилось, что искорка-то еще тлеет. И вовсе даже не тлеет,

если честно, а готова вот-вот превратиться в настоящее пламя.

Это произошло как раз в то время, когда Рабе прибыл в

Лиссабон со своей особой миссией, – именно тогда он впервые

оказался в постели с Марией. Очнувшись рядом с ней, он понял,

что все самое страшное, что могло бы с ним произойти,

происходит как раз сейчас. Мария лежала рядом – прекрасная и

запретная для него во всех смыслах, но великий грех уже был

- 29 -

совершен. И теперь Дитер Рабе катился по наклонной ко

второму, совсем уже страшному греху, которому никогда не будет

прощения. И он испугался до смерти. А испугавшись, сделал

невероятное. Рассказал Марии о сестре Люсии, о тайных планах

рейха в отношении монахини, о том, где он на самом деле

служит и с каким заданием прибыл в Португалию на этот раз. Он

в ужасе слышал свой голос, но остановиться уже не мог, словно

он гнал на автомобиле по горному серпантину и все только

вжимал глубже и глубже педаль газа, понимая, что необходимо

затормозить как можно скорее, но ноги не слушались его, и

правая нога продолжала давить на газ...

Странное дело, небеса не покарали его за эту страшную ночь

двойного предательства. Наоборот, они, похоже, помогли ему,

правда, чуть позже.

Хотя куда логичнее было бы предположить, что небеса

заботились вовсе не о нем, а о той, о которой им и следовало

заботиться, – о сестре Люсии, монахине в монастыре

кармелиток.

 

* * *

 

Так или иначе, головокружительный замысел рейхсфюрера СС

Генриха Гиммлера полностью сорвался из-за совершенно

непредвиденных обстоятельств.

В Лиссабоне штандартенфюрер Рабе должен был получить от

важного источника абвера компрометирующие материалы на

целый список лиц, представляющих потенциальный интерес для

германской военной разведки. В основном это были фотографии,

сделанные в специальном баре и ночном ресторане, который в

Лиссабоне содержал один латиноамериканец. Владелец бара и

ресторана был завербован еще до начала войны и получал от

немцев партии дефицитных немецких лекарств, которые позже

контрабандой продавались в Соединенных Штатах. В его

заведении все эти годы действовала хорошо налаженная

система тайной фотосъемки клиентов. К приезду Рабе в

Португалию у латиноамериканца уже скопилось достаточное

количество новых материалов, которых с нетерпением ожидали

в Берлине.

Это было обычное техническое поручение, которое дали

- 30 -

штандартенфюреру заодно, в довесок к его совершенно иной и

строго секретной миссии.

Скорее всего эта точка абвера в Лиссабоне была засвечена уже

давно. Как потом высчитали в Берлине, на левые дела

латиноамериканца вышла британская разведка. Британцы

вообще были достаточно активны на Иберийском полуострове во

время войны благодаря возможностям морского флота. Впрочем,

и сами немцы внедрялись в британские порты, используя в

качестве плацдарма те же португальские и испанские базы.

Похоже, англичане довольно плотно следили за хитрым

заведением и хорошо знали особенности его работы. Потому что

в тот самый момент, когда штандартенфюрер Рабе поздним

вечером принимал товар у латиноамериканца, все и случилось.

Дело происходило на надежной конспиративной квартире в

Лиссабоне. По крайней мере Рабе тогда думал, что она надежна.

Их было трое – он сам, владелец заведения и его португальский

агент Хосе.

Свет в квартире выключился почти одновременно с ужасным

ударом во входную дверь. Латиноамериканца убили сразу, Хосе

досталась пуля в ногу, а самого Дитера Рабе потрепало

довольно здорово – две пули прошили навылет грудную клетку и

одна пробила левую руку. Нападавшие сработали

высокопрофессионально, – штандартенфюрер только и успел

вытащить пистолет, но вот выстрелить из него ему уже не

удалось. Завладев материалами, которые Рабе собирался

отвезти позже в Берлин, нападавшие скрылись.

Тут уж ни о какой секретной миссии речи больше не было. Когда

Рабе понял, что остался жив, он тайно порадовался, что все

произошло именно так, как произошло...

 

* * *

 

– ...Фантастическая история, – сказал Николай Дмитриевич,

уважительно поглядывая на старика, который сейчас сидел

перед ним. – Только откуда вы знаете такие подробности?

Например, про разговор этого штандартенфюрера с Гиммлером?

И уж тем более про то, о чем думал Рабе, когда ехал мимо дома

Гиммлера? Небось книжку пишете, а, Владимир Михайлович?

Почтение в его глазах было неподдельным. Сидевший перед

- 31 -

ним старик был живой легендой советской военной разведки.

Ходили слухи, что он работал нелегалом еще во время Второй

мировой войны чуть ли не в самой Германии, а ведь ему тогда

лет-то было совсем ничего. Так уж весьма удачно сложились

тогда его семейные обстоятельства...

– Книжками я не балуюсь, для нас с тобой это занятие вредное,

– скептически заметил старик. – Теперь все мемуары пишут, а

вспоминать, между прочим, не всегда полезно.

 

* * *

 

Они сидели в баре со стеклянными стенами, через которые

хорошо просматривался уголок старой Москвы. Об этой встрече

попросил Николай Дмитриевич. Он вспомнил, что вроде бы

когда-то старик что-то ему рассказывал о фатимской истории,

теперь он захотел расспросить его об этом поподробнее. Его

домашний номер он набирал, немного волнуясь. Они несколько

лет не виделись со стариком, и Николай Дмитриевич не знал

теперь, в каком он состоянии, возраст все-таки был уже более

чем солидный.

В те времена, когда старик рассказывал ему про Фатиму,

Николай Дмитриевич еще не получил генеральские погоны, а

сам старик был в конторе этаким приходящим консультантом.

– И у кого эти фатимские секреты всплыли на этот раз? –

спросил старик по телефону с живым интересом, и Николай

Дмитриевич порадовался, услышав довольно энергичный голос.

– Так, у одних жуликов, – ответил он. – Вернее даже сказать, у

авантюристов международного класса.

 

* * *

 

– Так откуда такие подробности, Владимир Михайлович? –

повторил свой вопрос Николай Дмитриевич.

– От моей старой подружки Марии, – ответил старик.

– От какой Марии?

– От той самой испанки, много лет верой и правдой работавшей

на Москву.

– И где вы с ней познакомились? Уже здесь?

– Нет, – сказал старик. – Сюда она так и не приехала. Сюда я

- 32 -

вернулся один.

– Так вы?.. – Голосу Николая Дмитриевича слегка дрогнул.

– Да, в Лиссабоне меня звали Хосе.

 

4

 

...Увидев, как в рецепцию возвращается постоялец из

президентского люкса, портье почувствовал бодрящий прилив

самой искренней радости.

– Прекрасный день, не правда ли? – громко сказал он, только

что не выпрыгивая из-за своей стойки.

Вовремя встретить гостя из президентского люкса – это хорошая

примета. Если же у вас в отеле в этом номере поселился русский

– это вдвойне хорошая примета. И вдвойне хорошие чаевые – по

любому поводу. Главное только, чтобы был повод...

– День еще только начинается, – слегка урезонил его гость. –

Дайте-ка мне карту. Вы не знаете, где находится клуб «Какаду»?

– «Какаду»? – переспросил портье и как-то странно посмотрел

на гостя. Казалось, он чем-то удивлен. Впрочем, портье быстро

одернул сам себя: – Да, конечно, господин Потоцкий! «Какаду»!

Конечно! Это не так далеко...

А вот и повод. Ткнув в карту, портье увидел, как прямо рядом с

его пальцем легко приземлилась купюра в десять евро. Он был

готов сейчас повилять хвостом, но хвоста у него, к сожалению,

не было. Все-таки гость оказался не прав. Несмотря на то что

день еще только начинался, уже стало понятно, что это

прекрасный день.

«Я люблю Россию, – растроганно подумал портье, пока господин

Потоцкий направлялся к лестнице. – Господи, как я люблю

Россию!» Еще лет пятнадцать назад, когда у русских все это

только начиналось, портье был еще совсем мальчишкой и знал

всего три настоящих русских слова: бабушка, Горбачев,

перестройка. С тех пор он считал, что почти овладел этим

сложным и странным языком. Это давало солидную прибавку к

жалованью в элитном отеле.

Мимо проходил пожилой охранник Афанасис. Портье хотел было

ему сказать, чем интересовался русский гость, но потом

вспомнил про купюру в десять евро и благоразумно промолчал.

Сначала ему стало немного жаль, что Афанасис так ничего и не

- 33 -

узнает, но потом жалость отступила. Зато теперь было приятно

осознавать, что он поступил очень порядочно.

Интересно бы только узнать, когда именно господин Потоцкий

собирается поехать в клуб, – это будет его смена или уже нет?

 

* * *

 

На пляже Потоцкий с огорчением увидел соотечественников. Нет,

он вовсе не принадлежал к тем русским, которые тщательно

скрывают свое происхождение на европейских курортах.

Проблема была в том, что сейчас он увидел именно этих

соотечественников.

– Какие люди! – радостно завопил лысый коротышка с

подчеркнуто накачанными бицепсами, отчего две германские

старушки, мирно сопевшие под зонтом, как по команде

вздрогнули и стали испуганно озираться. – Андрюха, где тебя

носило?! – Подойдя к Потоцкому поближе, коротышка с

интимным придыханием сообщил ему на ухо: – Наши феи все

время про тебя спрашивали...

Феи были тут как тут. При виде Потоцкого они немедленно

приняли подиумные стойки и тут же дрессированно сделали

«дяде ручкой».

«О Боже!» – вздохнул про себя Потоцкий.

Нет, он вовсе не был женоненавистником, даже наоборот. Он не

был также верным семьянином по той простой причине, что ни

семьи, ни жены у него не было. Он просто не хотел

разочаровывать какую-нибудь из этих милых «фей». Феи

приезжали на дорогущий критский курорт в самый дорогой сезон

вовсе не для того, чтобы легкомысленно флиртовать с

мужчинами. Они приезжали сюда на трудную охоту, которая

должна была не только окупить расходы на командировку, но и

принести значительную прибыль как минимум и стоящего

спутника жизни как максимум.

Девушки в первый же день по достоинству оценили экипировку

Потоцкого, стоимость часов, очков и даже, вероятно, дорожной

сумки. Не стоит уж говорить о том, что они, несомненно, знали, в

каком именно номере остановился этот симпатичный мужчина в

самом употребимом возрасте – где-то от тридцати пяти до

сорока лет. И потому Потоцкому было больно смотреть на то,

- 34 -

сколько энергии и нервов они тратят на его приручение,

совершенно обманываясь в оценке жертвы. Они тратили свое

время впустую, и Потоцкого это угнетало. Обманывать женщин

он искренне не любил, хотя делать это приходилось часто, в том

числе и по работе. Или из-за работы. До семи лет Потоцкого

воспитывали бабушка и дедушка – родители приезжали к нему в

гости только на выходные. Поэтому Потоцкого с детства сковали

хорошими манерами и определенным кодексом чести. Первой

заповедью в этом кодексе было полное почтение к дамам. Дело

доходило до того, что по молодости Потоцкий вскакивал в

ресторанах при появлении у столика официантки – ведь дедушка

с бабушкой внушили ему, что сидеть в присутствии женщины,

если она стоит, совершенно неприлично.

 

* * *

 

– Мое почтение! – заорал в полный голос лысый коротышка, и

две германские старушки, только что опять погрузившиеся в

приятный сон на морском бризе, опять вздрогнули и подскочили

на своих лежаках.

Самое интересное, заметил Потоцкий, что чуть раньше

многочисленная итальянская семья устроила никак не меньший

шум по другую сторону от старушек, но их сон это вовсе не

нарушило. Они вздрагивали именно от русских голосов.

Наверное, просто еще не привыкли к тому, что кто-то в мире

может говорить так же громко, как и итальянцы.

Почтение, которое так бурно выражал коротышка, относилось к

новому персонажу, степенно бредущему к кромке Эгейского

моря. В уши персонажа были плотно засунуты наушники от

плейера, висевшего на его мощной шее. Приметив

отечественную тусовку на пляже, он снисходительно

поприветствовал ее взмахом руки. Только у политиков

получаются такие жесты, подумал Потоцкий. Наверное, даже

иностранец, не знавший персонажа в лицо, здесь сразу бы

понял, что он – политик. В России же это круглое и

жизнерадостное лицо с несколькими подбородками было хорошо

известно благодаря телевидению и потоку самых смелых идей и

реплик, которыми этот персонаж сыпал налево и направо.

– Что слушаете? – вежливо спросил коротышка. Нужно сказать,

- 35 -

что он вообще млел от общества, в которое ему удалось попасть

на острове Крит. Коротышка, судя по всему, не так давно

возглавил какой-то коммерческий банк и вполз благодаря этому в

высокую тусовку. Поэтому пока еще каждая узнаваемая фигура

вызывала у него естественный восторг. Потоцкий, разумеется,

узнаваемой фигурой не был. Правда, среди соотечественников в

отеле о нем ходили разные невероятные слухи. Но если

отбросить самые смелые предположения, касавшиеся его

родственных отношений то ли с Ромой Абрамовичем, то ли с

кем-то из арабских шейхов, то среднеарифметическая версия

заключалась в том, что он либо нефтяной магнат, либо очень

крупный банкир, но и в том и другом случае – очень скрытный.

– Директивы из Кремля идут офигительные! – Политический

персонаж потряс наушниками, вынутыми из ушей, и радостно

засмеялся. Феи тут же подхватили его веселое настроение.

Политик был еще достаточно молод и потому весьма игрив.

Он почтительно раскланялся с Потоцким и присел около фей,

которые тут же предложили обтереть его кремом для загара.

– Нужно каким-нибудь защитным кремом, чтобы поменьше

загара... – озабоченно сказал политик. – А то, знаете, вернусь в

Москву, а Владимир Владимирович опять строго так спросит, где

это я загорал...

– Вы прямо вот так?.. – восхищенно спросил коротышка.

– Работа такая, – уставшим и мудрым голосом сказал политик. –

А мы с вами, по-моему, где-то раньше виделись, да? Уж не в

Куршавеле ли прошлой зимой?

– Так точно, – зарделся от счастья коротышка.

– Правильно, – задумчиво сказал политик, глядя в морскую даль.

– Туда нужно летать. Кто не в Куршавеле, тот против нас! – И он

опять жизнерадостно засмеялся своей тонкой шутке.

 

* * *

 

Потоцкий был рад появлению на пляже политического

персонажа. Внимание коротышки и трех фей теперь было

сосредоточено на нем. Потоцкий облегченно вздохнул, прилег на

спину и прикрыл глаза. Конечно, он мог бы спокойно валяться на

собственном пляже, который был также предусмотрен в его

бухточке. Но такая причуда в его модель поведения не

- 36 -

вписывалась. Крупный финансовый магнат, прибывший

отдохнуть и развеяться на Крите. Нужно было лишь одно: чтобы

о появлении этого магната узнали не только соотечественники,

но и кое-кто за оградой отеля. Теперь, когда прошла неделя, эта

задача, похоже, уже была решена. Теперь совсем не стоило

резко менять свое поведение. Осталось ждать совсем недолго.

До вечерней встречи в клубе «Какаду». Вопрос заключался в

том, куда придется лететь после этой встречи. Потоцкий был

почти уверен в том, что тот, кого он так ищет, находится совсем

не на Крите. Наверное, где-то поближе к Германии. Вот только

где? «Потерпи, совсем скоро узнаешь», – сказал сам себе

Потоцкий.

 

5

 

У клуба «Какаду» вечером было настоящее скопление дорогих

автомобилей. Здесь будет людно, подумал Потоцкий. Странно,

что они предложили такое место. Или они настолько уж уверены

в своей проверке Потоцкого... Хорошо бы, если так. Но в любом

случае похоже, что они не опасаются того, что он придет сюда в

компании с кем-то невидимым. Иначе этому невидимому было

бы очень легко шмыгнуть следом за Потоцким и быстро

раствориться в толпе.

«Однако я не назвал бы это элитным местечком», – думал

Потоцкий, пробираясь через многочисленных посетителей к

стойке с барменом, – свободных столиков здесь вообще не было

видно. И очень много табачного дыма. И что-то еще... Потоцкий

сразу не смог понять, что именно. Какая-то странность

присутствовала в этом клубе... Бог ты мой! Быстро осмотрев

столики, он наконец все понял. И тут же вспомнил непонятное

удивление портье в отеле. В клубе не было женщин. То есть

вообще не было. «Какаду» оказался гей-клубом.

Потоцкий мог бы предположить любую неожиданность, но только

не такую. Где это видано, чтобы важную деловую встречу

незнакомому бизнесмену назначали в гей-клубе? Вариант

первый. Его телефонный собеседник просто не знал про

ориентацию клуба, он ведь тоже не из этих мест... Вполне

вероятно...

Размышляя над вариантами, Потоцкий с ужасом узнал в одном

- 37 -

из посетителей одного из своих соотечественников, которого до

этого встречал уже в отеле. Это был модный в Москве художник.

Ужас усилился, когда художник, в свою очередь, тоже заметил

Потоцкого и начал пробираться к нему.

Так... Вариант второй. Этот проклятый Эрик Густавссон,

звонивший ему сегодня утром, сам голубой. Да ладно бы просто

голубым. При таком варианте выходило, что он очень

невоспитанный и агрессивный голубой, если позволил себе

назначить встречу в таком месте. С другой стороны, выбрав

веселый клуб «Какаду», гей Густавссон много что выигрывал.

Он-то здесь в привычной обстановке, чего никак не скажешь о

Потоцком, на которого уже кидают нескромные, хотя и вполне

приветливые взгляды местные завсегдатаи. Преимущество на

стороне Густавссона. Второе явное преимущество – сам фактор

неожиданности. «Не слишком ли уж все тонко?» – оборвал сам

себя Потоцкий. Но если нет, то остается третий вариант. И он-то

– самый нежелательный...

 

* * *

 

– Какая приятная встреча!.. – дыхнул на Потоцкого художник

хорошим коньяком. – Как здорово здесь встретить именно вас!..

Оставалось непонятным, что он имеет в виду – здорово

встретить соотечественника или... Хотя что ж тут было

непонятного?.. Вряд ли он имел в виду соотечественника.

Художник имел в виду, что здорово встретить именно в таком

месте соотечественника, потому что этот соотечественник...

– Мы знакомы? – обреченным голосом спросил Потоцкий, только

чтобы оттянуть развязку.

– Вы не помните меня? – нежным голосом спросил художник.

– Простите?..

– Там, на пляже... – В глазах у художника появилась нехорошая

поволока, и он почему-то сразу перешел на ты: – Я сразу

обратил на тебя внимание. Какой торс...

– Правда? – только и смог сказать Потоцкий, тут же

чертыхнувшись про себя. Более неудачной реплики в этой

обстановке он придумать не смог.

– Я буду тебя рисовать, – строгим голосом сообщил художник.

– Может, лучше выпьем?.. Для начала, – нашелся Потоцкий.

- 38 -

– Грамотно, – кивнул художник и щелкнул пальцами бармену.

 

* * *

 

...Вариант третий, он же – самый нежелательный. Ему просто не

поверили. А приглашение в «Какаду» – своего рода насмешка.

Легкая пощечина при проигрыше. Нет, лучше бы уж Густавссон

оказался хамоватым геем. Впрочем, стоп. Возможен еще и

четвертый вариант. Они перестраховались, как и должны были

сделать. Тогда все нормально. Тогда ничего странного. Тогда

даже нужно признать за ними тонкое чувство юмора. Если это

вариант четыре, значит, нужно только выйти отсюда... Просто

выйти, и где-то на улице его встретит Эрик Густавссон. А кто-то

еще, наверное, сидя в машине, припаркованной неподалеку,

сможет четко отследить, есть ли у Потоцкого тайный

сопровождающий или нет. Ну конечно, четвертый вариант. Они и

не должны были ему верить, они же серьезные парни. Тогда все

встает на свои места. Тогда все правильно... Все, кроме одного,

мрачно понял Потоцкий. Если он сейчас выйдет из клуба,

влюбленный художник поплетется за ним. И как раз сыграет роль

этого сопровождающего.

– Давай выпьем, друг, – проникновенно сказал Потоцкий, налив

коньяком до краев стакан художника. Интересно, он правильно

сказал это «друг»? Он же не знает, как они называют друг друга.

– Ты понял, что я буду тебя рисовать? – опять строго спросил

художник.

– Конечно, понял... котик.

– Фу! – поморщился художник. – Обойдемся без пошлости.

– Прости, обойдемся без пошлости! – охотно поддержал его

Потоцкий и как можно ласковее сказал: – Ты подожди меня

здесь, ладно? Я ненадолго отлучусь.

 

* * *

 

Отойдя на несколько шагов и убедившись, что художник потерял

его из виду, Потоцкий торопливо прошмыгнул к выходу.

Он не ошибся. Это был четвертый вариант. Он едва успел

сделать несколько шагов и закурить, как рядом с ним

остановился вроде бы случайный прохожий.

- 39 -

– Эндрю? – спросил глубокий бас Эрика Густавссона.

Потоцкий угрюмо кивнул. Швед понимающе усмехнулся:

– Надеюсь, вы простите меня за это маленькое недоразумение?

– Это было забавно, – холодно сказал Потоцкий. – Главное,

чтобы это недоразумение у нас было последним.

– Разумеется. – Густавссон перестал улыбаться. – Я знаю здесь

неподалеку место поспокойнее. Пять минут пешком, не

возражаете?

Они не сделали и нескольких шагов, как вдруг Потоцкий

услышал сзади громкий и укоризненный голос:

– Это нечестно!

Он знал, что это говорил пьяный художник, который сейчас стоял

за их спинами и с упреком смотрел вслед.

– Ты – шлюха! – крикнул художник.

К счастью, Густавссон не понимал русского языка. «Только не

вздумай оборачиваться!» – мысленно взмолился Потоцкий.

Швед, впрочем, и бровью не повел. Он шел вперед уверенным

шагом.

«Никакой выдержки! – тут же упрекнул себя Потоцкий. – А

шпионство суеты не терпит». Впрочем, какое ему дело до тех

качеств, которыми должны обладать настоящие шпионы? Ни

профессиональным шпионом, ни разведчиком, ни даже просто

полицейским Андрей Потоцкий не был. Как не был он ни

нефтяным, ни финансовым магнатом. И вообще никакого Андрея

Потоцкого в природе тоже не было. Это имя пришлось носить

только на время этой поездки. На самом деле его звали

Александром Воронцовым и он состоял на службе в Москве, в

Российской государственной библиотеке, носившей до недавнего

времени имя Ленина, в должности научного консультанта. У этой

должности было одно огромное преимущество. Она не

обязывала его появляться на работе каждый божий день.

 

6

 

– История Фатимы – довольно странное увлечение для

банкира... Вы ведь банкир, господин Потоцкий?

– У всех свои странности. А мой бизнес дает мне некоторые

преимущества. Если он идет хорошо, я могу себе позволить

заняться моими странностями. Если бы я был историком, у меня

- 40 -

не было бы денег. И мы бы с вами вообще вряд ли

разговаривали. Мне вас рекомендовали как весьма делового

человека, Эрик.

– То есть ваш бизнес идет хорошо? – улыбнулся Густавссон.

– Вы можете не волноваться на этот счет. Если у вас

действительно есть то, что меня интересует, оплата будет

адекватной.

– Адекватной... – задумчиво повторил Густавссон, словно пробуя

это слово на вкус. Несколько мгновений он молча смотрел в

морскую даль.

 

* * *

 

Уютный открытый ресторанчик на самом берегу моря, в который

он привел Потоцкого, располагал к философии. Посетителей

было совсем мало, и наслаждаться закатным солнцем над

морским горизонтом можно было почти в полной тишине.

– Вы, конечно, понимаете, что такое в данном случае адекватная

оплата? Речь идет о документах, за которыми охотятся сразу

несколько разведслужб, а заодно с ними и Святая Церковь.

Частных коллекционеров я просто не упоминаю, – внимательно

поглядывая на Потоцкого, уточнил швед.

– Похоже, разведслужбы миллионов вам не предлагают, раз вы

все же говорите с частным лицом.

– Возможно, я действительно говорю с частным лицом, – тонко

улыбнулся Густавссон. – Как знать... Я не люблю иметь дела с

государственными структурами. Когда вы пусть даже продаете

нечто ценное для истории, вы хотите быть уверенным, что

отдаете это нечто в хорошие руки. А гарантировать порядочность

государства – это утопия. Политики всегда циничны, и кто знает,

в каких целях они потом используют такую покупку...

«Хорош врать, – подумал Потоцкий. – Ты бы и маму родную

продал государственной структуре, если бы она только ей

понадобилась».

– В этом я могу вас понять, – заметил он вслух. – Вы, кстати,

заговорили о цене, но мы ведь еще даже не обговорили, чем вы,

собственно, располагаете.

«Странно ты как-то торгуешься, братец. Можно даже подумать,

что никаких документов у тебя и нет». Впрочем, на самом деле

- 41 -

это было для Потоцкого не так уж и важно. Куда важнее было то,

что они наконец встретились с этим жуликоватым шведом.

– Надеюсь, вы хорошо знаете эту историю... – строго сказал

швед.

– Историю Фатимы? Мне кажется, что да...

Еще бы ему не знать эту историю. Потоцкий отвернулся от

собеседника в сторону моря. Стоило ему только на мгновение

прикрыть глаза, как перед ним вставали картины, которые он

давным-давно уже себе нарисовал. Впрочем, нет, это были не

картины. Скорее, это напоминало обрывки какого-то фильма,

который он когда-то видел.

Залитая весенним солнцем лужайка, на которой пасется

маленькое стадо белых овечек. У этого стада совсем маленькие

пастухи – старшей девочке только-только исполнилось десять

лет. Вот дети отвлекаются от своей игры и, почувствовав что-то

все вместе, в изумлении оборачиваются. А дальше обычно он

видел молодую женщину, которая шла навстречу детям.

Впрочем, он никогда не мог ее толком разглядеть. Всякий раз это

был только силуэт, и это было странно, потому что женщину

хорошо освещало солнце. А может быть, как раз в солнце и

было все дело – оно так сильно заливало ее своим светом, что

разглядеть ее лицо было никак невозможно. Но он почему-то

хорошо знал, что у нее были грустные глаза. И голос у нее тоже

был немного грустный.

– Вы ведь не боитесь меня? Вам не нужно меня бояться... –

говорила она детям. Наверное, это была их первая встреча. А

потом было еще несколько. Это совершенно точно, так гласило

предание. Но у него перед глазами вставали только

разрозненные эпизоды – словно кадры из фильма.

– Скоро мне придется забрать вас к себе, – говорила она

младшим мальчику и девочке, а потом обращалась к старшей: –

А тебе предстоит еще многое сделать здесь, Люсия...

Потом был еще один ее разговор с детьми.

– Я знаю, вам трудно. Но я сделаю так, чтобы вам поверили...

А потом над вечерним морем вдруг в неестественной пляске

запрыгало красное солнце, и огромная толпа народа в испуге и

смятении смотрела на него...

– Вы хотите сказать, что действительно верите в эту историю? –

серьезным голосом спросил Потоцкий.

- 42 -

– Мне говорили, что русские любят задавать дурацкие вопросы!

– довольно засмеялся швед. – Лично мне, как вы понимаете,

Святая Дева Мария пока еще не являлась.

Это как раз понятно, подумал Потоцкий.

– Я верю в то, что у меня есть несколько бумажек, связанных с

ее именем, которые теперь стоят кучу денег. Вот в это я верю, –

с удовольствием повторил швед. – Остальное меня не

касается...

– Итак, все дело в третьем секрете, не правда ли? – потер лапки

Густавссон, игриво поглядывая на Потоцкого. – Масса всяких

вопросов. Почему Ватикан так долго не сдавал этот секрет и не

открыл его еще в шестидесятом? Да потом тоже, – если

вдуматься, зачем было тянуть еще двадцать лет после того, как

покушение на папу состоялось, а?

– И вы приехали сюда, чтобы поделиться со мной этим

откровением?

– Почти что так, – радостно улыбнулся Густавссон.

Потоцкий хмыкнул, легко зевнул и потянулся, закинув руки назад.

Он отвел глаза от внимательного взгляда шведа, сидящего

напротив, и стал наблюдать за парусником в вечернем море.

Весь его вид должен был сообщить шведу, что Потоцкий начал

скучать и беседа ему неинтересна. Но настырный швед этого

явно не замечал. Он прекрасно знал, что Потоцкий внимательно

слушает его и ждет продолжения.

– Тот самый местный священник из Португалии, которому сестра

Люсия передала свой запечатанный воском конверт, был очень

любопытен. Он не решился, конечно, вскрыть конверт. Все эти

проклятия – штука опасная. С Девой Марией шутки плохи,

учитывая ее возможности... Так вот он не вскрыл письмо, но

письмо состояло из одного лишь листочка. И знаете, Эндрю, что

сделал хитрый священник? Он поднял конверт и посмотрел его

на свет. Наверное, он хотел увидеть хоть часть того, что там

было написано. Но он ничего не увидел. Зато он сосчитал

количество строчек. Их было ровно двадцать пять.

– И что? – равнодушным голосом спросил Потоцкий.

– А то, что письмо, которое опубликовал Ватикан, содержит

шестьдесят четыре строчки. Проще говоря, это не то письмо.

– И тогда можно объяснить, почему Ватикан так долго ждал с

публикацией?

- 43 -

– Именно так. Святые отцы так и не дождались ее смерти. Дева

Мария была абсолютно права – Люсия прожила очень долго. К

тому же это было бы слишком подозрительно, если они бы

предали письмо гласности только после того, как она умерла.

Они сделали хитрее, как они умеют. Они дождались, когда

сестра Люсия будет уже не так активна – в силу своего возраста

– и не сможет следить за происходящим. А значит, не сможет и

узнать о том, какое письмо опубликовано. Думаю, что они

дождались, когда это можно будет сделать.

– Я что-то не могу догадаться, кто вы по профессии, – ехидно

заметил Потоцкий. – Ангел мщения, посланный с небес, чтобы

покарать церковных чиновников?

Швед чуть ли не с благодарностью посмотрел на Потоцкого,

настолько ему понравился предложенный образ.

– С вами очень приятно говорить, Эндрю. Считайте, что небеса

меня наняли по контракту для исполнения этой миссии. А

вообще у меня скромная профессия. Я просто исправляю всякие

небрежности, допущенные разными государствами. Ватикан –

только одно из них.

Изящно выразился, подумал Потоцкий. Особенно если знать,

кем был Эрик Густавссон в действительности. Потоцкий как раз

это хорошо знал. В Москве он даже прикрепил фотографию с его

физиономией на кухне, чтобы хорошо ее запомнить. Это было

против правил – выносить фото из архива, но в виде исключения

ему разрешили это сделать. В одном Густавссон не врал. Он и

впрямь очень внимательно следил за всеми небрежностями,

которые допускали какие-либо государства. Особенно по охране

своих секретов. Международное бюро научно-технических

исследований, которое он возглавлял, в досье многих спецслужб

мира классифицировалось как организованная преступная

группа. Бюро Густавссона воровало или старалось скупить по

дешевке по всему миру новые технологии и старые

политические секреты. А потом продавало этот товар

заинтересованным покупателям. При этом Густавссона и его

команду совсем не интересовало, кому и зачем они это продают.

Это было особенностью их процветающего бизнеса. И именно

эта особенность давно уже волновала некоторые государства.

 

* * *

- 44 -

– Так что же вы хотите мне предложить, ангел мщения? –

спросил Потоцкий.

– Всего-навсего божественное откровение, – серьезным голосом

сказал Густавссон. – Третий секрет Фатимы.

 

7

 

В динамике низкий женский голос что-то сказал по-шведски.

– Скорее пойдемте в кабину пилота, – поторопил Потоцкого

Густавссон. – Эту красоту нужно увидеть оттуда, а не из

пассажирского иллюминатора.

Самолет уже подлетал к Осло. Частному «Гольфстриму IV»,

принадлежавшему загадочному Международному бюро научно

технических исследований, понадобилось всего три часа, чтобы

покрыть расстояние от Крита до Норвегии. Раньше Потоцкому

уже доводилось летать на таких самолетах. Вообще-то

«Гольфстрим IV» был рассчитан на пятнадцать пассажиров, но

салон в самолете Густавссона был переоборудован так, что

оптимальное количество гостей на борту не превышало пяти

человек. Зато этим пяти здесь, наверное, бывает очень

комфортно в огромных глубоких креслах.

– Вот на чем теперь летают ангелы, – самодовольно сказал

Густавссон, как только они вошли в его самолет на Крите.

Если что и удивило российского мультимиллионера Андрея

Потоцкого на борту этого самолета, так это был пилот. Увидев

высокую красивую блондинку в летной форме, Потоцкий было

решил, что это стюардесса. Его только смутил ее слишком

суровый вид и брючный костюм. Стюардессы все-таки имеют

обыкновение приветливо улыбаться. На лице у блондинки

дежурная улыбка зафиксировалась только на одно мгновение.

– Разрешите представить, Эндрю, – сказал тем же

самодовольным голосом швед. – Карин Лундгрен. Лучший летчик

во всей Скандинавии. Мы похитили ее у шведских ВВС, Карин –

лейтенант.

 

* * *

 

– Может быть, это и не так уж патриотично с моей стороны, но

перед вами, Эндрю, самая красивая страна в мире. Горы, озера

- 45 -

и фьорды. Такой красоты в моей Швеции вы не увидите. А вроде

бы все рядом. Жаль, что они отделились от нашего королевства.

А во всем виноват ваш царь Николай, – с упреком заметил

Густавссон.

Пожалуй, банковский магнат не должен знать эту историю, на

всякий случай сказал себе Потоцкий и удивленно спросил:

– А при чем здесь Николай?

– Не нужно думать, что мы, шведы, были всегда такими

мирными. В девятьсот пятом году, когда норвежцы решили

отплыть от нашего берега, королю это вовсе не понравилось и

он всерьез подумывал о введении войск. И тогда хитрый

норвежский премьер быстро съездил в Петербург и заручился

военной поддержкой Николая Второго. Так что норвежцам очень

повезло. Вы помогли им с независимостью, а Господь Бог с

нефтью и газом, да еще вот с этой вот красотой.

Карин мрачно посмотрела на Потоцкого, будто он лично был

виноват в отделении Норвегии от Шведского королевства.

Похоже, она слышала эту историю в первый раз.

– Но знаете, и вы, русские, и Господь Бог испортили эту нацию.

Норвежцы теперь почему-то искренне думают, что все это дано

им по праву.

– А памятник Николаю Второму они у себя не установили?

– Конечно, нет! Я же говорю, они очень неблагодарные. Другое

дело финны. Открыли целый музей вашего Ленина, который

подарил им независимость, и почитают его наравне с богом

Одином.

Пейзаж, который открывался перед ними, был на самом деле

великолепен. Были хорошо видны и разрекламированные

Густавссоном многочисленные озера, и величественные горы,

которые окружили норвежскую столицу, и игрушечные домики на

их склонах. Эти домики на склонах были самыми дорогими в

Осло – из-за потрясающего вида на фьорды и море внизу.

– Прошу занять ваши места, господа, и пристегнуться. Я захожу

на посадку, – сказала ледяным голосом бывший пилот шведских

ВВС лейтенант Лундгрен. На всю эту красоту внизу она смотрела

глазами холодного удава, а вернее сказать – военного летчика,

высматривающего подходящую цель.

– Пойдемте в салон, Эндрю, у Карин все очень строго, –

подмигнул Густавссон.

- 46 -

Приникнув к иллюминатору, Густавссон ненадолго примолк, и

Потоцкий смог сосредоточиться на своих мыслях. Если он

правильно все рассчитал, теперь он уже совсем близко к цели.

Где-то здесь, в одном из игрушечных опрятных домиков в

красивых норвежских горах, должны были прятать молодую

российскую гражданку Людмилу Волкову. Гражданка эта

обладала не только весьма эффектной внешностью, но также и

довольно редкими талантами. Настолько редкими, что они

входили в сферу государственных интересов Российской

Федерации. Потоцкий об этом узнал не так давно. И не узнал бы

вовсе, если бы гражданку Волкову, или иначе – рекламную

модель Мелиссу, самым неожиданным образом не похитили бы у

турецких берегов Средиземного моря.

Произошло это пару месяцев назад без его участия. Его, как

всегда, пригласили потом, когда уже нужно было вести

расследование. А начиналась эта история с бурных переживаний

одного профессионального московского прохвоста...

 

8

 

Слишком уж хорошо все у него шло в этот вечер. Можно было и

догадаться, что беда бродит где-то неподалеку, только и

выжидая, как бы броситься исподтишка ему на спину. Что и

случилось – как раз в тот момент, когда он и думать забыл, что у

жизни, если уж она как-то очень удачно устраивается, в

обязательном порядке есть обратная темная сторона. И всегда

срабатывает одно и то же правило. Стоит тебе только зазеваться

и вовсе забыть о существовании этой самой темной стороны, как

она сама напомнит о себе в полный рост.

А начинался этот день так, как он и мечтать бы никогда не

посмел. Позвонил этот подлец Аникеев и сообщил наконец, что

сегодня на вечеринку у самого Милорадова приглашен господин

Линдерман. А главное, можно будет захватить с собой пару

тройку девиц. Маленький толстый Линдерман, услышав такие

слова, закружился от счастья по кабинету, утирая на ходу пот,

выступивший на лбу от счастья. «Надо бы сходить в церковь да

поставить свечку за такое событие», – даже подумал Линдерман,

но потом с грустью вспомнил, что ни в церковь, ни в синагогу, ни

в какое еще святое место он не заходил уже несколько лет. Да, в

- 47 -

общем, правильно делал, потому что посети он, не приведи

Господи, какой-нибудь храм, так бы, наверное, и затрещали и

закоптили свечки, как они всегда делают, когда туда

наведывается кто-то, связавшийся с нечистой силой. Ну да и

ладно.

Вечеринка у Милорадова открывала совершенно новые

горизонты и возможности для бизнеса Линдермана. А бизнес у

него был, надо сказать, весьма специфический. Господин

Линдерман последние лет пятнадцать, сколько себя помнил,

торговал девушками. Не в том смысле, что торговал прямо на

панели. Нет, его торговля была устроена куда тоньше и вместе с

тем сложнее. О том, что он продает девиц, могли говорить

только его недоброжелатели. А в недоброжелателях, понятное

дело, недостатка не бывает, когда бизнес у тебя налажен и дает

неплохие дивиденды. Евгений Линдерман создал вполне

добротное и престижное агентство моделей и существенно

помогал красивым девушкам устроить свое благополучие, а

иногда и вовсе личную жизнь. Скажите, что же в этом плохого?

Придуманный им механизм действовал просто и безотказно. На

тех или иных модных показах, VTP-вечеринках и банкетах

Линдерман сводил... то есть знакомил своих моделей со всякими

там политиками, олигархами и прочими жирными котами. Коты,

разумеется, делали стойку, ведь товар у Линдермана –

закачаешься, никакого подвоха и суррогата. Дальше все

устраивала сама жизнь. И с юридической точки зрения это был

очень даже существенный момент. Линдерман вовсе не

заставлял девушек вступать в интимные отношения с жирными

котами. Но что он мог поделать, если между разнополыми

существами возникали романтические или какие-то другие

влечения? Не мешать же им, в самом деле!

Дело другое, если контакт, так сказать, происходил, или, скажем,

кто-то из линдермановских клиентов вдруг понимал, что такой

контакт неизбежно наступит в самом скором времени. В этом

случае полагалось внести в кассу Линдермана скромный

гонорар, и для клиентов это вовсе не было неожиданностью.

Кстати, вниманию юристов и правоохранительных органов: он

никогда не назначал им никаких цен и тарифов. Просто они что

то слышали от своих знакомых о том, что так положено, а те, в

свою очередь, от других знакомых... Так потихоньку бизнес и

- 48 -

развивался. А жизнь у девушек, заметьте, только устраивалась

все лучше и лучше. Большая часть из них возвращалась потом

от жирных котов обратно в родное агентство, но были и такие

(кстати, было их вовсе не мало), которые выходили замуж за

своих богатеньких суженых, и, конечно, Женя Линдерман

оставался им на всю жизнь как отец родной и благодетель.

Правда, были в этом вполне благородном и цивилизованном

предприятии некоторые скользкие моменты, которые Линдерман

предпочитал не афишировать. Когда суммы были особенно

большими, Женя не стеснялся брать определенный процент не

только с жирных котов, но и с самих девиц. Ну что ж тут

особенного – они и так как сыр в масле катались в особняках и

на курортах олигархов. Они бы и не увидели никогда такой

роскоши, если бы в один прекрасный момент не повстречали на

своем жизненном пути круглую фигуру Жени Линдермана. Да,

теперь они были счастливы, но чужое счастье-то нужно ведь и

устроить.

Было и еще кое-что, о чем Женя не любил даже вспоминать,

пока этого не требовало дело. Девочки уходили от него к

клиентам простыми носительницами красоты и сексапильности,

а побывав в их постелях, становились еще и носительницами

убойной информации, проще говоря – компромата. Эта

закономерность стала очевидной для Линдермана уже после

первого года налаженной работы его агентства. Поначалу она

его порадовала, потому что информация в наше время ценнее

золота, а особенно информация про очень известных и очень

влиятельных людей. Женя быстро сообразил, что в его

хозяйстве открывается новый весьма прибыльный огородик, на

котором золотые будут расти не хуже, а то и лучше, чем на ниве

основного бизнеса.

Но, торганув первые несколько раз компроматом налево и

направо, Женя быстро прикусил язык и стал куда более

осмотрительным. Народец вокруг оказался болтливый, и скоро

уже о тайных линдермановских закромах прознали совсем

лишние люди. Женю начали вербовать товарищи из разных

органов, которые страсть как мечтали побольше узнать о личной

и вообще жизни всяких магнатов и других порядочных людей.

Жене вербовки эти искренне не понравились, потому что в них

не было главного – денег. Вместо этого было то, чего он очень

- 49 -

не любил, как и каждая свободная личность, – шантаж и угрозы.

Но с реалиями российской жизни нужно было как-то мириться. В

результате Линдерман открыл для себя некоторые выгоды даже

и в этом раскладе. Оказывается, можно было использовать

разведданные, собранные от девочек, в качестве выкупа за

спокойную (или относительно спокойную) жизнь на свободе. В

этом случае в определенной степени экономились деньги,

предназначенные для того же выкупа. Это, конечно, было

плюсом. Но если откровенно, минусов на этой стезе все-таки

было больше.

Во-первых, Жене приходилось постоянно скользить во время

вербовочно-профилактических бесед с товарищами из органов, а

органов в последнее время стало так много, что в результате он

искренне запутался в том, кем именно он завербован и на кого

работает, а кого просто водит за нос. При этом нужно было еще

всегда держать в памяти, какую информацию он сливает по

какому разу, а также четко помнить – кому за деньги, а кому за

хорошее отношение. Во-вторых, один раз какие-то бандиты

хорошенько отколошматили Линдермана около его собственного

дома, и с тех пор он передвигался в сопровождении мощной

охраны – почище, чем у нефтяных королей или там у премьер

министра. Денег на эту охрану уходила уйма, но деваться было

некуда. Линдерман подозревал, что налетчиков нанял один из

его клиентов, которому неблагодарная девица, наверное, напела

про своего благодетеля каких-нибудь гадостей, только чтобы

самой выглядеть в розовом свете.

Конечно, можно было бы и вовсе забросить эту компроматную

стезю и сосредоточиться на основном любимом деле. Но это

только так кажется, что можно. На самом деле нельзя. Уже ни

один здравомыслящий человек, не говоря уже о сотрудниках

органов, не поверил бы, что Линдерман не располагает

компроматом. Атак, при ином раскладе, глядишь – и завязал бы

Женя с этой паскудной побочной деятельностью. Хотя нет, не

завязал бы. Все-таки деньги она приносила неплохие.

Да и вообще неприятные стороны всегда есть в любом бизнесе.

По большому счету Линдерману было грех жаловаться на

жизнь... До того момента, пока не случилась эта беда на

вечеринке у Милорадова.

 

- 50 -

* * *

 

Главное в линдермановском бизнесе – это репутация. Хороший

товар – это имя фирмы. А что такое хороший товар в его

агентстве? Красота, молодость, здоровье и безопасный элитный

секс. И при этом никаких неприятностей. И вот на же тебе!..

Вечеринка у Милорадова – известного гения и стяжателя

российской и постсоветской металлургии – была важна тем, что

именно здесь собрались самые что ни на есть желанные, но

пока потенциальные клиенты Линдермана. Это были не просто

жирные коты. Это были котищи, бегемоты, монстры по своим

финансовым и прочим возможностям. Конечно, кое-кто из них

слышал о Линдермане и его агентстве. Но одно дело втюхивать

товар на словах, и совсем другое – показать его в натуре,

поиграть шиншилловым мехом прямо на глазах у ошеломленных

покупателей. У некоторых из них, может быть, и в мыслях

раньше не было воспользоваться услугами агентства

Линдермана. Но вот когда они увидят настоящие бриллианты,

устоять уже не смогут. И главное – расскажут другим.

Потому Женя выбрал с собой на вечеринку лучших из лучших –

рыжую саратовскую Киру, потрясную мулатку Катьку, которую

теперь элегантно звали Кэт, и вылитую Анн Николь Смит,

которую в русской реинкарнации называли Марусей, а родом она

была из Ростова. Стилисты и художники по костюмам

проработали с девочками весь день, последний час наряду с

ними трудился и сам Линдерман. Он вбивал в хорошенькие

головы Кэт, Киры и Маруси правила поведения на вечере.

Вбивал по нескольку раз, чтобы уж не сомневаться.

Но пришла беда из своей привычной двери – откуда не ждали.

 

* * *

 

Теперь Линдерман обессиленно разложил свое тельце в

глубоком кресле, чувствуя, как подступает к горлу тошнота, и

старался даже не думать о последствиях. Хотя мысли эти,

конечно же, лезли в голову как тараканы.

Было обрушено, опрокинуто, раздавлено главное правило –

«чтоб никаких неприятностей». Неприятность, если так можно,

конечно, выразиться, только что случилась. Когда заиграла

- 51 -

прекрасная чувственная музыка, его девочки отошли в

отдельную комнатку, чтобы подготовиться к показательным

выступлениям. Все шло как по маслу. Жирные коты роняли на

ковры слюну, ожидая их выхода, и вдруг этот кошмарный вопль.

Он даже не понял, что это кричат его девочки. Это кричали

какие-то животные. Потом раздался грохот и звон стекла. Потом

из комнатки выбежали Кэт с Марусей. Дверь в комнатку осталась

распахнутой, и первый заглянувший в нее – кажется, это был

кто-то из Думы – резко схватился ладонью за лицо и согнулся в

три погибели. Наконец Кэт выдохнула почти неслышно, но все

услышали, как будто она прокричала это:

– Киру убили...

 

* * *

 

Линдерман понял, что должен будет первым войти в комнатку.

Ноги не шли и не гнулись. Словно какой-то персонаж из

мультфильма, он доплелся до двери и стоически заглянул

внутрь. Кира лежала на полу, а на ее голубой блузке

растекалась кошмарная темная кровь. Кровь лилась и откуда-то

из-под нее.

 

* * *

 

Линдерман сидел в кресле и привыкал к новой реальности, а

заключалась она в том, что лучшие страницы его жизни были

уже навсегда перевернуты и отлистать их обратно теперь не

представляется никакой возможности. Откровенно говоря, по

сравнению с этим открытием все остальное уже не имело

никакого смысла. Даже убийство, случившееся только что в

нескольких метрах от него самого, его особенно не волновало. И

уж совсем не интересно ему было, кто убил Киру и каким

образом вообще убийца мог проникнуть на такую виповскую

вечеринку, охраняемую не хуже, чем секретные переговоры

российского президента.

Женю Линдермана одним росчерком пера вычеркнули из

короткого списка персон, которые имеют право наслаждаться

благами этой жизни. Даже то обстоятельство, что он пока еще

находился в особняке Милорадова, объяснялось сейчас не

- 52 -

принадлежностью к этому высшему кругу, а статусом свидетеля

уголовного преступления. Он просто не имел права покинуть

место его совершения.

Женя даже заскулил про себя, но получилось, что заскулил он

немного вслух. Сидевший рядом замминистра, кажется, труда и

занятости, услышав этот жалобный звук, решил утешить

Линдермана и зачем-то брякнул:

– Вы не волнуйтесь. Милиция уже сейчас подъедет.

Женя злобно глянул на сытого замминистра и промолчал.

Нашел, дурак, чем успокоить.

 

* * *

 

До поры до времени Женя Линдерман наблюдал за развитием

событий совершенно безучастно. Реальная жизнь теперь вроде

бы отделилась от его тела и сознания и шла своим чередом, –

отныне Линдерман и действительность никак не были связаны

между собой. Возможно, он пребывал бы в этом состоянии

довольно долго, если бы не новое потрясение, случившееся

сразу после приезда медицинской бригады. Но тут уж началась

просто какая-то бесовщина.

Врач «скорой помощи» с мрачным уставшим взглядом прошел в

середину зала, совершенно не обращая внимания на лица

знаменитостей, сквозь которых ему пришлось пробираться.

Когда он дошел до кресла, в котором недвижно сидел

Линдерман, все почему-то быстро освободили пространство и

вокруг Линдермана внезапно стало очень пусто. В этой пустоте

оставался только врач, который и обратился именно к нему, к

Линдерману, со странным вопросом:

– Где труп?

– Кто, простите? – испуганно переспросил Женя.

– Труп где? – с какой-то непонятной угрозой повторил врач.

– Ах труп... – наконец понял Женя и показал глазами на

закрытую дверь в маленькую комнату.

Врач зашел в комнатку, и Женя инстинктивно зажмурился. Он

открыл глаза, только когда вдруг услышал еще более странную

фразу.

– Здесь никого нет, – чуть ли не с укором сказал врач, вышедший

из комнатки.

- 53 -

– То есть как? – выдохнул Линдерман.

Врач обвел тяжелым взглядом собравшихся.

– Это что, такой веселый розыгрыш на вечеринке – с участием

«скорой помощи»? – нехорошим голосом спросил он.

– Какой розыгрыш, о чем вы говорите!.. – изумился

металлургический магнат Милорадов, вспомнив наконец, что он

хозяин вечера.

– Там же кровь! – простонала Кэт.

Услышав про кровь, врач слегка оживился и вернулся в комнату.

Он вышел оттуда, демонстрируя обществу свой указательный

палец, запачканный в крови. Кэт и Маруська зарыдали в полный

голос.

– Это не кровь, – сообщил врач. – Это краска.

– Коньяку, – еле слышно сказал Линдерман, не вставая с кресла.

– Что? – не понял Милорадов.

– Коньяку! – вдруг страшным голосом заорал на магната

Линдерман и даже не успел испугаться собственного поступка.

Самое смешное, что и Милорадов уже ничего не соображал, а

потому быстрыми шажками официанта добежал до ближайшего

столика и, плеснув в большой фужер лошадиную дозу коньяка,

услужливо поднес его Линдерману.

 

9

 

Когда врач «скорой помощи» сказал про краску вместо крови,

Линдерман даже почувствовал возмущение. Трагедия, в которую

он только что так искренне поверил, оборачивалась каким-то

глупым фарсом. Но самое страшное, что трагедия лично для

него – Жени Линдермана – вовсе не прекратилась с известием о

том, что нет никакого трупа, а также нет никакой крови. В общем

то получалось теперь, что и убийства никакого могло вовсе и не

быть, но, откровенно говоря, кардинальным образом это ничего

не меняло. Несчастного случая, который только что произошел с

карьерой Линдермана и его агентства «Мадемуазель Икс», это

вовсе не отменяло. Кошмар только-только начинался.

В какой-то момент Линдерману показалось, что все, что могло с

ним случиться самого ужасного, уже случилось. На самом же

деле впечатление это было ошибочным. Всего случившегося он

еще не знал. И наверное, хорошо, что не знал, потому что

- 54 -

неизвестно еще, как бы он пережил все неприятности вместе.

Не знал он еще того, что какой-то злой рок крался за модельным

агентством «Мадемуазель Икс» буквально по пятам.

 

* * *

 

За пару недель до того, как Линдерман со своими

воспитанницами отправился на многообещающую вечеринку к

магнату Милорадову, еще одна его модель, проходившая в

каталоге под красивым именем Мелисса, а на самом деле

звавшаяся в миру Людмилой Волковой, была приглашена на

съемки рекламного ролика.

Люська Волкова, то есть Мелисса, была девушкой довольно

необычной. Она появилась в агентстве совсем недавно и в

предельно сжатые сроки сделала успешную карьеру номер один.

Возможности для карьерного роста в агентстве были разные.

Карьерой номер один считался тот путь, который выводил

претендентку прямо на самую высокую цель – законный брак.

Потенциально такой шанс был у всех девушек, но реализовать

его могли, конечно же, единицы. Как в Америке. Впрочем, не

будь гениального Линдермана и его агентства «Мадемуазель

Икс», то такого шанса у девиц не было бы вовсе. Женя старался

сделать все, чтобы девочки об этом помнили постоянно.

Так вот Мелисса творила чудеса. На первой же великосветской

вечеринке в ресторане на Рублевском шоссе, куда ее вывез на

дебютное выступление Линдерман, она имела

сногсшибательный успех. Частично – это понимал даже

Линдерман – в этом была ее собственная заслуга. Ни внешними

данными, ни природным вкусом и грацией Мелиссу Бог не

обидел. Увидев хищные взгляды, которые кидали на Мелиссу

жирные коты на Рублевке, Линдерман даже поначалу решил для

себя, что в дальнейшем постарается не смешивать Мелиссу со

своим остальным ударным контингентом. Обычно он вывозил на

показательные выступления сразу трех-четырех девушек. Но из

за Мелиссы остальных просто не успевали хорошенько

рассмотреть, так что это могло бы даже повредить бизнесу.

Мелисса обладала пышной рыжей гривой, зелеными глазами с

дьявольским огоньком и длиннющими до неприличия ногами.

Она умудрялась одновременно выглядеть эротической

- 55 -

топ-моделью, великосветской дамой с аристократическими

корнями нескольких поколений, интеллектуалкой, способной

беседовать на любые темы, и даже кроткой девушкой, о которой

всякий мог сказать, что она может составить надежное счастье

любому достойному джентльмену.

Надо признаться, с самого начала, когда Мелисса только

постучалась в дверь модельного агентства «Мадемуазель Икс»,

Линдерман не сумел распознать в ней признаки товара

экстракласса. Скорее, он купился на ее рыжие волосы.

Блондинок у него в агентстве было навалом, темноволосых тоже

хватало, а вот натуральных рыжих до сих пор было всего две.

Между тем для палитры нужны были разные краски. Особенно

впечатляющими выглядели показательные выступления

агентства на всякого рода вечеринках, на которых были

представлены все масти.

Сидя за столиком ресторана на Рублевском шоссе, Линдерман

задумчиво покусывал нижнюю губу и наблюдал за легким

фурором, который производила Мелисса. Со стороны он

напоминал толстого кролика, жующего травку. Публика в тот

день была не так чтобы самого высшего класса – пяток довольно

затертых народных депутатов, не слишком часто мелькающих на

голубых экранах, парочка бывших министров, занявшихся

частным нефтяным бизнесом на птичьих правах, с десяток

эстрадных исполнителей, ошибочно считающих себя поп

звездами первой величины, а также две эстрадные знаменитости

из разряда «незатухающих звезд». Были еще какие-то

продюсеры, банкиры, киноактеры, два излишне веселых

милицейских генерала – они были, разумеется, в гражданских

костюмах, но уж кто-кто, а Линдерман узнал их сразу. Еще по

залу с мрачно-загадочным лицом шнырял время от времени не

сразу узнаваемый телеведущий разных шоу на разных каналах.

Но в основном тусовка состояла из околосветской публики.

Ожидали еще, правда, приезда скандальной Балерины, но это

было интересно только поначалу, когда еще ожидался приезд ее

молодой и дерзкой Соперницы. Интерес был совершенно

понятен. На одном из светских раутов, когда Балерина в новом

белом платье сидела со своим очередным суженым, уведенным

накануне от Соперницы, имел место очень яркий эпизод. В зал

вошла улыбающаяся Соперница, подошла к влюбленной паре и,

- 56 -

не снимая со рта широкую улыбку, облила голову и платье

Балерины ярким красным вином прямо из бутылки. Случилась

эта памятная история еще месяц назад, но тусовочная Москва с

благодарностью помнила ее и пересказывала друг другу, всякий

раз сопровождая сюжет новыми и новыми фантастическими

подробностями. Когда же на Рублевке выяснилось, что

Соперница не приедет, потому что зажигает в это самое время

где-то в Европе, то и интерес к Балерине оказался совершенно

утерян.

Линдермана уровень тусовки не очень расстроил, именно на

этот уровень он и рассчитывал, а потому взял сегодня с собой

только новеньких воспитанниц – взял специально на боевую

обкатку.

Приглядывая за своими девочками, Линдерман с

удовлетворением отметил, что дебют удался и теперь их можно

смело вывозить на более ответственные мероприятия. Вот тут-то

Мелисса и показала свой рекорд.

 

* * *

 

В зале вдруг появился банкир Кадочников. Линдерман

встрепенулся. Кадочников был банкиром совершенно

особенным. Никто толком не знал, на чем он сделал свой

стартовый капитал. Никто толком не знал, откуда он появился.

Имя его стало известно в московском свете совсем недавно. Но

не прошло и двух месяцев, как его стали произносить с особым

почтением. Рекламы своему банку Кадочников никакой не делал,

наоборот, старался по возможности избегать известности. Сам в

обществе появлялся крайне редко. Зато его банк «Феникс»

довольно быстро забрался в первую рейтинговую десятку и

оттуда уходить уже не собирался.

Кадочников в отличие от некоторых своих коллег по банковскому

бизнесу был на удивление хорошо воспитан, учтив с

незнакомцами и недурен собой. Он был еще относителен молод

– около сорока лет – и спортивен. Ходили смутные слухи, что

сам Кадочников появился вовсе не из ниоткуда, а из военной

среды. Проверить эту версию не было никакой возможности, и

скорее всего слухи основывались лишь на том, что его банку

«Феникс» по какой-то счастливой случайности все время

- 57 -

перепадало обслуживание огромных государственных заказов и

контрактов. Во всяком случае, ни с какими темными

финансовыми аферами и серыми схемами имя Кадочникова

связано не было, а потому вопрос о происхождении его

капиталов так и оставался висеть в воздухе.

– Одно слово – парашютист! – многозначительно сказал

однажды Линдерману доверенный человечек из банковских сфер

и показал пальцем куда-то наверх, в небо, откуда, вероятно,

недавно и спрыгнул на московскую землю банкир Кадочников.

 

* * *

 

Понятное дело, Люська Волкова, по кличке Мелисса, ни о чем

подобном подозревать не могла. Ей просто сразу понравился

банкир Кадочников. Впрочем, это как раз Линдермана

интересовало меньше всего. Куда важнее было то, что и банкир

Кадочников немедленно положил глаз на Мелиссу. Раз... и он

уже предложил ей шампанское. Два... и они уже сидят за

отдельным столиком вдвоем и воркуют, точно голубки. Три... и

наш недосягаемый банкир повел Мелиссу куда-то на открытый

воздух. «Ай да девка!» – одобрительно подумал Линдерман и тут

же озабоченно вспомнил, что неплохо бы успеть, пока не поздно,

подкорректировать с ней условия контракта.

О том, что условия менять уже поздно, Линдерман понял прямо

на следующий день. Мелисса собрала вещи и вежливо

уведомила своего патрона о том, что переселяется в загородный

особняк банкира Кадочникова. Такой прыти в агентстве

«Мадемуазель Икс» еще никогда не видели.

Линдерман расстроился, конечно, но нельзя сказать, чтобы

очень. Контракт он переписать не успел, но всего заранее не

угадаешь, а Мелисса и так принесла значительную прибыль

агентству – и настолько быстро, что и вкладываться-то в нее

почти не пришлось.

Таким образом, можно смело сказать, что из всех воспитанниц

агентства «Мадемуазель Икс» как раз с Мелиссой Женя

Линдерман был знаком меньше всего, – в общей сложности она

пробыла в агентстве не больше месяца. Свои юридические дела

с Мелиссой Женя так пока и не закончил. Он пожадничал,

надеясь все-таки перехитрить барышню с суммой, обозначенной

- 58 -

в контракте. Как говорится, ничего личного, бизнес есть бизнес, а

Мелисса теперь вполне могла себе позволить выплатить

Линдерману желаемую сумму, приобретя такого спонсора, как

банкир Кадочников.

 

* * *

 

Между тем модель Мелисса, не успев еще выполнить свои

финансовые обязательства перед агентством «Мадемуазель

Икс», поступила совершенно необдуманно. На ура пройдя

кастинг в рекламном агентстве, она быстренько собрала свою

дорожную сумку и отправилась на турецкий берег, где

затевались съемки ролика. Рекламщики собирались воспеть

удивительные качества нового как бы сибирского пива, и сделать

это можно было, разумеется, только на берегу Средиземного

моря.

– Сорт пива – это стиль жизни, – мощно икнув, пояснил ей

режиссер. – Мы должны показать принципиально иное качество

жизни!

Мелисса согласно тряхнула своей роскошной рыжей гривой и

посмотрела на режиссера равнодушными зелеными глазами.

Красивая, но холодная, грустно подумал режиссер и решил, что

попробует растопить лед непонимания уже на анталийском

побережье. Впрочем, сделать это он так и не успел.

Несколько дней он выделывал круги вокруг Мелиссы, словно

шакал вокруг своей будущей жертвы, но подойти пока не

решался. В это время молодые загорелые турки обучали

российских моделей вождению водных скутеров, и

контрастировать с ними пожилому шакалу вовсе не хотелось.

Творческая идея рекламного ролика заключалась в том, что

красавицы выезжали на этих скутерах, разбрызгивая вокруг себя

серебряную морскую пену, а закадровый голос должен был тем

временем быстро вбить в голову бестолковых зрителей

ассоциацию с новым качеством жизни. Режиссер никуда не

торопился, он терпеливо ждал, – шакалье чутье и огромный

жизненный опыт подсказывали ему, что жертву надо брать

позже, во время грядущего празднования по случаю успешного

завершения съемок.

Но в том-то и дело, что праздника так и не случилось. Вместо

- 59 -

этого пришлось вызывать полицию. Произошло нечто кошмарное

и, как всякий кошмар, совершенно неожиданное.

 

* * *

 

Когда девушки уже научились потихоньку ездить на скутерах,

начались съемки. Девушки выезжали из-за живописной скалы,

летели на камеру, стоявшую на пляже, а затем резко

разворачивались, окружая себя стеной пены, и неслись в

открытое море. Их силуэты в конечном итоге скрывались за той

же живописной скалой. Два дубля прошли нормально, а после

третьего из-за скалы по команде из мегафона вернулись только

две наездницы – блондинка и брюнетка.

– А где рыжая? – спросил в мегафон режиссер.

С берега было видно, как обе девушки замотали головами,

оглядываясь во все стороны, а потом жестами показали, что

никого не видят.

– То есть как? – спросил растерянным голосом режиссер уже

сам себя.

Молодые спортивные турки быстро повскакивали в свои

моторные лодки и понеслись, рассекая волны, кто за скалу, кто в

глубину моря. Вернулись они ни с чем. Мелисса пропала.

Приехавший во главе полицейского наряда толстый инспектор

средних лет важно надувал щеки, хмуро смотрел в морскую даль

и охотно объяснял съемочной группе через переводчика, что

тело теперь так быстро не найти. Тело сначала относит на

«дальнюю воду» – глубину, – а затем уже прибивает к берегу. Но

происходит это не быстро, как правило, через несколько дней.

По голосу инспектора чувствовалось, что практика у него по этой

части была большая. «Впрочем, – многозначительно поднял

палец инспектор, – если девушка зацепилась за скутер, то

вдвоем они уже вряд ли всплывут, так что надежд отыскать тело

даже через несколько дней не так уж и много». Младшие

полицейские уважительно слушали своего шефа и послушно

кивали головами при каждой его умной реплике. Блондинка и

брюнетка в голос плакали друг у друга на плече.

 

10

 

- 60 -

– И вы хотите сказать, что ничего об этом до сих пор не знали? –

с каким-то нехорошим ласковым укором спросил у Линдермана

полковник в милицейской форме.

– Конечно, не знал! – почти прошептал Линдерман.

– Видимо, и про Елену Извицкую вам ничего не известно? –

совсем уж ехидным голосом поинтересовался полковник.

– Господи! – Пол закачался под стулом, на котором сидел

Линдерман.

Елена Извицкая – также как и Кира, только что странным

образом пропавшая из особняка Милорадова, так же как и

Люська Волкова, по кличке Мелисса, утонувшая в Средиземном

море, – была моделью, подписавшей контракт с агентством

«Мадемуазель Икс».

– А что с Извицкой? – дрожащим голосом спросил Линдерман.

– Госпожа Извицкая Елена Николаевна неделю назад была

похищена в баре «Синяя птица» в Москве в половине

двенадцатого ночи, – вежливо проинформировал полковник.

Конец бизнесу, подумал Линдерман и растерянно спросил:

– А почему же ко мне раньше никто не пришел и не сказал?

– Это недоработка правоохранительных органов, – с излишней

готовностью тут же согласился полковник. – И как раз сейчас мы

ее исправляем.

 

* * *

 

Видимо, для того, чтобы исправить эту недоработку, Женю

Линдермана прямо из особняка Милорадова привезли сюда – в

районное управление внутренних дел, где, несмотря на позднее

время, вовсю кипела работа. Линдерману не раз случалось

пересекаться с правоохранительными органами. Но до сих пор

он вел себя с ними уверенно и спокойно, зная всякий раз, кому

нужно позвонить и с кем встретиться, чтобы уладить возникшие

проблемы. Теперь же от уверенности и спокойствия не осталось

и следа. Шутка ли сказать: три несчастных случая за две недели

– и все с его воспитанницами!

Линдерман не знал, кому теперь он мог бы позвонить, потому

что совершенно не понимал, что за чертовщина происходит

вокруг агентства «Мадемуазель Икс». Да и уровень беседующих

с ним представителей правоохранительных органов несколько

- 61 -

его беспокоил. Дело даже было не в этом милицейском

полковнике с генеральскими повадками, почему-то оказавшемся

ночью в районном управлении внутренних дел. Куда больше

Линдермана беспокоил молодой мужчина в штатском, сидевший

теперь за его спиной. С виду он был одет весьма скромно, но

скромность эта была рассчитана на простачков из районной

управы. Неброская одежда этого странного джентльмена

уверенно тянула на несколько тысяч долларов. Если полковник

ни о чем таком даже не догадывался, то уж Линдермана на этот

счет не проведешь. Милиционеры так не одеваются. Чекисты

тоже. А на адвоката мужчина совсем не был похож.

– Может быть, вы все-таки нам что-нибудь объясните? –

прищурился полковник.

– Господи, мне бы кто-нибудь хоть что-то объяснил!.. – искренне

взмолился Линдерман.

– Давайте подумаем вместе, – предложил полковник.

– Давайте. – Линдерман с готовностью придвинул стул к столу,

за которым сидел полковник.

– Какие версии вам кажутся наиболее вероятными?

– Понятия не имею, – честно сказал Линдерман.

– А вы думайте, думайте! – посоветовал полковник и откровенно

добавил: – Куда хуже будет, если эти версии предложу вам я.

– Понял, – кивнул Линдерман. – Может, какой-нибудь маньяк, а?

– Маньяк? – улыбнулся полковник. – Настолько маньяк, что за

одной из ваших девиц даже съездил в Турцию, да?

– Ну а что? Может быть, это какой-то богатый маньяк... – с

надеждой сказал Линдерман. – Есть даже мотив...

– Какой же?

– Все три девушки были рыжими...

– Прямо Конан Дойл какой-то... В принципе исключать такого

нельзя, – согласился нехотя полковник. – А еще?

– Еще не знаю, – грустно сказал Линдерман.

– Может быть, у вас есть недоброжелатели? – ласково спросил

полковник, заглянув Линдерману в глаза.

– У кого же их нет?

– Так если поискать в этом направлении? Скажем, конкуренты?

– Конкурентов у меня нет, – с некоторой даже гордостью сказал

Линдерман. – Бизнес уникальный.

– Ну, так уж и уникальный! – пожурил его полковник. – Стоит

- 62 -

только выехать на Ленинградское шоссе за город. Или там на

Ярославское...

– Мое агентство – это совсем не то, что вы себе думаете! –

отрезал Линдерман.

– А в чем разница, милый? – с внезапной жесткостью спросил

полковник. – В масштабах?

«Я бы тебе объяснил, в чем разница!» – злобно подумал

Линдерман. Сначала он подозревал, что на самом деле

полковник вовсе не милиционер, чей новенький мундир на нем

теперь сидел. По интеллигентности разговора полковника Женя

решил, что перед ним переодетый чекист, – люди с Лубянки

любили такие маскарады. Но теперь, когда тот опустился до

таких пошлых обвинений, Линдерман мстительно зачислил его в

ментовку.

Впрочем, полковник неожиданно опять смягчился.

– И все же версию конкурентов, которые пытаются

дискредитировать ваш бизнес, мы никак не имеем права

сбрасывать со счетов, – озабоченно сообщил он.

«Нет, похоже, все-таки чекист», – снова подумал Линдерман.

Менту бы такая мысль в голову просто не пришла. Но если этот

чекист, то кто тогда второй, сидевший за его, Линдермана,

спиной? До сих пор он так и не подал голос. Только

поздоровался, когда в этот кабинет привели Линдермана.

– Не слишком ли хлопотно таким образом дискредитировать

бизнес? – подумал Линдерман уже вслух.

– Хлопотно, конечно, – согласился полковник. – Зато

эффективно. Кто теперь захочет иметь дело с вашими

девушками, если за ними такой шлейф неприятностей?

Услышав такую трезвую оценку, Линдерман загрустил

окончательно. Самое печальное заключалось в том, что теперь

полковник его даже не пугал. Он оценивал ситуацию достаточно

объективно.

– И что же теперь делать? – Скорее всего свой вопрос

Линдерман адресовал даже не полковнику, а в пространство –

какому-то высшему разуму. Но высший разум молчал. Зато

полковник охотно откликнулся:

– Что вам делать? Ждать и бояться. И как только что-нибудь еще

произойдет, сразу звонить нам.

 

- 63 -

* * *

 

Когда Линдерман покинул здание управления, из джипа его

охраны вышел Соловьев и радостно поприветствовал патрона:

– Выпустили, шеф?

Соловьев был у Линдермана начальником охраны, но в свое

время настоял на том, чтобы официально его называли

начальником службы безопасности. Сейчас Линдерман об этом

вспомнил. На милицию у него надежды не было. Почему бы и не

попробовать?..

 

* * *

 

...Выслушав от Линдермана мрачную хронику происшествий,

Соловьев нахмурился и назвал сумму, в которую обойдется

собственное расследование.

– Ну и катись отсюда, – ответил Линдерман. – Я за такие деньги

сам в тундре волка до смерти загоняю.

Соловьев обиделся и замкнулся в себе. На следующий день он

назвал гонорар вдвое меньше. Но Линдерман, будучи

рачительным хозяином, решил еще подождать. Он согласился

только на третий день, когда сумма вознаграждения за

специальную операцию службы безопасности была снижена

вчетверо...

 

* * *

 

– ...Насчет рыжих это он верно подметил, – сказал мужчина в

штатском милицейскому полковнику, когда Линдерман покинул

следственный кабинет.

– Ты что, веришь в маньяка?

– В маньяка я не верю, – задумчиво сказал Воронцов. – А в том,

что рыжий цвет в природе довольно редкое явление, – вот в

этом я совершенно уверен.

– Между прочим, банк господина Кадочникова еще более редкое

в природе явление, чем рыжий цвет, – загадочно заметил

полковник.

 

11

- 64 -

Полковник был очень близок к истине. В этом сам Воронцов

убедился довольно скоро.

 

* * *

 

– Вам дали самые блестящие рекомендации, – первым делом

сообщил банкир Кадочников, едва Воронцов переступил порог

его кабинета. – Я уже знаю о вас как о сыщике экстра-класса, да

еще как о человеке, которому можно доверять решительно все.

Как раз эти качества мне сейчас ох как нужны! Поэтому сразу

договоримся. Я буду с вами предельно откровенен, расскажу все

детали, которые могли бы вас заинтересовать. Но разумеется, в

ответ я хотел бы рассчитывать на полную конфиденциальность с

вашей стороны... Итак, Александр, присаживайтесь... и,

пожалуйста, любые вопросы!

Услышав этот монолог и мельком глянув на хозяина кабинета,

Воронцов сразу понял, что на особую откровенность ему здесь

рассчитывать не придется. По крайней мере пока.

– Разрешите попробовать? – Он вежливо улыбнулся. Кадочников

раскинул руки и улыбнулся в ответ еще шире. «И не подумаешь,

что он совсем недавно потерял горячо любимую невесту. Хотя

ситуацией он все-таки встревожен. Но сдается мне, что тревога

эта к любовной линии никакого отношения не имеет», – подумал

Воронцов.

– Насколько я понимаю, Людмилу Волкову можно было бы

назвать вашей будущей женой?.. – осторожно сказал Воронцов и

увидел, как тут же, словно по команде, заметно помрачнел

банкир Кадочников.

– Именно так, – вздохнул он. – Мы уже все решили.

Кадочников словно машинально посмотрел на большую

фотографию, стоявшую в углу его огромного письменного стола.

С нее улыбалась чертовски загадочной улыбкой

сногсшибательная Люда Волкова, только что тряхнувшая своей

рыжей гривой.

– Вы так быстро все решили...

– Любовь с первого взгляда, – согласно кивнул Кадочников,

опять глянув на фотографию. – Представьте себе... Вы не верите

в это явление?

 

- 65 -

* * *

 

Вообще-то Воронцов в это явление верил, но как раз в этом

случае веру его что-то смущало, хотя пока он еще не

разобрался, что именно.

– Я вообще побаиваюсь женщин, – поделился Воронцов.

– Вот как? – удивился Кадочников не столько самому факту

боязни, сколько такой откровенности со стороны гостя.

– Пока мужчина одинок, у него нет слабых мест. По крайней

мере вычислить их сложно.

– Наверное, это специфика вашего ведомства, – хмыкнул

Кадочников.

– Я думал, у банкиров те же проблемы, – весело заметил

Воронцов. – Тем более когда речь идет о таком банке, как ваш.

– Что вы имеете в виду? – В глазах Кадочникова быстро

мелькнул и так же быстро спрятался отчетливый холодок.

– У вас же довольно крупный банк, не так ли? Мне всегда

казалось, чем больше денег, тем больше осторожности...

– Да, в первую двадцатку мы входим. – Кадочников внимательно

посмотрел на своего гостя и на всякий случай уточнил: – Если вы

это имеете в виду.

– А что же я еще могу иметь в виду? Заодно уж, Владимир

Павлович, расскажите мне поподробнее о банке «Феникс».

– Охотно, – с явным неудовольствием сказал Кадочников. –

Только ответьте мне: вы всерьез полагаете, что это поможет

вашему расследованию?

– Еще как, – кивнул Воронцов.

– То есть вы хотите сказать... Вы хотите сказать, что

исчезновение девушек как-то может быть связано...

– Точнее будет сказать – похищение девушек. Да, у меня есть

самые серьезные основания полагать, что эти похищения

связаны со спецификой вашего банка, уважаемый Владимир

Павлович.

На этот раз Воронцов убрал вежливую улыбку со своего лица.

– Вот как? – Кадочников забарабанил пальцами по столу.

– Владимир Павлович, по-моему, мы зря теряем время.

Банкир вышел из-за стола и принялся мрачно ходить из стороны

в сторону по огромному кабинету. Наконец он остановился перед

Воронцовым и посмотрел на него в упор:

- 66 -

– Вы вообще хорошо себе представляете, в какую сферу

вторгаетесь?

– Честно говоря, пока только догадываюсь, – пожал плечами

Воронцов. – Но другого пути я все равно не вижу.

– М-да, – отрешенно сказал Кадочников, глядя в пустоту. – Если

бы только знать, что начнется такая чертовщина...

 

* * *

 

...Никто толком и не успел заметить, как все это началось. Когда

ночью в баре «Синяя птица» была похищена первая девушка

агентства «Мадемуазель Икс» Елена Извицкая, этим делом

занялись районные милиционеры. Вернее сказать, папку с этим

делом очень уставшая следователь забросила в дальний угол

стола и постаралась запомнить, что на днях нужно было бы

проверить установочные данные пропавшей девицы. Но на

следующий день на следователя навалили еще пару дел, и о

папке она на время забыла. Впрочем, ситуацию это никак не

могло изменить. Даже если бы эта несчастная женщина в

милицейской форме вовремя заполнила все бумаги по факту

похищения в баре «Синяя птица», тревожный звоночек все равно

бы еще не прозвенел в высоких кабинетах.

Никто не подал сигнал тревоги и в тот день, когда на съемках в

Южной Турции утонула другая модель агентства – Люда

Волкова, по прозвищу Мелисса. В местном полицейском участке

происшедшее было оформлено как несчастный случай.

Учитывая, что тела не нашли и отправлять в Россию было, грубо

говоря, нечего, особо торопиться не стали. Весь следующий

день протоколы пролежали на подписи у районного полицейского

комиссара – человека степенного и медлительного, который

всякий раз перед тем, как принять какое-либо решение, долго и

пристально всматривался в портрет Ататюрка – великого

государственного деятеля Турции, изображение которого висело

в каждом официальном кабинете по всей стране. Комиссар

словно спрашивал совета, глядя в мудрые глаза Ататюрка. На

этот раз он до такой степени засмотрелся на портрет, что

совершенно забыл про лежавшие перед ним бумаги и так и ушел

домой. Так что протоколы по факту несчастного случая на море

с русской моделью остались лежать до завтра. На второй день

- 67 -

комиссар их все-таки подписал, после чего его подчиненные

смогли отправить официальное уведомление о случившемся в

российское консульство в Анталии. Полицейские бумаги получил

консульский клерк, который еле-еле понимал турецкий язык. Он

так и не смог понять, что трупа утопленницы не нашли. Так что, с

одной стороны, он считал, что тело есть. С другой – ему совсем

не хотелось заниматься грустными вопросами морга и

транспортировки тела на родину. Поэтому он решил подложить

это дело молодому специалисту, который начал работать всего

месяц назад. К тому же тот вроде бы немного понимал турецкий.

Но как раз сейчас молодой специалист находился в местной

командировке и должен был вернуться только на следующий

день. Так что клерк молча положил бумаги на стол коллеги. Но и

это обстоятельство, как потом обнаружилось, никак не смогло бы

хоть сколько-нибудь ускорить развитие событий. В гостиничной

анкете рукой Мелиссы был вписан ее домашний адрес в России

– городок Тутаев в Ярославской области. Именно эти данные

полиция и передала в консульство. Но до городка Тутаева

бумагам из Турции было еще идти и идти.

Режиссер съемочной группы, снимавшей рекламный ролик,

узнав в полиции, что вся информация отправлена в российское

консульство, и поняв, что он в этом деле больше не нужен, а

рыжую Мелиссу теперь уже не вернуть, глухо запил и скоро

перестал узнавать собственных сотрудников. Некоторое

облегчение он, впрочем, почувствовал только однажды, когда

ассистентка доложила ему, что нужный дубль с участием

Мелиссы все-таки успели отснять.

Возможно, прошло бы еще немало времени, прежде чем сигнал

тревоги наконец прозвучал в Москве, если бы в дело не

вмешалась незаметная невзрачная мышка – гримерша из

группы, которая работала с девушками во время съемки.

Мелисса успела ей рассказать про агентство, в котором она

работала, и та случайно запомнила название. Интересно, что

про своих подруг и тем более жениха рыжая модель в своих

рассказах даже не упомянула. Гримерша, конечно, не

догадывалась, как ведутся дела в полицейских и консульских

кабинетах, но чисто по-женски решила на всякий случай

позвонить в Москву и рассказать о том, что произошло. Она

потратила немало денег, чтобы обнаружить через справочные

- 68 -

службы телефон «Мадемуазель Икс», и удивительным было уже

то, что ей вообще удалось это сделать. Агентство вовсе не

стремилось себя афишировать среди широких масс населения,

поэтому в справочниках никаких следов не оставило. Гримерше

удалось взять след, лишь задействовав свою сеть знакомств в

модельном бизнесе, где, конечно же, все друг друга знали.

Только после этого в приемной Линдермана раздался

телефонный звонок, и далекий женский голос из Турции известил

его о случившейся трагедии. Линдерман сразу же собрал девиц,

находившихся в тот момент в офисе, и скорбным голосом

прочитал им лекцию о том, что бывает с плохими девочками,

которые нарушают условия контракта и связываются со всякими

левыми рекламными фирмами.

Потом он ушел переживать полученное известие в свой кабинет.

Переживал он, надо сказать, довольно искренне, потому что

Мелисса покинула этот мир в самый неподходящий момент. Ее

альянс с банкиром Кадочниковым был делом уже решенным, а

свой гонорар Женя Линдерман еще не успел получить. Теперь,

как ни крути, он его уже никогда не получит. Однако терять связь

с таким человеком, как Кадочников, было недопустимо.

Линдерман вздохнул и набрал мобильный телефон банкира.

Голос его был при этом по-настоящему трагичен, ему не надо

было даже ничего наигрывать.

Итак, только в этот момент банкир Кадочников узнал, что его

невеста утонула в Средиземном море. Жених при этом был

настолько ошарашен новостью, что не сразу обратил внимание

на то, что Линдерман не сказал, когда тело привезут в Россию.

Он перезвонил ему сразу, минуты через две, но получить ответ

на такой, казалось бы, простой вопрос не смог. Гримерша ничего

не говорила Линдерману ни про какое тело. А найти теперь саму

гримершу черт знает в каком отеле на всем анталийском

побережье Турции было делом не таким уж легким.

«Ничего, дружок, это теперь уже твои проблемы», – подумал

Линдерман про Кадочникова.

Тем временем банкир набрал другой телефонный номер.

– Что-то странное, – сказал он в трубку. – Волкова, говорят,

утонула в Турции.

Вот тогда сразу в нескольких очень важных и мало кому

известных кабинетах в Москве раздался пронзительный сигнал

- 69 -

тревоги.

 

* * *

 

Когда российскому консулу в Анталии сообщили, что его ждет

посетитель из Москвы по поводу утонувшей гражданки Волковой,

он только недовольно хмыкнул. Он не любил встречаться

лишний раз с родственниками погибших здесь наших граждан. А

погибали они, между прочим, с его точки зрения, не так уж и

редко. Правда, обычно это случалось в автокатастрофах с

участием местных автобусов. Еще было несколько загадочных

случаев, когда граждане Российской Федерации просто

пропадали. Как правило, случаи эти так ничем и не

заканчивались, в том смысле, что граждан так и не находили.

Поэтому мотивы этих исчезновений так и оставались до сих пор

невыясненными.

Выйдя к гостю из Москвы, консул сразу насторожился и

подобрался. Он уже достаточно давно работал в консульской

службе для того, чтобы развить отличную рабочую интуицию.

Поджарый мужчина в приемном холле консульства явно не

относился к категории убитых горем родственников. Более того,

консулу достаточно было одного взгляда в глаза посетителя,

чтобы примерно догадаться, какое ведомство он представляет.

Консул помрачнел. Такой визит сулил большие неприятности и

множество организационных хлопот, не говоря уже о море

отчетов, которые теперь придется писать. Значит, этот охламон

что-то прозевал, с раздражением подумал он о своем клерке,

готовившем бумаги по утопленнице. Значит, никакая эта Волкова

не рекламная модель. Рекламой в том ведомстве, откуда прибыл

посетитель, не занимаются.

– Кофе? Чай? – услужливо спросил консул, протягивая руку к

открытой двери своего кабинета. Секретарша удивленно подняла

брови. «Дура! – подумал консул. – Кругом одни идиоты».

Как и следовало ожидать, посетитель, ничуть не удивившись

такому приему, бесцеремонно присел прямо на рабочий стол

консула и посмотрел на него скучными глазами:

– Место происшествия кто-нибудь осматривал? В полиции кто

нибудь был?

– Я сейчас все объясню... – суетливо заговорил консул, но

- 70 -

продолжить ему не дали.

– К черту, – сказал гость. – Все понятно. Нехватка сотрудников.

Разгар сезона...

– Совершенно справедливо, – быстро успел вставить консул и

тут же поперхнулся, натолкнувшись на немигающий

презрительный взгляд.

– Звоните в полицию. – Московский гость пододвинул

телефонный аппарат к консулу.

Тот явно замялся.

– В чем дело? – угрюмо спросил гость.

– Видите ли... Лично у меня только английский язык, не все в

местной полиции...

– Номер хотя бы набрать сами сможете? – не скрывая

насмешки, спросил гость.

– Разумеется...

Пальцы у консула задрожали, но номер ему набрать все-таки

удалось. После этого гость забрал у него из рук телефонную

трубку и спокойно заговорил в нее по-турецки. Смысла этого

разговора консул, конечно же, понять уже не мог.

 

12

 

В тот момент, когда российский консул в Анталии переживал

свалившиеся на него из Москвы неприятности, старший научный

консультант архивного отделения Российской государственной

библиотеки Александр Воронцов еще и знать ничего не знал ни

о существовании, ни тем более о таинственном исчезновении

модели Людмилы Волковой. Воронцова тогда интересовали

совершенно иные материи.

Он бродил по тихим тропинкам кладбища Донского монастыря и

всерьез размышлял о том, что, наверное, стоит уже подумать о

докторской диссертации. Собственно, вопрос был не в том, пора

или нет писать диссертацию. Просто неожиданно на днях

пришла в голову эта идея – написать исследование о

национальной культуре надгробий. Толком эту тему в истории

искусства никто еще не исследовал, а открытий здесь можно

было сделать немало. В конце концов, история надгробных

памятников – это история того, как менялось отношение к

вопросам жизни и смерти. Есть ли на свете какая-нибудь более

- 71 -

серьезная тема для размышлений?

По старинному Донскому кладбищу он мог бродить часами.

Больше это место напоминало даже не кладбище, а музей под

открытым небом. Со временем территория монастыря

превратилась в своеобразную кунсткамеру. Здесь странным

образом сохранялись кусочки истории. Например, когда-то

разобрали Триумфальную арку, которая теперь стоит на

Кутузовском проспекте. Ее разобрали, чтобы потом собрать

снова, но при этом многие детали – скульптуры и барельефы –

почему-то оказались лишними. Тогда их привезли и оставили в

Донском монастыре. Еще здесь стояли желтые столбы с

воротами из одной княжеской усадьбы. Ворота были культурной

ценностью, поэтому их тоже привезли сюда. Они стояли перед

входом в небольшую рощицу с райскими яблонями. Сами ворота

были почему-то закрыты на замок, но никакого заграждения

вокруг них не было. Ворота стояли как памятник.

А еще на кладбище Донского монастыря можно было увидеть

очень интересные памятники.

Один из них как раз и рассматривал сейчас Воронцов. Это был

памятник человеческому эгоизму. На солидной плите еще в

девятнадцатом веке был выбит любопытный текст. Из него

следовало, что под этим камнем покоится жена действительного

статского советника, потомственного дворянина, почетного

гражданина, кавалера таких-то орденов, безутешного отца и

супруга... Информации на камне было так много, что собственно

места для имени почившей супруги статского советника так и не

осталось. При этом скульптура, установленная здесь

безутешным супругом, изображала как раз его самого, но уж

никак не его жену.

Любопытный был статский советник, подумал Воронцов. В этот

момент он увидел, как на дорожке появился еще один

посетитель. Это был пожилой высокий мужчина с довольно

живым взглядом. Заметив Воронцова, мужчина приветственно

помахал ему рукой.

– Откуда вы узнали, что я здесь? – с удивлением спросил

Воронцов.

Мужчина развел руками – дескать, даже не спрашивайте. Вопрос

действительно был лишним.

– Интересно, что же такого должно было произойти, чтобы вы

- 72 -

сюда приехали, Николай Дмитриевич? – покачал головой

Воронцов.

– Случилось нечто серьезное, – кивнул гость. Они теперь уже

вместе тихо прохаживались среди старинных памятников.

– И что же именно, позвольте полюбопытствовать?

– У нашего близкого знакомого пропала девушка.

– Хорошая шутка, – оценил Воронцов.

– А мне почему-то показалось, что вас это дело заинтересует, –

не замечая сарказма, сказал гость.

– Что, девушка настолько хороша?

– Хороша, – равнодушно подтвердил мужчина. – Она модель. А

он банкир.

– Как интересно. Скажите, вы меня ни с кем не перепутали?

– А еще у нас есть некоторые основания полагать, что ко всей

этой истории может иметь отношение ваш старый знакомый, –

продолжал гость, никак не реагируя на реплики. С этими

словами он достал несколько фото из внутреннего кармана

твидового пиджака и протянул их Воронцову.

– Не понял, – сказал Воронцов.

Выражение его лица совершенно изменилось, когда он увидел

эти фото. Обаятельный мужчина средних лет с яркими южными,

но при этом весьма холодными глазами сидел за столом,

похоже, на какой-то международной конференции. Именно этот

мужчина был честно «отщелкан» неведомыми фоторепортерами

в разных ракурсах. Попавшие с ним в кадр соседи по круглому

столу явно остались на снимке случайно. Впрочем, в одном из

этих соседей Воронцов без труда опознал как соотечественника

крупного стального магната. Но потом он опять вернулся глазами

к южанину. Джузеппе Торно совсем не изменился за те пять лет,

что они с ним не виделись.

– Где это снято?

– В Москве, представьте себе. На этот раз синьор Торно посетил

нас в составе официальной делегации европейских инвесторов.

 

* * *

 

Пять лет назад Джузеппе Торно вовсе не интересовала

инвестиционная деятельность, подумал Воронцов. Он

столкнулся с этим итальянцем при довольно странных

- 73 -

обстоятельствах. Воронцова тогда пригласили для консультации

во Францию. Речь шла о деле Фатимы, впрочем, не столько о

нем самом, сколько о шагах, которые могли бы помочь вернуть в

Россию очень известную и знаковую для нее икону. История ее

была переплетена с историей трех секретов Фатимской Девы

очень тесно. Вот тогда-то на горизонте и нарисовался

обаятельный Джузеппе, потому что секретная служба Ватикана

слегка занервничала, узнав, что русские проявляют активность,

связанную с Фатимой.

– Вы что же, хотите сказать, что теперь секретная служба

Ватикана заинтересовалась русскими барышнями? Наконец-то! –

хмыкнул Воронцов.

– Почти что так... Как мы теперь понимаем, Торно приехал в

Россию исключительно потому, что его интересовал здесь один

банкир.

– И это, разумеется, тот самый близкий вам банкир, у которого

пропала его девушка?

– Причем пропала через некоторое время после того, как на

нашего банкира всеми силами пытался выйти Торно. Забавно,

правда?

– Как бы меня из-за этих ваших забав не уволили со службы, –

заметил Воронцов. – Хотя бы какие-то приличия в библиотеке

мне нужно соблюдать. Прошлый раз меня там не было почти

месяц...

– Приличия мы соблюли, – сказал мужчина и протянул

Воронцову маленькую серенькую бумажку. Бумажка извещала,

что гражданин Воронцов А. В., согласно Закону о всеобщей

воинской обязанности, призывался на военные сборы сроком на

два месяца.

– И в какие же войска вы меня определили?

– А это в повестке не указывается.

 

* * *

 

Они договорились встретиться на следующий день, когда должен

был прилететь человек из Турции. Но встретиться пришлось в

тот же вечер. Все контакты и передвижения Линдермана теперь

на всякий случай отслеживались. Поэтому информацию о

похищении еще одной сотрудницы агентства «Мадемуазель Икс»

- 74 -

на вечеринке у олигарха Милорадова собеседник Саши

Воронцова в Донском монастыре получил на этот раз быстрее,

чем милиция.

 

* * *

 

– Ну уж не знаю, что и сказать, – задумчиво произнес старенький

заведующий архивным сектором, когда утром консультант

Воронцов со скорбным видом положил перед ним

военкоматовскую повестку.

– А что тут скажешь? – грустно заметил Воронцов. – Закон есть

закон.

– По-моему, вы великий жулик, дорогой мой, – сказал со вздохом

завсектором. – Но доказать я этого, к сожалению, не могу. В

современных документах я мало что понимаю.

 

* * *

 

«Три девицы... трам-там-там... пряли поздно вечерком», –

повторял про себя Воронцов, засыпая в ночном поезде Москва –

Ярославль. Его раздражало, что он никак не мог вспомнить

рифму к вечерком. Все три девицы были рыжими. И все три

девицы были частыми гостьями у банкира Кадочникова. Но в

невесты царь-батюшка выбрал себе только одну из них.

Хотелось бы знать, почему именно ее. И еще хотелось бы знать,

куда они теперь все пропали. И заодно понять, что за царство

такое странное у царя-батюшки... «Три девицы вечерком... Может

быть, пряли что-то там узелком? Никак не вспомнить».

– Сосед, коньячку?

– Пост, – слабо возразил Воронцов.

– Командировка, – уверенно контраргументировал сосед по купе.

В последние годы это был самый популярный среди сограждан

диалог. Сначала в стране резко увеличилось число граждан,

вспомнивших про церковные правила и про пост. Затем

чрезвычайно модным стало напоминать друг другу о том, что в

правилах существует важное исключение, согласно которому

прихожанам, находящимся в дороге, пост нарушать не

возбранялось.

Выпив по первой, они умиротворенно помолчали, после чего

- 75 -

воронцовский сосед посмотрел через грязное окно на широкие

российские просторы и с каким-то необъяснимым подъемом

сказал:

– Куда катимся!..

Он явно имел в виду не поезд.

– Двадцать первый век, – неуклюже вставил Воронцов, не зная,

что еще сказать в этой ситуации.

– Во-во, – неодобрительно заметил сосед. – Допрыгались...

И налил по второй.

 

* * *

 

«Три девицы под окном... – вспомнил наконец Воронцов

правильную рифму, находясь уже в городе Тутаеве Ярославской

области. – Пряли поздно вечерком... „Кабы я была царицей“, –

говорит одна девица... Вот с этого у нее и начались в жизни

большие неприятности. Потому что царь-батюшка у нас какой-то

оказался мутный. И банк его непонятный.

Жила себе первая девица Люська Волкова в этом тихом городке

и горя не знала. Но начиталась она журналов, насмотрелась

вредных программ по телевизору, и потянул ее черт в Москву –

стать моделью, а потом и вовсе царицей...»

Вот и нужный адрес. Улица Коммунаров, двенадцать. Длинный

бревенчатый дом состоял из двух этажей и покосился сильно на

сторону, судя по его виду, уже несколько лет назад. Таблички у

входа сообщали, что в доме проживали несколько семей сразу.

Была тут и фамилия Волковых.

Не так уж много в этом доме собирался узнать Воронцов. Хоть

что-нибудь, хоть какую-нибудь информацию про закадычную

подругу или про тайного друга. Все, что угодно, потому что в

Москве Люся Волкова умудрилась не оставить никаких следов

своей личности. Но и этого Воронцову не удалось. Хотя как

посмотреть...

 

* * *

 

– Вам кого? – спросила девчонка лет десяти.

– Мне бы Люсю, – сказал Воронцов. Дальше план был простой.

Он с ней познакомился в Москве, она ему дала этот адрес. В

- 76 -

Москве она куда-то пропала, и вот он, влюбленный по уши,

теперь ее ищет, как только может. Но план не сработал. Услышав

про Люсю, девчонка почему-то сделала круглые испуганные

глаза и убежала в недра мрачного дома. Вскоре на пороге

появился мрачный, давно не бритый мужик. Был ли он отцом

Люси Волковой, сказать было сложно. С тем же успехом он мог

быть и ее дедушкой. Мужик странно посмотрел на Воронцова,

словно оценивая, куда бы лучше его для начала ударить.

– Чего надо? – спросил мужик.

– Я Люсю ищу... – неуверенно объяснил Воронцов.

– Какую Люсю? – прищурился мужик.

– Волкову.

Воронцову показалось, что мужик слегка вздрогнул.

– И давно ищешь?

– Да неделю где-то...

– Поздно ты спохватился, придурок, – с нехорошей насмешкой

сказал мужик и сделал шаг вперед.

– Ладно, стой! – неожиданно резко сказал ему Воронцов. –

Похоже, меня одна сволочь разыграла. Это не я ее ищу, я ее

никогда не видел.

– Большая сволочь тебя разыграла. Умерла наша Люська.

– Как то есть умерла?

Откуда же здесь могли узнать? Агентство Линдермана

исключается – Воронцов успел это проверить, агентство по

тутаевскому адресу ничего не сообщало. Консульство в

Анталии? Они отдали все бумаги прилетевшему срочно офицеру.

Телефона здесь вообще быть не должно. Что же за чертовщина?

– Ты скажи-ка мне лучше, кто это тебя надоумил сюда прийти? –

уже спокойнее спросил мужик.

– Ну, знакомый один. Наверное, он и не знал ничего...

– Ага, не знал, – мрачно кивнул мужик. – Люська наша умерла

десять лет назад, а он не знал, да? Ты мне скажи только, как эту

суку зовут...

 

* * *

 

На всякий случай Воронцов все-таки сходил на местное

кладбище и нашел могилу. «Людмила Волкова, – было написано

на деревянной дощечке с покосившимся крестом. – 1980 –

- 77 -

1996». Портрета на могиле не оказалось. Портрет ему показали

до этого в доме на улице Коммунаров. Ничего общего у него с

московской Люсей Волковой, конечно, не было.

Как такие дела называются в милиции? «Глухарь» – в смысле

глухо, то есть ни следов, ни зацепок, ни намеков. В странной

сыскной карьере Александра Воронцова, а еще вернее сказать –

в его параллельной жизни, о которой не было ничего известно

никому из посторонних, «глухарей» до сих пор еще не было.

Может быть, так все бы и закончилось на этой мертвой точке, так

бы ничего и не сдвинулось с места, если бы не чистая

случайность. Если бы загадочные приключения не продолжали

преследовать несчастного директора модельного агентства,

жуликоватого светского сводника Женю Линдермана.

 

13

 

Женя Линдерман тосковал в Каннах. Его не радовали ни

Лазурный берег, ни ласковое Средиземное море, ни уютные

открытые кафешки на набережной.

Во-первых, срабатывало проклятие полковника. Прав полкан.

Деловая репутация Жени Линдермана дала глубокую трещину –

его начали сторониться. Пока с ним еще продолжали

здороваться, но приветствия эти были холодны как лед. Причем

при каждой встрече с давними знакомыми, которые теперь лишь

слегка кивали ему, отчетливо слышалось: «Я здороваюсь с

тобой, Линдерман, только потому, что я хорошо воспитан. Не

более того».

В Каннах происходила грандиозная тусовка под названием

«Русский фестиваль», на который съезжались все нужные

Линдерману клиенты – массивные фигуры из министерств и

ведомств родного Отечества, начинающие магнаты и

состоявшиеся олигархи, которые мерились здесь стоимостью

своих яхт, а также всякая сопутствующая шушера в виде

творческой интеллигенции с именами. Именно здесь с особым

русским размахом отмечались нужные дни рождения, юбилеи и

помолвки. Здесь завязывались знакомства и контакты, здесь на

новичках ставили штамп, подтверждающий их принадлежность к

высшему обществу. И именно сюда каждую осень стремились

душа и тело Линдермана. Только на этот раз его треснутая

- 78 -

репутация прибежала на Лазурный берег на своих кривых, но

быстрых ножках раньше, чем сам Линдерман.

Вторая причина его глубокой тоски заключалась в том, что он

страшно не хотел возвращаться в Москву. Какая-то шакалья

интуиция подсказывала ему, что ничего хорошего на родине на

этот раз его не ждет. Вообще к родине Линдерман испытывал

смешанные чувства. Иногда она пугала его обилием

правоохранительных органов и тем вниманием, которое они

время от времени проявляли к нему и его бизнесу. Что и

говорить, иногда она казалась ему недостаточно приветливой.

Но по большому счету Женя Линдерман был искренним

патриотом России. Потому что она единственная принимала его

таким, какой он есть. Иными словами, только здесь Линдерман,

во-первых, мог нормально заработать. А во-вторых, заработать

тем, чем он умел – его специфическим модельным агентством.

Когда Женя в порыве минутной слабости представлял свою

жизнь где-нибудь на Западе, куда он в мечтах иногда все-таки

переезжал насовсем, мрачные перспективы быстро отрезвляли

его. Женя понимал, что он никогда не впишется в эту

правильную иностранную жизнь с ее строгими уголовными

законами и причудливыми этическими правилами. А главное,

здесь не было таких шальных денег, которые он мог бы

заработать у себя дома. Вспоминая все это в тяжелые минуты

сомнений, Линдерман сразу искренне и сильно опять начинал

любить Россию и тосковать по залу прилета Шереметьево-2.

Но на этот раз, как он ни старался, Линдерман так и не смог

уловить в себе никакой, даже самой слабенькой, тоски по

родине. Родина его теперь пугала. Там его ждал подозрительно

вежливый полковник, одетый в явно чужую милицейскую форму.

Там его ждали неприятности. И главное, все теперь там стало

очень непонятно и зыбко. И ведь не было никакого даже намека,

который бы помог разгадать тайну свалившихся на него

несчастий, догадаться, что за злодей стоял за ними.

 

* * *

 

Попытка провести расследование в Москве собственными

силами не удалась. Главный охранник Линдермана Соловьев,

велевший называть себя начальником службы безопасности,

- 79 -

получив задаток за проведение расследования, надолго скрылся

с горизонта. Он появился перед Линдерманом спустя только

неделю – крайне довольный собой и одновременно очень

таинственный.

– Во гад, нашел время пить! – попрекнул его Линдерман, глядя в

опухшие от пьянства маленькие глазки Соловьева.

– Все это время я работал, Евгений... Давидович? – гордо

ответил ему Соловьев, стараясь как можно четче выговаривать

слова.

– Аронович. И что, есть результат? – подавляя бешенство, очень

тихо спросил Линдерман.

Соловьев с видом фокусника выложил перед хозяином тощую

серую папку, открыв которую Женя обнаружил листок бумаги с

непонятными рисунками. Издали картина напоминала

произведение сумасшедшего авангардиста. Приглядевшись

повнимательнее, на листке можно было обнаружить множество

квадратиков и кружочков, соединенных между собой

стрелочками. В квадратиках и кружочках были поставлены чьи-то

фамилии, а иногда просто буквы неведомых сокращений.

– Что это? – упавшим голосом спросил Женя.

– Как что? – самодовольно откликнулся Соловьев. – Аналитика,

Евгений Давидович.

Некоторое время Линдерман ползал растерянным взглядом по

бумажке, пытаясь уловить хоть какую-нибудь логику в стрелочках

и кружочках, но быстро понял, что это занятие было совершенно

безнадежным.

– Мы проанализировали все ваши связи, – наглым голосом

заявил Соловьев, при этом слово проанализировали ему далось

с особым трудом.

– Прямо все-все проанализировали? – тихо уточнил Линдерман,

на что Соловьев охотно кивнул, не почуяв опасности в голосе

шефа.

– ...Выявили скрытых и очевидных недоброжелателей... Вот они

тут помечены крестиками, – ткнул Соловьев пальцем в свой

причудливый чертеж.

Линдерман с интересом глянул на бумажку. Крестиками

оказались помечены практически все его знакомые,

обозначенные кружочками и квадратиками. Надо сказать, это

расстроило его больше всего, потому что, наверное, было

- 80 -

правдой.

– И что теперь? – поинтересовался Линдерман уже почти

ласково.

– Теперь это... – слегка замялся Соловьев, пытаясь скрыть

отрыжку. – Теперь бы надо профинансировать следующий этап.

– Ах вот как?! – восхитился Линдерман, даже ручками всплеснул.

Несколько мгновений он молча, с зоологическим интересом

рассматривал лицо Соловьева. Отчасти восхищение

Линдермана было настоящим. – То есть ты, Соловьев, за мои же

деньги на меня досье составляешь...

– Помилуй Бог, – обиделся Соловьев. – Как можно?!

– Доносы я и сам писать умею, – очень искренне заметил

Линдерман. На этом попытки провести собственное

расследование были прекращены.

 

* * *

 

– Пусик, я тебя еле нашла! – услышал Линдерман радостный

визг за своей спиной. Издавать такой визг здесь, на открытой

клубной веранде, могла только Лорик – последняя находка

Линдермана. У нее было два огромных плюса: невероятно

соблазнительные формы и патологическая глупость. С такой не

страшно было пойти даже в разведку, – она бы все равно ничего

не поняла и не смогла бы ничего рассказать врагу. Хотя в

разведку Линдерман идти никогда не собирался. Но

непрошибаемая глупость Лорика оказалась тем не менее для

него крайне ценным качеством. При ней можно было говорить и

думать о чем угодно. Она не задавала дурацких лишних

вопросов – по той простой причине, что они у нее никогда не

возникали. Именно благодаря этим волшебным качествам Лорик

и отправилась на Лазурный берег Франции с самим владельцем

агентства «Мадемуазель Икс» и проживала теперь с ним в одних

апартаментах.

Лорик немедленно повисла на Линдермане, уединившемся было

на балконе с рюмкой коньяка, и потащила его поближе к

светской публике. Коньяк, надо сказать, был паршивым, если не

вообще паленым. Но деваться было некуда – этим халявным

коньяком от спонсоров мероприятия были заставлены все

столики на вечеринке, альтернативой ему была только

- 81 -

пепси-кола, производители которой были вторым спонсором. А

поскольку эти спонсоры оплатили еще и отель, и местный

транспорт, не выпить этот коньяк было никак нельзя.

 

* * *

 

– Пусик, ты только посмотри, кто там стоит! – восторженно

прошептала Лорик в самое ухо Линдермана. Недалеко от

счастливой пары собрала небольшой кружок благодарных

слушателей известная и модная в Москве телеведущая.

Линдерман ее недолюбливал. Его неоднократные попытки

проникнуть на ее ток-шоу всякий раз оборачивались неудачей.

Хотя деньги ее администраторам и редакторам Линдерман

предлагал, по его понятиям, немалые. Но Лорик так мощно

подтолкнула тело Линдермана поближе к ведущей, что та его

сразу же заметила и с ехидством кивнула.

– Здрасьте! – полупоклоном ответил Женя.

– Вы знакомы? – зачарованно шепнула Лорик – и опять в самое

ухо.

– Уровень растет? Поздравляю! – ехидно подмигнула стерва

ведущая, кося глазом на Лорика, а затем отвернулась к публике

и продолжила свой, судя по всему, увлекательный рассказ:

– ...Итак, представьте себе, в этот момент в студию входит мой

первый гость. Нуда, наш великий актер...

Услышав имя великого актера, Лорик побледнела от счастья.

Речь шла о бородатом секс-символе нескольких поколений как

советских, так и российских женщин.

– Да-да, тот самый, что должен задать тон всей программе. А

программа, натурально, должна бичевать алкоголизм. Я уж не

знаю, какая сволочь вообще придумала эту тему – «Алкоголизм

и творчество», но редактор мне гарантировала, что все

участники скажут, насколько несовместимы алкоголь и

творчество... Так вот, входит этот первый гость. И пока он еще

идет, у меня уже закрадываются нехорошие сомнения, что идет

он как-то уж очень странно. Но когда он прошел мимо меня и я

почувствовала это амбре... Короче, ноги у меня подкашиваются,

но поскольку это прямой эфир, деваться уже некуда. Я с ужасом

слышу не то, что он говорит, – это уже даже не важно. Я слышу,

как он говорит...

- 82 -

* * *

 

Когда раздался очередной взрыв хохота вокруг ведущей,

Линдерман вежливо посмеялся – так, чтобы ведущая это

заметила, и потихоньку выполз из тусовки. Лорик настигла его

уже у выхода из клуба на набережную:

– Пусик, куда ты от меня убегаешь?

– Иди в отель и жди меня там, – строго сказал Линдерман.

– Ну Пусик! – капризно затянула Лорик. – Почему ты уходишь?

Здесь так весело...

– Так надо, – со значением произнес Линдерман. – Марш в

отель.

Лорик восхищенно посмотрела ему вслед. Кажется, она всерьез

полагала, что на самом деле Линдерман был разведчиком.

Линдерман разведчиком, конечно, никогда не был. И никаких дел

по большому счету у него сейчас тоже не было. Зато была

большая депрессия после всех этих неприятностей, из-за

которой ему хотелось зарыться поглубже в песочек на местном

пляже и забыться хотя бы на время. В Каннах стояла чудесная

теплая ночь, но душно уже не было. Самое время для прогулок

пешком.

 

* * *

 

Он прошелся сначала по набережной, потом поднялся чуть

повыше в город, продолжая бесцельно двигаться вперед и

пересекая одну за другой узенькие аккуратные улочки. Иногда он

заходил в бары, пропускал в них по стаканчику виски, чтобы

отделаться от гадкого привкуса спонсорского коньяка, а потом

опять шел дальше. Наконец он устал и понял, что пора

возвращаться в отель – под теплый и мягкий бок Лорика. И вот

тут-то оно и случилось...

 

* * *

 

Озираясь по сторонам и стараясь понять, в каком направлении

ему идти к отелю, Линдерман вдруг заметил стройную женскую

фигурку. Молодая женщина шла по брусчатке, звонко цокая

каблуками. Он сразу даже не сообразил, почему обратил на нее

- 83 -

внимание. Дело было привычное – Линдерман все-таки был

профессиональным ценителем женской красоты, и чувство

прекрасного было в нем натренировано, так сказать, до

автоматизма. В каком бы состоянии он ни находился, он всегда

замечал красоту в режиме фиксации. Но здесь было что-то

другое. Когда дамочка попала под свет уличного фонаря,

Линдерман похолодел. Теперь он понял, в чем тут было дело.

Перед ним по пустой каннской улочке шла не кто иная, как

модель его агентства рыжая Кира, которую совсем недавно

почти на его глазах сначала вроде бы убили, а потом вроде бы

похитили.

В первое мгновение он просто испугался, будто бы увидел

привидение, но потом заставил себя вспомнить, что убийство

было инсценировано. Он вспомнил, как врач «скорой помощи»

сказал, что это была краска, а не кровь и что потом никакого

тела не обнаружили. Тогда Линдерман совладал с шоком и

прибавил шагу.

Услышав шаги позади себя, Кира обернулась. Странное дело,

она скользнула по Линдерману совершенно равнодушным

взглядом. Она даже не вздрогнула. Сыграть такое было

невозможно. Или он все-таки ошибся?

– Кира! – позвал Линдерман сначала вполголоса, а потом

громче: – Кира, подожди!

Каблучки продолжали стучать в том же ритме. Она не

остановилась и не ускорила шаг, потому что была уверена, что

Линдерман обращается не к ней. Но потом, наверное,

сообразила, что на улице больше никого нет, и снова

обернулась. Она была слегка удивлена, но не более того.

Тогда Линдерман забежал к ней спереди. Никаких сомнений

быть не могло. Это была Кира, даже ее родинка на левой скуле

темнела на нужном месте.

Кира остановилась и непонимающе посмотрела на застывшего

перед ней Линдермана. То, что она действительно не узнавала

его, – был факт. Линдерман был готов поклясться в этом.

– Кира, – очень тихо сказал он. – Деточка, очнись, это я...

Изумление его было так велико, что он даже не заметил, откуда

вынырнул некий господин лет тридцати и что-то строго сказал

ему по-французски. Линдерман, конечно, ничего не понял. Зато у

Киры при виде этого господина лицо почему-то прояснилось,

- 84 -

будто она что-то вспомнила; она взяла его под руку, и эта

парочка, обойдя Линдермана, пошла вниз по улице.

 

14

 

– Где пожелаете остановиться? – вежливо спросил Густавссон,

когда автомобиль, встретивший их в аэропорте, вырулил на

основную трассу, ведущую в Осло. – Если угодно, то я на всякий

случай зарезервировал для вас номер в «Гранд-отеле». Если же

предпочитаете более спокойное место и, я бы сказал, более

домашнее – к вашим услугам частная резиденция нашей фирмы.

Она расположена на Холменколлене, это один из самых

аристократических районов в Осло. Оттуда открывается

фантастический вид на море и на сам город...

Узнать, где находится резиденция Международного бюро научно

технических исследований, было бы, конечно, нелишне. Но и

забираться сразу под плотный колпак Густавссона только из-за

этого не очень умно, рассудил Потоцкий. Конечно, жизнь в отеле

– это еще не гарантия того, что они не попытаются отследить

любые случайные контакты русского гостя, но все же здесь им

будет сделать это потруднее. А зачем добровольно облегчать

задачу противнику?

– Вы, случайно, не работали рекламным агентом или гидом? –

ехидно поинтересовался Потоцкий.

– Просто хочу вас устроить с комфортом, – слегка обиделся

швед.

– Пусть будет отель, не хочу вас стеснять.

– Вы едкий человек, господин Потоцкий... Ну, отель так отель. Я

выбрал лучший, но не могу гарантировать, что уровень вас

устроит. Здесь все-таки слишком долго у власти были

социалисты...

– Вы еще социализм не видели, – снисходительно улыбнулся

Потоцкий.

– Намекаете на свою родину? Зачем такие крайности? Но, смею

вас уверить, скандинавский социализм тоже очень опасная

штука. Более скрытая форма, чем у вас при Брежневе, а потому

как раз, может быть, еще более опасная.

 

* * *

- 85 -

Перед входом в старинное здание «Гранд-отеля» на сильном

ветру плескались флаги многочисленных иностранных держав,

среди которых Потоцкий ревниво поискал и вскоре нашел

российский триколор.

Они с Густавссоном уже подошли к стойке портье, чтобы

заполнить гостевую анкету, как вдруг Потоцкий чуть не

вздрогнул. За спиной он услышал родную речь. Но ужас

заключался, разумеется, не в том, что кто-то вдруг заговорил в

отеле по-русски. Ужас заключался в голосе, до боли знакомом

Потоцкому. Голос этот – слегка скрипучий, но тем не менее

довольно приятный – принадлежал мужчине весьма преклонного

возраста.

– Коллеги, мы с Еленой Викторовной отправляемся на

набережную... Как она называется? Аккербрюгге, да, Аккербрюгге

– именно так! Не забудьте, что в шесть вечера у нас прием в

национальном музее.

«Только не это и не сейчас!» – успел подумать Потоцкий.

Скрипучий голос, вне всякого сомнения, принадлежал

старенькому заведующему архивным отделом Российской

государственной библиотеки Александру Евгеньевичу Семенову.

Тому самому Семенову, который еще около месяца назад с

сомнением рассматривал военкоматовскую повестку, поданную

ему старшим научным консультантом Воронцовым.

– Честное слово, документ настоящий, – позволил тогда себе

заметить Воронцов.

– В этом как раз я не сомневаюсь, – отвечал старый и мудрый

Семенов. – Вы жулик высокого полета, фальшивый документ

подсовывать не станете.

 

* * *

 

Вот интересно, что могло бы случиться с Семеновым, если бы

он заглянул в лицо нового постояльца «Гранд-отеля», вокруг

которого сейчас вились сразу три портье, помогая ему быстро

решить все процедурные вопросы перед заселением в

президентский люкс? Конечно, хитрый старикан давно уже

догадывался, что консультант Воронцов скорее всего живет

какой-то путаной двойной жизнью, но в любых фантазиях есть

свои пределы.

- 86 -

– Похоже, вам что-то здесь не нравится? – бдительно

поинтересовался Густавссон.

– Как-то шумно, – очень естественно поморщился Потоцкий и тут

же поднял руку, массируя висок. Сделал он это очень вовремя,

потому что ему удалось загородить свое лицо как раз в тот

момент, когда энергичный заведующий архивным сектором резко

метнулся к стойке портье за картой Осло. Он чуть было не влез

в пространство между Потоцким и Густавссоном, но швед все же

легко оттеснил его, и в результате Семенов теперь стоял не

вплотную рядом с Потоцким, но на расстоянии не дальше одного

метра.

– Так, голубчик, – обратился Семенов к портье по-русски, но тут

же поправился и завершил вопрос уже на довольно сносном

английском: – Где тут у нас королевский дворец?

Портье участливо склонился над картой города, и Потоцкий

понял, что нужно немедленно уходить. Обращение «голубчик» у

Семенова означало, что разговор затянется минимум минут на

пять. Потоцкий собрался уже было резко повернуться и

направиться к выходу, как вдруг обнаружил зеркало, висевшее

за спиной портье. В зеркале отражались родные лица

сотрудников архивного отдела Российской государственной

библиотеки, которые, оказывается, именно сейчас стояли позади

Потоцкого и вежливо ждали, когда руководитель делегации

Александр Евгеньевич Семенов закончит изучение карты. Таким

образом, зеркало, только что предупредившее Потоцкого об

опасности, могло сыграть теперь предательскую роль, –

достаточно было одного случайного взгляда.

– Невыносимо шумно, – повторил Потоцкий, закрывая ладонями

все лицо и бледнея самым натуральным образом на глазах у

удивленного Густавссона. Переигрывать и, скажем, падать в

обморок было тоже никак невозможно, потому что на падающего

в обморок человека обычно обращают внимание все

окружающие.

– Вам нехорошо? – с искренней тревогой спросил Густавссон,

поддерживая его под локоть.

«Еще как нехорошо. Если чудеса бывают, то пусть сейчас

произойдет чудо!» – в отчаянии подумал Потоцкий, чувствуя, как

лоб его покрывается холодной испариной. И почти в тот же

момент он услышал позади себя голос ангела.

- 87 -

– Александр Евгеньевич! – сказал ангел капризным тембром

старшего научного консультанта Елены Викторовны. – Если вы

пригласили даму на прогулку у моря, извольте идти!..

«Святая женщина, – пронеслось в голове у Потоцкого, – святая!»

Семенов растерянно оторвался от городской карты и обернулся.

Это был шанс. Потоцкий быстро отошел к глубоким старинным

креслам, выбрав то, которое стояло за надежной толстой

колонной.

– Иногда такое случается, – виновато сказал Потоцкий шведу. –

Наверное, вы правы, здесь слишком шумно...

– Можно устроить вас в «Бристоле», – предложил Густавссон.

– А где это?

– В двух шагах отсюда, – порадовал Потоцкого Густавссон.

– Благодарю, не стоит... Пожалуй, я зря отказался от вашей

частной резиденции.

– Прекрасно! – просиял швед. – Едем на Холменколлен!

 

* * *

 

...Так Потоцкий оказался между небом и землей. Холменколлен

не зря считался самым престижным и дорогим районом

норвежской столицы. Это была горная часть Осло,

находившаяся на значительном возвышении по сравнению с

остальным городом. Когда автомобиль въехал в нее, вся суета и

шум остались где-то далеко внизу. Вокруг теперь были красивые

горы, покрытые зеленью, в которой виднелись большие

каменные проплешины. Дома были встроены в эти горы

небольшой лесенкой. Внешне впечатления кричащей роскоши

они не производили. Фасады выглядели довольно скромно, никак

не пытаясь конкурировать с естественной природной красотой

этих мест. С дороги, которая проходила внизу, дома казались не

очень большими. Лесенка была устроена таким образом, что

каждый нижний дом скрывал значительную часть своего

верхнего соседа, а рассмотреть каждый дом полностью можно

было лишь с высоты птичьего или вертолетного полета. Но

птицам было все равно, а вертолеты здесь не летали, поэтому

эти дома в горах Холменколлена отличались тем, что их толком

никто никогда полностью и не видел.

Зато когда ты входишь в такой дом, поднявшись к нему по такой

- 88 -

же скромной лесенке, все резко меняется, словно дом построен

с помощью какой-то колдовской технологии, и с самого порога ты

будто бы проваливаешься в иное измерение. Внутри каждого

дома вдруг оказывается огромное пространство, до сих пор

скрытое от твоих глаз горой. Выйдя на террасу, ты видишь

вдалеке облака, плывущие над старым Осло чуть пониже твоего

горного дома. И поэтому ты можешь видеть еще и солнце,

которое пока еще недоступно жителям Осло. Подобно

скандинавскому древнему богу, ты можешь, вытянув ноги в

кресле и закутав их в клетчатый плед, потягивать горячий кофе и

наблюдать за озерами, окружающими Осло с одной стороны, и

за морским заливом в скалах, который подходил к городу с

другой стороны. Ты можешь точно предсказать, когда солнечные

лучи вдруг зальют этот город, потому что отсюда, сверху, тебе

хорошо видно, как ветер гонит облака, как в них уже

образовалась огромная дыра и через минуту-другую она

окажется под самым солнцем...

Ощущение, будто Потоцкий оказался в нереальном сказочном

королевстве, только усилилось, когда он подошел к самому краю

террасы и посмотрел вниз. Там была видна аккуратная

маленькая железнодорожная станция, рельсы от нее вели в

горный тоннель. Все это было очень похоже на игрушечную

железную дорогу.

Только бы не расслабиться в этом волшебном королевстве,

предупредил сам себя Потоцкий и посмотрел на Густавссона.

Тот, будто подслушав его мысли, немедленно превратился в

сказочного тролля и весь прямо засветился доброжелательной

улыбкой. Это не тролль, сказал себе Потоцкий. Это руководитель

международной преступной организации. Настоящие тролли не

воруют чужие секреты и не продают новые технологии

террористам. Потоцкий хотел было напомнить ему про дела, но

шведский тролль опередил его:

– Вам следует отдохнуть после длинной дороги. А я поеду в

город, у меня несколько встреч. Вечером увидимся.

 

* * *

 

Сидя на террасе, Потоцкий услышал, как внизу хлопнула дверца

автомобиля и тут же тихо заурчал мотор, потом звук двигателя

- 89 -

растворился в горном воздухе и наступила полная тишина.

Потоцкий подошел к краю террасы, чтобы посмотреть на дорогу.

Она была пуста. Ни машин, ни поездов на игрушечной железной

дороге, ни одного человека вокруг. Никаких признаков жизни в

соседних домах.

«Ну и где же ты, Люся Волкова? Может быть, где-то совсем

неподалеку?» – подумал Потоцкий. И вдруг услышал за своей

спиной женский голос...

 

* * *

 

...Почти в то же самое время в Москве в ресторанчике на

Пушкинской площади состоялся небольшой деловой обед. Стол

был накрыт на три персоны. Заказ был сделан не слишком

богатый, но официант, чутко прислушивавшийся к своей

профессиональной интуиции, сразу определил эти три персоны

как приоритетные среди других клиентов. Двум джентльменам

было уже за пятьдесят, а третий был помоложе, и, похоже, он

был не совсем самостоятельной фигурой на этом обеде, а лишь

сопровождал одного из старших. Как только официант подходил

к их столику, все трое, а вернее сказать, оба (потому что

молодой человек и так преимущественно молчал) тут же

смущенно замолкали. Официант был знаком с таким типом

людей. Они всегда прекращали разговор, когда к ним кто-то

приближался, а если бы вы оказались у кого-то из них в рабочем

кабинете, то на столе не увидели бы ни одной бумаги. По

крайней мере ни одной бумаги, лежащей текстом вверх. Если же

хоть одна бумажка повернута текстом к божьему свету, стоило

только поближе подойти к столу, как его хозяин с таким же вот

смущенным видом немедленно переворачивал ее обратной

стороной.

Официант со скорбным видом разлил минеральную воду по

бокалам, прекрасно понимая, что его присутствие около столика

в тягость гостям, и потому стараясь сделать свою работу

поскорее. Все трое молча проводили его глазами, и, когда

убедились, что чужие уши находятся уже на безопасном

расстоянии, как по команде снова посмотрели друг на друга.

– Насколько я понимаю, пока у вас новостей нет, –

полувопросительно произнес один из старших джентльменов.

- 90 -

– Насколько я понимаю, у вас их тоже пока нет, – вежливо

согласился второй старший джентльмен.

– Мы только знаем, что человек скорее всего сегодня переменил

страну пребывания.

– Конечно, это не наша операция и не наш человек. Нам

приказано заниматься лишь оперативным сопровождением, если

оно потребуется...

– Наверное, вы удивитесь, если я скажу, что это также и не наша

операция и что мы тоже занимаемся только ее поддержкой.

– Не понял, – с легким удивлением сказал второй джентльмен. –

Тогда чей же человек на линии огня?

– Частное лицо, – ответил первый джентльмен.

– Вы еще скажите, что по собственной инициативе, – позволил

себе пошутить собеседник.

– Нет, инициатива... она... – Первый джентльмен показал

глазами куда-то на большую люстру, висевшую под высоким

потолком ресторанчика.

Второй джентльмен внимательно проследил за этим взглядом и

слегка нахмурился.

– Веяние времени... Новые реалии, – туманно объяснил первый

и совсем уж загадочно добавил: – Случайное стечение

обстоятельств.

– Но новостей-то нет, – с легким злорадством напомнил второй.

В ответ первый лишь опять значительно посмотрел на люстру.

– Вы предполагаете, где он сейчас может быть? – прямо спросил

второй.

– Надеюсь, что где-то поблизости от штаб-квартиры этой мутной

конторы... Как она называется, Петя? – поморщился первый

джентльмен, обратившись к своему молодому приятелю.

– Международное бюро всеобщих научно-технических

исследований, товарищ генерал! – немедленно отреагировал

Петя.

Второй джентльмен еле заметно ухмыльнулся.

– Какой еще генерал, Петя?! Что ты несешь?! – застенчиво

развел руками старший джентльмен. – Мы же в общественном

месте... Кстати, Александр Владимирович, вы же давно

разрабатываете эту структуру, если не ошибаюсь, пару лет как

минимум? Где у нее штаб-квартира?

– В Скандинавии, Николай Дмитриевич, – процедил в ответ

- 91 -

Александр Владимирович, и собеседник радостно уловил в его

голосе раздражение.

– А где именно? – почти открыто ликовал теперь Николай

Дмитриевич. – В Стокгольме? В Копенгагене? В Осло?

– Сложно сказать, – нехотя выдавил из себя Александр

Владимирович. – Структура довольно мобильна... Пока точных

данных еще нет...

– Два года, – сокрушенно покачал головой первый джентльмен. –

Два года!..

По его интонации легко было понять, что эти два года

отправились псу под хвост.

– Вы прекрасно знаете, дорогой Николай Дмитриевич, какая

перетряска проходила у нас в ведомстве, насколько сократили

штаты, – с негодованием заметил Александр Владимирович.

– Не у вас одних, – успел скорбно вставить Николай Дмитриевич

и замолк, заметив приближение официанта.

– Что-нибудь еще пожелаете? – услужливо спросил тот,

изобразив на лице самую широкую улыбку.

Мужчины молча на него посмотрели, и официант догадался, что

опять подошел не вовремя.

– Понял, – почти прошептал он с видом заговорщика и удалился.

– Времена, конечно, изменились, – недовольно продолжил

Александр Владимирович. – И я не могу себе представить,

имеет ли хоть какую-то оперативную подготовку это ваше

частное лицо...

– Это не наше частное лицо, – мягко напомнил Николай

Дмитриевич.

– Допустим. Но противнику него серьезный. В этом Бюро сидят

не такие уж простые уголовники. У них отличные связи со

службами. Если к ним попадется лох, пробьют они его очень

быстро. И тогда...

– Я не думаю, что этот человек – лох...

– Так вы с ним знакомы?

Николай Дмитриевич невозмутимо посмотрел в глаза

собеседнику, и тому стало понятно, что он не услышал вопроса.

– Так вот, я не думаю, что он лох, но вот что интересно: откуда у

такой преступной организации, как это Международное бюро,

рабочие контакты со службами?

– Неофициальные, конечно, – на всякий случай уточнил

- 92 -

Александр Владимирович. – Официально верхушка этого Бюро

находится в розыске Интерпола, а большинство его участников

стоят, так сказать, на листе ожидания и в Европе, и в Америке.

Но на практике... Это своего рода эффект глобализации.

Полицейские заинтересованы в информации, которая есть у

гангстеров. Гангстеры заинтересованы в информации, которая

есть у полиции. У Международного бюро такие шикарные связи в

преступном мире в разных странах, с террористами, с

наркоторговцами, что было бы глупо пройти мимо такого

счастья. Впрочем, мне ли вам об этом рассказывать? – В глазах

Александра Владимировича появилось наконец ответное

ехидство. – Что-то я не помню, чтобы ты хоть раз отказался от

такой грамотной вербовки.

– Не слушай его, Петя, – буркнул Николай Дмитриевич. – Он

тебя хорошему не научит...

 

* * *

 

...Несмотря на то что генерал российской военной разведки так и

не смог ответить генералу российской внешней разведки, где

именно находится штаб-квартира Международного бюро

всеобщих научно-технических исследований, дело свое он знал,

судя по всему, неплохо. Через час после делового обеда в

ресторанчике на Пушкинской площади в Москве в Осло, в

кофейне центрального железнодорожного вокзала, встретились

двое.

– Привет коллегам! – иронически поприветствовал невысокого

чернявого мужчину Эрик Густавссон – вице-президент

Международного бюро.

– Не нужно строить иллюзий на этот счет, – ответил мужчина,

очевидно, не очень довольный таким обращением. Если бы

собеседники говорили по-русски, чернявый сказал бы: «Гусь

свинье не товарищ», но русских пословиц они не знали и

разговаривали по-английски. Отношения у этой парочки были

сложные, если не сказать запутанные. Заинтересуйся этими

отношениями какой-нибудь хороший следователь (чего в

принципе исключать было никак нельзя), долго бы ему пришлось

разбираться, что тут к чему.

 

- 93 -

* * *

 

В таких случаях принято говорить: они познакомились в разное

время. Если проще, то чернявый узнал Эрика Густавссона куда

раньше, чем швед познакомился с ним. Если еще проще, то

чернявый, он же секретный агент одной из многочисленных

американских специальных служб по фамилии Мартинес

(фамилия скорее всего была ненастоящей), разрабатывал

Густавссона как лидера международной преступной группировки.

Чем ближе эта спецслужба знакомилась с Густавссоном и его

загадочным бюро, тем больше понимала, что с этими ребятами

лучше подружиться, чем помогать ФБР отправлять их за

решетку. С точки зрения закона они, конечно, были

преступниками. Но с точки зрения спецслужбы имело бы куда

больший смысл получать своевременную информацию о тех

секретах, которые они воровали по всему миру, и смотреть

сквозь пальцы на пропажу этих секретов в самих Соединенных

Штатах. «В конце концов, – логично рассудили в службе, – мы

хоть будем знать, какие именно сведения они у нас воруют».

Поэтому агенту Мартинесу дали санкцию выйти на оперативный

контакт с Густавссоном, которого он к тому времени уже знал,

как родного брата. На языке спецслужб это называется ложным

оперативным контактом. Это очень хитрая штука. Ложный

оперативный контакт – это когда ты как бы вербуешь

преступника, как бы посвящая его в тайны своего секретного

ведомства, а на самом деле ты используешь его вслепую. Дело

другое, что в некоторых случаях преступники используют эти

самые ложные оперативные контакты в собственных целях. И

тогда уже получается, что они используют вслепую самих

секретных агентов и возможности их спецслужб. Тут уж кто кого

переиграет. Поэтому при проведении этих самых ложных

оперативных контактов в своих взаимоотношениях частенько

запутываются обе стороны. Точно такая же путаница могла бы

произойти в отношениях Мартинеса и Густавссона, но хитрый

швед решил еще больше усложнить ситуацию. В один

прекрасный момент он начал выплачивать Мартинесу

регулярные гонорары, почти зарплату. Мартинес поначалу

задумался, не стоило ли ему отказаться от этих денег. Но потом

он сильно промотался в казино и понял, что его согласие на

- 94 -

получение этих денег поможет укрепить уверенность Густавссона

в подлинности оперативного контакта. Иными словами, пойдет

на пользу дела.

Если вы так ничего и не поняли из этих объяснений, особо не

отчаивайтесь. До конца их способны понять только люди,

прошедшие специальную подготовку.

Так или иначе, в кофейне центрального вокзала Осло

встретились два человека, давно и хорошо друг друга знающие и

понимающие все с полуслова.

– Ты что-то узнал насчет русского? – спросил Густавссон.

– Попробовали, что могли, – пожал плечами Мартинес. –

Получается какая-то мерцающая фигура. Вроде он есть, а вроде

его и нет.

– Что-то подозрительное?

– А черт этих русских сейчас разберет, что у них там происходит,

– искренне пожаловался Мартинес. – То у них разведчики и

военные идут в бизнес для прикрытия, а то, получается, они и на

самом деле полностью уходят в бизнес. Сами ничего не

понимаем.

– Наверное, они это специально придумали, чтобы вас с толку

сбить, – ехидно предположил Густавссон.

– Очень может быть, что и так. По крайней мере используют они

эту ситуацию классно. Просто невозможно работать! –

поделился накопившейся обидой Мартинес. – Правил никаких

нет, поди их разбери!..

– Так насчет моего русского ясности пока нет?

– Откровенно? Нет. То есть вроде есть какой-то такой магнат,

занимается какими-то там новыми технологиями. А если все

вопросики к нему пробить по полной программе, то вроде он не

совсем и есть на этом свете.

– Ты сейчас сам понял, что сказал? – озабоченно спросил швед.

– Тебе пояснее сказать? Я бы был с ним поосторожнее.

Приглядись, заодно нам потом расскажешь, что к чему с этим

русским...

– А в вашей конторе вообще еще кто-нибудь работает? Или вы

нам все дела решили передать? – злобно поинтересовался

Густавссон. – Тогда хотя бы гарантируйте нам государственную

пенсию.

– Мы вам и так много чего гарантируем. Одно то, что ты до сих

- 95 -

пор не тюремную баланду хлебаешь, – на всякий случай

поставил его на место Мартинес. Швед в ответ выразительно

посмотрел на агента, но скандинавской выдержки все-таки

хватило на то, чтобы благоразумно промолчать...

 

* * *

 

...Густавссон вернулся в дом на Холменколлен ранним вечером,

и Потоцкий сразу уловил в нем некоторую перемену настроения.

Собственно, в отличной, а временами почти сверхъестественной

интуиции как раз и заключался особый дар старшего научного

консультанта архивного отдела Воронцова. Может быть, именно

благодаря интуиции он в свое время и сделал неплохую научную

карьеру. Никто, в том числе и сам Воронцов, никогда бы не смог

объяснить, почему для своего исследования он видел именно

эту тему, почему из сотни других снимал с полки именно эту

книгу, почему начинал искать именно в этом направлении... Но

как бы то ни было, всегда получалось так, что тема, которую он

выбирал, оказывалась самой перспективной. Книга, которую он

открывал совершенно случайно, подсказывала ему новые

повороты и новые факты. И именно в том направлении, в

котором он начинал свой поиск, его ждали самые значительные

открытия. Это сэкономило ему кучу времени, – он никогда не

тратил его на ненужные поиски. И кто знает, возможно, он бы

смог сделать не просто неплохую, но блестящую академическую

карьеру, если бы однажды научная судьба не занесла его в

отдел геральдики.

 

* * *

 

В конце советских времен, когда Воронцов только попал служить

в Ленинскую библиотеку, и в самое веселое перестроечное

время немногочисленные научные сотрудники отдела геральдики

влачили довольно жалкое существование. В это время стране

было не до древних гербов и штандартов и вообще по большому

счету не до науки. При слове «реформы» сотрудники

геральдического отдела вздрагивали от испуга, как несчастные

церковные мыши, боявшиеся громких звуков и дневного света.

Реформы в это время означали в первую очередь сокращение

- 96 -

штатов и ликвидацию бесполезных структур. Сами сотрудники

геральдического отдела, конечно, знали, что они работают

далеко не в бесполезной структуре, но они обоснованно

опасались, что энергично хлынувшие во власть новички об этом

даже не догадываются. Как раз в это сложное время сюда и был

переведен Воронцов, занимавшийся в то время изучением

традиций таинственного ордена розенкрейцеров и его влияния

на российские аристократические фамилии. Это были

девяностые годы, и совершенно случайно совпало так, что

вскоре после перевода Воронцова дела у геральдистов

постепенно пошли в гору. Во-первых, замаячило что-то похожее

на уверенность в завтрашнем дне, – после долгого и нервного

деления советского наследства устояла сама Библиотека имени

Ленина, и отдел геральдики в ней сохранился. Во-вторых,

строители нового молодого государства нуждались в своей

собственной символике, а потому очень скоро администрация

президента заказала отделу несколько солидных исследований,

которые ощутимо укрепили и даже повысили жизненный уровень

научных сотрудников. А потом прошло совсем немного лет, и

отдел геральдики вовсе зацвел пышным цветом. В библиотеку

потихоньку потянулись «новые русские». Они еще не были ни

олигархами, ни магнатами, ни даже просто «авторитетными

предпринимателями». Никакого другого названия им еще тогда

не придумали, и их так просто и называли – «новые русские».

Конечно, они приходили в библиотеку не для того, чтобы читать.

Они приходили сюда по наводке своих знакомых, чтобы немного

подкорректировать свое прошлое. Вернее даже не свое

собственное прошлое, – это бы могли сделать только в

прокуратуре, – нет, они хотели немного перерисовать свое

генеалогическое древо. Новые богатые люди потихоньку

создавали свое новое аристократическое прошлое. Для этой

сложной операции требовались специалисты, которые как раз и

работали в отделе геральдики. Только люди с особой

подготовкой могли создать надежные генеалогические легенды

прикрытия для тех, чьи корни были совершенно никому не

известны. Между тем мотивы такой страсти к

аристократическому прошлому у богатых людей возникали

совершенно разные. Одни увидели, как быстро входит в Россию

мода на аристократические корни, услышали, как создаются

- 97 -

новые «дворянские собрания», и смекнули, что это сможет

здорово помочь в карьере. Другие прикинули, что родственные

отношения с русскими аристократическими фамилиями не

помешают в укреплении их бизнеса за рубежом. Третьи же и

вовсе действовали бескорыстно: почему бы не купить все это за

деньги, сделав приятное собственным детям или подругам, а

заодно и себе самому?

Сам Воронцов однажды столкнулся с одним искателем

«утерянного» в давние времена графского титула однажды

вечером, когда зашел за стажеркой Настей, чтобы пригласить ее

в романтическое путешествие по городу после рабочего дня.

Над письменным столом Насти навис искатель графского титула.

Искатель был одет в пиджак броского цвета и совсем не

подходящие к этому пиджаку по цвету брюки, зато на его шее

болталась тяжелая золотая цепь, хорошо видная окружающим,

так как цветастая рубаха под пиджаком была расстегнута почти

до пояса.

– Сестренка, ты не поняла! – морщась, произнес искатель. – Ты

мне вот этого льва прилепи...

Искатель для наглядности ткнул своим пальцем, похожим на

дорогую гаванскую сигару, в старинный альбом с изображениями

фамильных гербов.

– Вот, значит, льва этого дохлого, – задумчиво повторил указание

искатель титула и полазал глазами по открытым страницам

альбома. Заметив что-то приятное, он радостно встрепенулся: –

Во, и еще орла вот этого сюда же! Классный орел... И до кучи

давай вот этот щит с венками!..

– Вы поймите... – жалобно попыталась объяснить Настя.

– Нет, сестренка, это ты пойми, – с укором отвечал ей граф. – А

лучше запиши. Лев, орел и этот щит с венками. Завтра чтобы

все было готово... Да ты не дрейфь, я ж не обижу! – широко и

искренне улыбнулся граф.

– Я бы не советовал вам совмещать орла со львом, – вдруг

подал голос Воронцов, выходя из-за колонны.

– Это почемуй-то? – насупился граф.

– Плохой признак, – сдержанно сказал Воронцов. – В

эзотерическом смысле.

– Да ладно... – вяло отреагировал граф через пару минут,

безуспешно поразмышляв над тем, что такое «эзотерический».

- 98 -

– Нет, я совершенно серьезно хочу вас предупредить.

– Я за что бабки плачу? – строго спросил граф.

– Я... Нет!.. Он по ошибке!.. Он не ко мне!.. – вдруг густо

покраснела Настя.

К счастью, в это мгновение около графа нарисовался младший

консультант Ключников, и недоразумение тут же было

исправлено.

– Петр! – всплеснул руками Ключников, фамильярно

обратившись к графу. – Вы действительно ошиблись кабинетом!

Вам следовало сразу же найти меня! Ваш заказ уже практически

готов, я только и жду вас, чтобы получить ваше одобрение...

Извольте пройти со мной!..

– Ну вот то-то, – облегченно проворчал граф, поднимаясь с

жалобно скрипнувшего стула.

– Не догоняете, коллеги, так хоть клиентуру не распугивайте, –

обернувшись на ходу, тихо сказал Ключников. – Веяние времени,

так сказать...

И задорно хихикнул на прощание.

 

* * *

 

Впоследствии уровень клиентов несколько повысился. Они

приходили в отдел геральдики уже в хороших стильных

костюмах, называли сотрудников по имени-отчеству и

внимательно прислушивались к их рекомендациям. При этом

чаще всего визиты их носили строго конфиденциальный

характер.

Однажды Воронцову позвонил Ключников и страстным шепотом,

долго извиняясь, попросил зайти к нему в кабинет для

консультации. В коридоре Воронцов обнаружил Ключникова,

нервно расхаживающего перед своей дверью. Увидев коллегу, он

обрадовался и бросился к нему навстречу.

– Саша, я знаю, что вы не по этой части, но в данном случае

ситуация и впрямь нестандартная. Посетитель, который у меня

сидит, действительно имеет отношение к роду Воздвиженских.

При этом да, он готов платить, он какой-то металлургический

деятель, денег у него навалом... Но штука в том, что он на

самом деле из Воздвиженских... Ему нужно помочь отыскать

концы, и я без вас тут никак не справлюсь...

- 99 -

* * *

 

С этими словами Ключников почти впихнул Воронцова в свой

кабинет, где в гостевом кресле сидел потомок Воздвиженских.

Металлургический магнат Воздвиженский оказался милым и

немного застенчивым человеком. Магнатом он стал совсем

недавно по недоразумению. Из-за конфликта с начальством

Воздвиженский был вынужден уйти из бывшего КГБ, который

постоянно менял свои названия, Воздвиженский даже не помнил

уже, из какого именно ведомства он уволился. Более

сообразительные бывшие коллеги еще раньше ушли в бизнес и

позвали туда полковника. То ли полковник оказался от природы

талантливым предпринимателем, то ли просто повезло с

первыми сделками, так или иначе, Воздвиженский вскоре уже

вошел в первую «металлургическую десятку». И только теперь у

него чудесным образом появилось время, чтобы осуществить

давно задуманное желание. О своих предках Воздвиженских он

знал, по его мнению, очень мало. Все в семье были

потомственными военными, поэтому в советское время

излишнего любопытства по поводу своей родословной не

проявляли. Да и сам он, пока оставался служить в органах,

решил отложить выяснение этого вопроса до лучших времен.

Теперь же они, получается, как раз и наступили.

До поздней ночи Воронцов с Воздвиженским просидели в

архивах. Здесь-то и обратил внимание полковник КГБ в отставке

на то, как лихо отыскивает старший научный консультант

Воронцов нужные документы, безошибочно вытаскивая их среди

тонн всяких рукописей и бумаг, которыми завалены высоченные

многоярусные полки.

– Вряд ли ведь вы так хорошо знаете этот архив, – задумчиво

пробормотал Воздвиженский, наблюдая за тем, как Воронцов

приглядывается к разным полкам и словно каким-то чутьем

пытается понять, где находится очередная заветная бумажка, а

потом уверенным шагом идет именно туда, где эта бумажка и

затаилась. – Интересно, – скорее всего не Воронцову, а самому

себе сказал он и опять о чем-то задумался.

 

* * *

 

- 100 -

...Через месяц Воздвиженский напомнил о себе. Он позвонил

Воронцову и назначил встречу в очень дорогом и закрытом

ресторане. Там, помимо самого Воздвиженского, его ждал еще

один знакомый полковника. Знакомый, представленный как

руководитель крупного московского банка, с любопытством

оглядел Воронцова, но говорил тогда в основном Воздвиженский.

– Видите ли, в чем дело, Саша, – сказал Воздвиженский. –

Похоже, вы обладаете некоторым даром, который сами еще не

успели оценить. Насколько я заметил, вы способны включать

свою интуицию в любой момент, когда этого требует дело. И это

уже не просто интуиция. Это именно дар. В моей бывшей

конторе на учете было очень немного людей, которым такое

было дано. Когда-то мы ценили их на вес золота. Со временем,

конечно, растеряли, как и многое другое...

Предложение, которое было сделано в тот день, поначалу

показалось Воронцову довольно странным, но в то же время

интересным. В Москве в те дни пропал председатель правления

известного банка. Вместе с председателем в неизвестном

направлении исчезли и многие банковские активы. Воронцову

предложили – ни больше ни меньше – попробовать найти и то и

другое.

– Да вы смеетесь!.. – засмеялся было сам Воронцов. На что

мудрый полковник без всякой улыбки спокойно заметил:

– Должно получиться, Саша.

Самое интересное, что он оказался прав. Вот тогда-то и

началась вторая, параллельная жизнь старшего научного

консультанта Александра Воронцова...

 

* * *

 

Так что уж почувствовать, что в отношении к нему Эрика

Густавссона появилась какая-то новая недоверчивая нотка, не

составило для него особого труда. Интуиция Потоцкого

справлялась с задачами и посложнее.

«С кем-то вы сейчас повстречались, мой дорогой шведский

тролль? – подумал Потоцкий. – Где-то вы решили навести обо

мне справки?»

 

* * *

- 101 -

– Я смотрю, вы всерьез увлечены старинной мистикой. Понятно

теперь, откуда взялся такой интерес к истории Фатимы, –

хмыкнул швед.

Он прихватил с собой газеты для Потоцкого и теперь заметил,

что тот внимательно читает статью под названием «Проклятие

рода Ринальди».

– Взрослые тоже любят сказки, – уклончиво парировал Потоцкий.

В сегодняшней газете сообщалось о прибытии в Осло принцессы

княжества Сан-Касини Донателлы. Сначала эта новость вызвала

было у Потоцкого явную озабоченность, но через пару минуту он

подумал, что такое стечение обстоятельств пойдет ему на

пользу.

«Корни мифа об этом проклятии уходят еще в тринадцатый век,

– сообщала газета, – когда первый принц Сан-Касини соблазнил

несчастную девушку, а потом бросил ее. Бедная жертва

превратилась в колдунью и прокляла весь княжеский род.

„Никогда больше ни один Ринальди не найдет счастья в

браке!..“»

 

* * *

 

– Кстати, о старинной мистике, – напомнил шведскому троллю

Потоцкий. – Вам не кажется, что в нашем деле о Фатиме

наступила какая-то слишком долгая пауза?

– Нисколько, мой друг, – отвечал швед. – Сегодня же мы

вернемся к Фатиме. Я хотел только, чтобы вы немного

отдохнули. Вы хоть помните, как вы себя плохо почувствовали

днем в «Гранд-отеле»? А насчет вечера – на ваше усмотрение.

Можем переговорить здесь, а можем прогуляться по вечернему

Осло. Что предпочтете?

«И в самом деле, роду Ринальди, который вот уже семьсот лет

правит Сан-Касини, крайне не везет в личной жизни. И даже

когда князь Себастьян женился на американской кинодиве,

которая родила супругу принца Фридриха и принцессу

Донателлу, когда, казалось, проклятие уже утратило свою силу,

его супруга в самом расцвете своей любви, красоты и величия

трагически погибла на море...»

Нет, это все не то... Ага, вот!

«...Принцесса Донателла, известная своим экстравагантным

- 102 -

поведением, отказалась от королевской программы приема в

Норвегии, предпочтя поселиться в президентском люксе в отеле

„Бристоль“. В интервью нашей газете Донателла заявила, что ее

визит носит сугубо частный характер, а потому никак не

распространяется на ее августейшие родственные связи.

Вечером принцесса намерена посетить концерт Бонни Тэйлор,

которая в эти дни также зажигает в Норвегии...»

– Лучше бы прогуляться по городу, – ответил наконец Потоцкий.

 

15

 

Женя Линдерман довольно быстро вышел из состояния шока, в

которое его ввергла неожиданная встреча с Кирой в ночных

Каннах. Ошеломленный тем, что Кира совершенно искренне его

не узнала, Линдерман еще некоторое время постоял посередине

узенькой брусчатой улочки, пока наконец спасительная мысль не

вернула его к действительности. Что бы сейчас ни произошло,

как бы оно потом ни объяснилось, сама по себе эта случайная

встреча могла резко изменить то роковое стечение

обстоятельств, которое преследовало владельца модельного

агентства «Мадемуазель Икс» в последнее время. В то время

как самые серьезные организации в Москве сбились с ног в

поисках пропавших девушек, именно ему, Жене Линдерману,

судьба сделала по-настоящему королевский подарок. Она

подарила ему самое драгоценное, что может быть в этой

ситуации, – информацию. А уж чего может стоить

своевременная информация в нынешнем мире – как раз этого

Жене Линдерману можно было не объяснять.

В какие-то первые мгновения Линдерман почувствовал себя в

роли героя крутого кинобоевика. Конечно, было бы совсем

здорово предпринять самостоятельное расследование,

обнаружить логово злодеев, похитивших его девушек (здесь

Линдерман почуял особый прилив благородного негодования,

потому что речь все-таки шла о священном институте его

частной собственности), и вернуть бедняжек на родину. Он уже

увидел в приступе эйфории, как седой генерал, смахнув слезу,

прикалывает к его гражданскому пиджаку от Бриони орден «За

заслуги перед Отечеством», а может быть, даже и не генерал, а

небольшого роста мужчина в гражданском костюме с

- 103 -

внимательным ласковым взглядом... Голова у Линдермана

слегка закружилась, и он усилием воли остановил свои

фантазии. Пожалуй, так глубоко вживаться в образ киногероя и

героя вообще было бы преждевременным. Все эти

самостоятельные расследования и борьба со злодеями очень

хорошо выглядят на киноэкране. Реальная жизнь устроена

совсем по-другому, и в ней эти благородные поступки имеют

обыкновение заканчиваться не так красиво, как в кино. Нет, он не

имел права так собой рисковать. «Никакой самодеятельности! –

одернул себя Линдерман. – Здесь прежде всего интересы

государства». Поняв, что в такой ситуации он просто не имеет

права на какие-то личные амбиции, Линдерман быстро

успокоился и начал соображать...

 

* * *

 

...В час ночи Линдерман явился в гостиничный номер в неплохом

расположении духа. Ему удалось, пряча свое большое тело за

уступами враждебных французских домов и оград, выследить

маршрут, по которому проследовала Кира с ее иностранным

спутником, и установить адрес виллы, в которой они скрылись.

После чего, отойдя на безопасное от виллы расстояние,

Линдерман достал из кармана мобильный телефон и позвонил

по заветному номеру, который ему оставил в Москве строгий

полковник. Его не смущало, что на родине уже наступила

глубокая ночь. «Звоните в любое время», – напутствовал его

полковник. Молодой мужской голос, ответивший в Москве, был

бодр и учтив.

– Вам перезвонят, – сказал он Линдерману. И точно, не прошло и

пяти минут после этого, как заурчал мобильник Линдермана в

Каннах.

– Неужели вы что-то вспомнили, Евгений? – иронично

поинтересовался голос полковника.

– Ничего я не вспомнил, я тут кое-кого встретил... – сердито

сообщил Линдерман и возбужденно изложил последние свои

приключения.

Ему было приятно слышать, как ирония мгновенно

улетучивается у его собеседника. Единственное, что удивило

Линдермана, так это то, что полковник так и не дал ему назвать

- 104 -

адрес виллы, который он добыл ценой смертельного, видимо,

риска. Полковник буквально рявкнул на него в этот момент:

– Не надо адреса! Где вы сами остановились?

Линдерман послушно назвал свой отель и услышал:

– Завтра в девять утра будьте в рецепции.

«Молодцы! – одобрил Линдерман. – Оперативно работают».

Засунув мобильник в карман пиджака, Линдерман одобрительно

посмотрел на яркую луну на небе и даже начал насвистывать

какую-то легкомысленную мелодию. Жизнь определенно

налаживалась. Он даже припомнил несколько важных проектов,

которые из-за случившихся неприятностей были отложены до

лучших времен.

 

* * *

 

Одним из них был проект «Шарлиз», названный так по имени

сексапильной американской кинокрасотки Шарлиз Терон. Проект

«Шарлиз» мог стать поворотным в истории линдермановского

бизнеса.

На одной из московских тусовок пару месяцев назад Линдерман

вдруг услышал:

– Эх, Женя, Женя!.. Что ты мне своих страусов длинноногих все

время подсовываешь? Было бы у тебя серьезное агентство,

тогда бы и поговорили...

Если бы сказал эту обидную реплику кто-нибудь другой, какая

нибудь шушера из артистов или модельеров, Линдерман бы и

ухом не повел, – мало ли их, завистников процветающего

бизнеса. Но реплика была отпущена весьма влиятельным

предпринимателем – из разряда тех, от кого могла зависеть вся

стратегия успеха его агентства. Поэтому Линдерман отнесся к

замечанию с максимальной чуткостью.

– У нас все определяет желание клиента. Других ограничений в

нашем бизнесе нет, – провокационно сообщил Линдерман, тонко

уловив, что предприниматель уже несколько навеселе, а потому

разговор может иметь вполне конкретное предложение.

– Ну, если ограничений нет, – поразмыслил вслух

предприниматель, – то почему ты не улавливаешь настроения на

рынке спроса, Линдерман?

– А какие настроения на рынке спроса? – бдительно

- 105 -

поинтересовался Женя.

– Настроения продвинутые, – туманно пояснил

предприниматель. – Душа истосковалась по мировым звездам, а

не по нашим мартышкам.

– Например? – настороженно спросил Женя.

– Например... – задумался его собеседник. – Ну... например,

Шакира.

«Тоже мне мировая звезда», – подумал презрительно Линдерман

и вслух ответил:

– Нет, это не мое. Я в шоу-бизнес не лезу.

– А я тебе и не предлагаю лезть в шоу-бизнес, тебе там голову

оторвут и в футбол играть будут, если влезешь. Ты занимайся

своим делом, – посоветовал предприниматель, – только смени

товар.

– Мы оказываем такие услуги, если я вас правильно понял... –

осторожно соврал Линдерман. Идея ему начала нравиться. – Что

именно вас интересует?

– Ну уж не концертные выступления, сам понимаешь, –

довольно хрюкнул предприниматель. – Да и Шакиру эту я так,

для примера привел. Шакира – это так, отстой. А ты

действительно можешь чего-нибудь покруче?

Линдерман снисходительно вздохнул, всем своим видом давая

понять, что это направление в бизнесе для него уже давно

пройденный этап.

– Хоть Шэрон Стоун, – заметил он лениво. – Только это очень

дорого стоит.

– Зачем нам старые тетки? – искренне удивился

предприниматель.

– Я так, для примера, – пояснил Линдерман, скромно опуская

свои длинные ресницы. Краем глаза он заметил, что

предприниматель немного разволновался. Он взял паузу, сгонял

к официанту с подносом с шампанским, быстро сглотнул весь

фужер и скоро вновь вернулся к Линдерману.

– Слушай, ты правда это сможешь?

– Чего смогу? Шэрон Стоун?

– Да хрен с ней, со Стоун! – разгорячился предприниматель. – Я

вообще, в принципе... В плане, так сказать, романтического

знакомства...

– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Вопрос только в

- 106 -

цене. В последний раз, – соврал Линдерман, чуть зажмурившись

от собственной дерзости, – мы работали с Йовович...

– Чего? – присел от неожиданности предприниматель.

– С Милой Йовович, – улыбнулся Линдерман.

– И как? – облизал пересохшие губы предприниматель.

– Вот этого, простите, я вам не могу открыть. Полная

конфиденциальность – это политика нашей компании, – опустил

глаза Линдерман.

– Понимаю, понимаю, – зашептал предприниматель. – Я же

имени не спрашиваю, я просто спрашиваю, как, мол, там

сложилось.

– Неплохо, – уклончиво отвечал Линдерман и переменил тему: –

У вас есть какая-то конкретная кандидатура?

– Есть! – быстро кивнул предприниматель и стал вдруг

чрезвычайно серьезным. Он взял Линдермана за локоть и отвел

его подальше от публики. – Эта, которая играла... в «Военном

ныряльщике», смотрел?.. Еще этот, как его... «Азартные игры»...

Ну, не помню точно, на Стоун как раз похожа по фамилии, но

точно уж не Стоун, молоденькая такая...

– Шарлиз Терон? – сразил Линдерман своей эрудицией.

– Точно! – радостно выдохнул предприниматель, и на лице его

заблуждала плотоядная полуулыбка.

– Хороший выбор, – тоном специалиста одобрил Линдерман

покупку. «Особенно он хорош по цене», – подумал Женя, а вслух

заметил: – Недешево получится. Все-таки ваша барышня входит

на сегодня, пожалуй, в первую десятку...

– В чем вопрос! – распалился предприниматель.

Увидев такую реакцию, Линдерман быстро отогнал от себя

последние сомнения. Сомнения эти заключались в том, что по

такой схеме со звездами первой величины Линдерман, по

правде сказать, еще никогда не работал. Но в самом деле, кто

сказал, что у него ничего не получится? «Работы и нервов здесь,

конечно, будет уйма, но зато отдача...» – покосился Линдерман

на предпринимателя. В конце концов, ему лишь нужно придумать

благовидный предлог и заманить эту самую Терон в Россию, а то

хватит с этой парочки и Европы, быстро стал соображать

Линдерман. «Мое дело – устроить первый контакт, а там как

карта ляжет. Зато счет здесь идет уже не на десятки и даже не

на сотни тысяч...»

- 107 -

– Что ж, – через паузу сказал Линдерман, – я могу принять ваш

заказ...

– Сколько? – нервно спросил предприниматель.

– Нет, дорогой мой, – позволил себе Линдерман

снисходительную улыбку. – Так сразу я вам не отвечу. Через пару

дней мы вам представим калькуляцию...

– И что туда войдет?

– Видите ли, мы создаем только стартовую ситуацию, так

сказать. Организуем само знакомство, физический контакт... –

Увидев, как предприниматель уже роняет слюну, Линдерман

несколько осадил его: – Нет, физический контакт не в том

смысле. В смысле просто знакомства... А уж потом многое будет

зависеть от ваших личных качеств...

– Ну уж в этом будьте уверены! – гордо выдохнул

предприниматель.

– Я и не сомневаюсь, – вежливо сказал Линдерман, тщательно

запихивая внутрь ироническую ухмылку. – Мы создаем, знаете

ли, максимальные предпосылки для оптимального продолжения

вашего первого знакомства. Но, сами понимаете, гарантировать,

к примеру, счастливый брак с вашей избранницей мы вряд ли

будем в состоянии...

– И не надо нам никакого счастливого брака, – быстро

согласился предприниматель и вдруг задумался. – Ну, по

крайней мере для начала. А там уже сами сообразим, что и как.

– Я рад, что вы понимаете такие вещи, – улыбнулся Линдерман.

 

* * *

 

Из-за этих приключений с пропавшими девицами проект

«Шарлиз» стоит на месте уже почти месяц, с горечью вспомнил

Линдерман, подходя к гостинице. Пока только удалось через

нескольких посредников завязать первые контакты с агентом

Шарлиз Терон, но до сих пор еще не было получено никакой

внятной информации о графике ее поездок на ближайшие

полгода. «Пора возвращаться к делам», – сказал сам себе

Линдерман, поднимаясь в номер. Вспомнив про аппетитного

Лорика, которая должна была дожидаться его в постели,

Линдерман ощутил новый прилив энергии. «Мы должны всем

рекордам наши гордые дать имена!» – вспомнил он кстати

- 108 -

старую советскую песенку.

Номер, однако, был пуст. «Во обнаглела!» – подумал Линдерман

и сразу набрал номер ее мобильного. Судя по звукам,

послышавшимся из телефонной трубки, Лорик все еще

продолжала зажигать на русской тусовке в клубе.

– Ты где это шляешься, дура? – задохнулся от негодования

Линдерман.

– Пусик, не сердись, мой хороший! – услышал в ответ

Линдерман. Он уже давно заметил, что у таких особ, как Лорик,

так называемый болевой порог бьет все рекорды, как у

сторожевых собак, которые совершенно не ощущают боли от

ударов. Лорика можно было оскорблять сколько угодно, это не

производило на нее ни малейшего впечатления. Собственно, она

даже и не понимала, когда ее оскорбляли или ругали. – Пусик,

здесь так прикольно! – пищала Лорик в трубку. – Подвалило

много наших, и, говорят, приехала какая-то принцесса!.. И

знаешь, кого я видела? Знаешь, кого видела?! Этого, который в

«Ментах» и «Добром соке» играет! Представляешь?

– Дура! – еще раз рявкнул в трубку Линдерман и отключил

телефон.

Услышав про принцессу, он слегка насторожился – давал себя

знать профессионализм. Из писка Лорика он понял, что девица,

как обычно, перепутала причинно-следственную связь. Обычно

все случалось наоборот. Сначала на вечеринку могла заявиться

какая-нибудь экстра VIP-особа, а уже потом, прознав про это, на

наживку слетались хищники из светской тусовки. «Пожалуй, на

всякий случай стоит туда сходить, – подумал Женя. – К тому же

идти от отеля до клуба всего пять минут. Только бы не проспать

завтра утром. В девять часов нужно быть в рецепции», –

тревожно напомнил он себе и словно услышал, как где-то вдали

очень тихо заиграла фортепианная пьеса из телефильма

«Семнадцать мгновений весны».

 

* * *

 

На русской вечеринке в клубе на набережной и впрямь

открылось второе дыхание.

– Кто приехал-то? – спросил Линдерман, поймав за рукав какого

то депутата Думы.

- 109 -

– Принцесса Донателла! – восхищенно сообщил депутат.

– Круто! – оценил Линдерман, тут же отпустив депутатский рукав.

«А вот возьмем ту же Донателлу», – тут же задумался Женя,

отыскивая глазами приезжую из Сан-Касини знаменитость. Вот

это фишка. Фишка, которая безотказно сработала бы на имидж

его агентства. Он уже увидел принцессу, но, оценив ее

мрачноватое выражение лица, а также двух сумрачных

секьюрити, которые освобождали ей проход среди публики,

подумал, что сейчас не самое удачное время для знакомства.

Публики заметно прибыло, несмотря на совсем позднее время.

Удивительно, с какой скоростью здесь распространяется

информация. Донателла появилась в клубе всего двадцать

минут назад, и за это время количество гостей почти удвоилось.

Принцесса явно была чем-то озабочена. Она кого-то здесь ищет,

понял Линдерман своим чутким сердцем. Ради того, чтобы кого

то отыскать в русской тусовке, она, наверное, сюда и заехала.

Теперь же, не найдя кого нужно, Донателла явно собиралась

уехать. Но не тут-то было.

Восходящая звезда московской желтой прессы фоторепортер

Дарья Огаркова вовремя заметила среди публики мощную

фигуру бывшего депутата, а ныне просто знакового рабочего

человека Василия Шандыбина. Бог его знает, как он оказался

этой ночью в каннском клубе. Скорее всего не смог отказать

своим многочисленным друзьям из светской тусовки, которые

давно, еще во времена его депутатства, полюбили Васю за

мощную харизму и непосредственность в поступках.

Огаркова тут же перезарядила два фотоаппарата, висевших у

нее на груди, и подлетела хищной птицей к бывшему депутату

Шандыбину.

– Василий Иванович! – интимно прошептала Дарья, пытаясь

заглянуть в глаза рабочему человеку. – Я вас очень прошу, не

опозорьте Отечество.

– А чего нужно? – просто спросил бывший депутат.

– Да вон принцесса из Сан-Касини, – стрельнула глазками Дарья

Огаркова.

– Ну? – спросил бывший депутат и доел маленький бутерброд с

колбасой.

– Станцуйте с ней... танго!

И Дарья Огаркова тут же коварно отступила в сторону, образовав

- 110 -

некое пространство вокруг Шандыбина и нацелившись на него

одним из своих фотоаппаратов. Она все рассчитала верно – как

раз в этот момент Донателла со своими секьюрити приблизилась

к «линии огня».

– Пропустите рабочего человека к принцессе! – закричала вдруг

не своим голосом Дарья Огаркова, и секьюрити на какое-то

мгновение дрогнули. Тут же грянули звуки танго, которые стоили

Дарье тридцать кровных евро.

– За Родину, Василий Иванович! Вся Европа смотрит, а?! –

провокационно шепнула Огаркова на ухо бывшему депутату

напутственное слово.

– Разрешите, принцесса? – широко улыбнулся Шандыбин,

подойдя к Донателле значительным шагом. – Спляшемте танго!

– И подхватил ее в свои сильные объятия.

 

* * *

 

Публика расступилась, с интересом наблюдая за рабочим

депутатом, который вел по залу в страстном танго принцессу

Сан-Касини. Это было какое-то необычное танго, похоже, что

Василий Иванович несколько изменил традиционный рисунок

танца, но в результате оно получилось еще более эффектным.

Хмурое выражение лица Донателлы сначала поменялось на

искреннее удивление, а потом принцесса и вовсе прояснилась,

даже позволив себе пару раз улыбнуться. Василий Иванович

подбодряюще подмигнул своей даме и по-доброму, как умел это

делать только он, широко улыбнулся: дескать, не бойся, девочка,

я с тобой. Дарья Огаркова лихорадочно щелкала звездную пару

своими фотоаппаратами.

Линдерман торопливо подошел к фоторепортерше и страстно

зашептал ей на ухо:

– Значит, так, когда они остановятся, я встану рядом с

Донателлой. Нафоткай меня с ней по максимуму. Сколько

возьмешь?

– Штуку минимум, – не задумываясь ответила подлая

папарацци, не прекращая своего занятия и даже не глядя на

Линдермана.

– Вот змея! – восхитился Линдерман – А не треснешь?

– Плюс расходы на рабочие материалы, – мстительно сообщила

- 111 -

Дарья, пропуская мимо ушей дурацкий вопрос.

– Ладно-ладно, – быстро согласился Линдерман. – Только чтобы

снимки были на первой полосе, идет?

На это хитрая Огаркова ничего либо не успела ответить, либо не

захотела. Танго подходило к концу, и Линдерману пришлось

покинуть ее и протискиваться поближе к Васе и Донателле.

Грянули последние звуки танго, после чего зал взорвался

аплодисментами. В нужный момент, когда Донателла со

счастливым выражением лица стала оглядываться по сторонам,

по одну из этих сторон удачно влез Женя Линдерман. Голову он

повернул, конечно, к Донателле, а физиономия его изображала

если уж и не бойфренда принцессы, то как минимум ее старого

закадычного друга. Линдерман уже прикидывал в уме, как

опытный бильд-редактор увеличит эти два счастливых лица и

уберет со снимка всякие ненужные фигуры. И на первой полосе

популярной таблоидной газеты появятся двое счастливых людей

– Линдерман и Донателла, нежно глядящие друг на друга, – и

больше никого, никаких излишеств. Линдерман осторожно скосил

глаз – так, чтобы это не испортило идиллическую картину, и с

удовлетворением увидел, как Дарья Огаркова честно

отрабатывает свой немаленький гонорар.

– Молодец! – поощрил молодую репортершу Линдерман, когда

фотосессия закончилась. – Когда опубликуешь?

– Когда заплатите, тогда и опубликуем, – доброжелательно

улыбнулась Огаркова.

– Завтра отдам тебе штуку зеленых, – пообещал Линдерман.

– Евро, а не зеленых, – уточнила Огаркова и на всякий случай

напомнила: – Мы на территории Евросоюза.

– Ну ты даешь! – покачал головой Линдерман. – Ладно. Завтра

штуку евро.

– Хорошо, – сказала Огаркова.

– Что – хорошо? – не понял Линдерман. – Опубликуешь когда?

– Когда заплатите...

– Ты чего, дура? – удивился Линдерман. – Я же сказал...

– Завтра, как я поняла, вы заплатите мне за съемку, – уточнила

Огаркова.

– Чего? – вдруг что-то заподозрил Линдерман.

– Публикация – это другие деньги, – кивнула Огаркова, радуясь

этому пониманию.

- 112 -

– И какие же это другие? – страшным голосом спросил

Линдерман.

– Ну... – подумала Дарья, сосредоточенно глядя в потолок. – Где

то от десяти штук. А если на первую полосу, то от пятнадцати. И

выше.

«Вот дрянь!» – с уважением подумал Линдерман, а вслух

спросил:

– Сколько же тебе лет, деточка?

– Двадцать три! – с комсомольским задором ответила Дарья

Огаркова.

– Ты представляешь, в кого же ты вырастешь? – в ужасе сказал

Линдерман.

– Приятно услышать такой комплимент не от кого-нибудь, а от

вас! – нагло заявила Огаркова и посмотрела на Линдермана

преданными глазами.

 

* * *

 

Утро застало Линдермана врасплох. Он проснулся с ощущением

глобальной катастрофы, – ему показалось, что даже толстые

каннские чайки кричали на набережной не жизнерадостно, как

им полагается на курорте, а тревожно. Все дело было в том, что

Линдерман проснулся слишком поздно. Было уже почти десять

утра.

Конечно, никакого связного в нижнем холле гостиницы уже не

было. За столиком с кофе трепались две какие-то француженки,

хмуро глянувшие на Линдермана, когда он появился, и больше

никого. Линдерман с тоской подумал, что, пожалуй, московский

генерал, переодетый милицейским полковником, будет не очень

доволен таким развитием событий.

На всякий случай он подождал еще четверть часа. Может быть,

связной еще вернется. Но никого по-прежнему не было. Только

одна из француженок, расцеловавшись с подружкой, куда-то

упорхнула. Тогда Линдерман решил позвонить в Москву

переодетому генералу.

– Алло! Я, конечно, очень извиняюсь, пришлось опоздать минут

на двадцать... – нервно соврал Линдерман в трубку. – Но здесь

никого нет... Вот так, да. Нет, здесь вообще людей никаких нет, –

на всякий случай уточнил Линдерман, еще раз обводя глазами

- 113 -

холл. В это мгновение он был совершенно искренен: в холле не

было никого из людей, – разумеется, тощая француженка и

портье, которые не говорили по-русски, в расчет не брались.

Француженка поднялась с места и подошла к столику, за

которым сидел Линдерман. Она молча и нагло села на

свободное кресло и уставилась на Женю.

– Ну, допустим, не на двадцать минут ты опоздал, – услышал

вдруг Линдерман чей-то задумчивый голос. Он не сразу

сообразил, что эту фразу произнесла француженка. Никакого

акцента у нее не наблюдалось.

– Я извиняюсь, – ошарашенно сказал трубке Линдерман и тупо

спросил: – Тебе чего надо?

– Мне адрес нужен, Линдерман, – ласково ответила

француженка и посмотрела на Женю глазами ядовитой змеи. – И

побыстрее.

– Я извиняюсь, – сказал Линдерман – на этот раз француженке,

которая, впрочем, оказалась вовсе никакой не француженкой, а

потом опять трубке: – Ваш человек уже на месте.

 

* * *

 

На родине информация, добытая Женей Линдерманом, была

оценена очень высоко. Секретному докладу присвоили статус

«особой важности», в результате чего три генерала, которым

оставалось до пенсии совсем немного, получили ордена, а два

полковника – повышение в должности. При этом, как обычно,

была соблюдена предельная секретность – никто из

награжденных так никогда и не узнал, за что он получил

награды. А те, кто непосредственно занимался операцией, так и

не узнали, что кто-то был за нее награжден.

Ближайшим вечером Женя Линдерман вместе с преданным

Лориком вылетел в Москву укреплять пошатнувшийся бизнес и

репутацию. А на следующий день утром на углу одной из

каннских улиц, на которой располагался неприметный особнячок,

открылась новая торговая точка. Прямо с лотка здесь торговали

сувенирами для туристов, бейсболками и женскими шляпками с

каннской символикой. Торговля шла не очень бойко, но

продавцы, менявшие друг друга строго по часам, похоже, не

унывали. Конечно, с точки зрения мелкого сувенирного бизнеса

- 114 -

место было выбрано не самым удачным образом. Зато с точки

зрения Москвы, которая теперь регулярно получала

качественные фотографии всех входящих и выходящих из

неприметного особнячка, выбор места для сувенирной торговли

оказался грамотным и правильным.

Не прошло и недели, как на очередной полученной из Канн

фотографии отразилось лицо, очень напомнившее специалистам

агента секретной службы Ватикана Джузеппе Торно.

– И этот здесь, – удивился генерал, которому принесли

фотографию итальянца. И тут же спросил: – Интересно, а где

сейчас Воронцов?

 

16

 

По крайней мере одной загадкой стало меньше, со временем

понял Потоцкий.

Ни Ватикан, ни его секретная служба никакого отношения к

исчезновению московских девушек не имели. Джузеппе Торно,

верой и правдой служивший Святому Престолу, видимо, в какой

то момент утомился от такого верного служения и решил

попробовать свои силы на стороне. Тут-то ему и подвернулась

организация с благозвучным названием – Международное бюро

научно-технических исследований. Торно скорее всего быстро

сообразил, что в святости это Бюро было заподозрить довольно

трудно. Но у Бюро было одно очень сильное преимущество –

деньги, которое оно было готово платить за сотрудничество. Во

первых, эти деньги были сами по себе довольно солидной

прибавкой к жалованью секретного агента Торно. А во-вторых, у

премий, которыми Бюро щедро вознаграждало своих

сотрудников на стороне, была еще одна приятная особенность.

С них вовсе не нужно было платить налогов.

В свою очередь, для Международного бюро научно-технических

исследований такая фигура, как Джузеппе Торно, была со всех

точек зрения полезной и интересной. Чего стоили одни только

связи, на которые можно было бы выйти в самых разных

странах, используя каналы и рекомендации Ватикана или людей

Ватикана. Не говоря уже о том, что иногда в сетях Святого

Престола водилась информация, весьма чувствительная для

интересов некоторых государств, а такая информация на черном

- 115 -

рынке шпионов всегда может принести немалые доходы – тем,

конечно, кто понимает толк в этом бизнесе. Но сама секретная

служба папы секретами никогда не торговала. Однажды

полученная ею информация тут же исчезала в недрах Ватикана,

не оставляя никаких следов во внешнем мире. Она тут же

отправлялась в хранилище секретов Ватикана и становилась

неотъемлемой частью этой тайной коллекции. А уж свои тайны

Ватикан умел беречь так, как не удавалось, пожалуй, еще ни

одному государству.

Случались, конечно, неуклюжие попытки это хранилище вскрыть.

Достаточно вспомнить протоколы Святой инквизиции по делу

Галилея. Наполеон, придя к власти, затребовал эти документы к

себе в Париж, а тогдашний папа никак не мог отказать

общеевропейскому монарху. Но едва канцелярия Наполеона

успела получить заветный сундучок из Ватикана, всенародного

императора выкинули из Лувра Бурбоны. И в Париж немедленно

выехал курьер от папы с требованием немедленно вернуть

документы. Бурбоны и рады были бы это сделать, но в бурном

процессе революций и контрреволюций архив по делу Галилея

разошелся по рукам – говорят, основная его часть была выгодно

продана в качестве оберточной бумаги для продуктов. В

Ватикане успокоились только тогда, когда смогли совершенно

убедиться в том, что правда про инквизицию больше никогда не

выплывет на поверхность. Документы оказались безвозвратно

утерянными, и с тех пор на вопросы многочисленных

злопыхателей – а их у Святого Престола всегда хватало – о

судьбе Галилея и роли в ней инквизиции Ватикан смиренно и

грустно отвечал, что нет никакой возможности не только

установить, как покарали Галилея, но даже и понять, а в чем,

собственно, его обвиняли. Да и обвиняли ли его вообще.

 

* * *

 

Судя по всему, Джузеппе Торно так и не смог смириться с

мыслью, что он приносит чьи-то важные секреты на это общее

кладбище тайн Ватикана, где они исчезают навсегда, подумал

Потоцкий. Действительно, глупо и недальновидно было их вот

так запросто хоронить, когда они явно были нужны еще кому-то в

этом бренном мире. К тому же эти «кто-то» согласны были еще и

- 116 -

платить. Со временем, как теперь выясняется, Торно удалось

конвертировать в валюту и сам факт своего знакомства с

Потоцким, включая пусть даже скудную, но все-таки полезную

информацию о русском предпринимателе. Впрочем, Потоцкий

вовсе не был в обиде на ватиканского шпиона.

Торно здорово помог, когда сливал информацию о нем в бюро

Эрика Густавссона. Он подкрепил его легенду загадочного

русского предпринимателя, которого еще несколько лет назад

очень интересовала история Фатимы. В шпионаже любое

подтверждение давности легенды – штука очень ценная. Заодно

он подсказал шведу, как лучше подступиться к Потоцкому.

Пока Торно и Густавссон, как дети, радовались тому, какой

удачный и неожиданный подход они нашли к этому русскому,

российская разведка пребывала ничуть не в меньшей радости от

того, что Господь, извините за каламбур, послал ей агента

ватиканской секретной службы. Сейчас уже было невозможно

точно сказать, была ли воля Господа на то, что Торно отправили

с секретной миссией в Москву. Или дело было в вечном

любопытстве Ватикана. Поэтому выразимся аккуратно: Господь

направил любопытство Ватикана в Москву, а тот уже

командировал в российскую столицу агента Торно. Важно в этой

истории лишь то, что Торно в результате оказался в России и

проявил интерес к банку «Феникс».

Тут нужно заметить, что этот интерес итальянец проявил по

долгу своей, так сказать, основной службы. Очень важным

направлением в деятельности этой службы были проверка и

исследование любых сколько-нибудь значимых необычных

событий, которые время от времени, говорят, происходят на

нашей планете. В задачи секретной службы Святого Престола,

помимо обеспечения интересов безопасности Ватикана, входил

сбор информации о так называемых артефактах, разного рода

аномальных явлениях и событиях, начиная от откровенных

чудес, если они все-таки случаются, и заканчивая

необъяснимыми и непонятными фактами и происшествиями.

Поэтому агенты службы оказывались там, где плакала

настоящими слезами статуя Мадонны, или где появлялась

ясновидящая с подозрительно точными прогнозами, или где

объявлялся малолетний ребенок, который вдруг начинал

говорить на древнем – и давно уже мертвом – языке...

- 117 -

Разумеется, российский коммерческий банк «Феникс» был далек

от всяких там паранормальных и сверхъестественных явлений.

Он был создан в начале девяностых годов не без участия

Министерства обороны и некоторых военно-промышленных

структур. Хотя участие это никак для широкой общественности,

понятное дело, не рекламировалось. Да и о самом банке мало

кто что знал, тем более он довольно часто менял названия, пока

не стал наконец «Фениксом». Менялись и его формальные

владельцы, и юридические адреса. Не менялось лишь его

основное занятие. А занимался Феникс тем, что отыскивал среди

дышащих на ладан конструкторских бюро и научных институтов

авторов новых и никому еще не известных технологий, которые в

скором времени могли стать самыми настоящими передовыми

технологиями, а также достойные мозги, которые могли

придумывать такие технологии в перспективе. В первую очередь

«фениксовцев», конечно, интересовали придумки, которые могли

бы пригодиться в военном деле. Но с тем же вниманием они

относились и к технологиям двойного назначения, которые

одновременно могли бы использоваться и в военных, и в

гражданских целях. Надо сказать, что аналитики, сидевшие под

крышей банка «Феникс», не проходили и мимо таких технологий,

предназначение которых пока еще оставалось непонятным.

Достаточно было того, что эксперты говорили им: да, в очень

далекой перспективе эта технология сможет стать оружием. И

тогда разработка этой технологии немедленно передавалась

одному из многих исследовательских центров, которые жили и

трудились под крылом «Феникса» по всей нашей необъятной

родине.

Так что в строгом смысле «Феникс» вовсе не был никаким

банком. Просто ему так удобно было себя называть. И конечно,

он не был заинтересован в том, чтобы привлечь себе как можно

больше клиентов с улицы, в банке и без них дел хватало. Если

же какой-нибудь случайный прохожий и пожелал бы стать

клиентом этого банка, скорее всего он быстро бы отказался от

такой мысли, выяснив условия, которые предлагал ему

«Феникс». Они очень невыгодно отличались от тех условий,

которые обещало гражданам большинство обычных банков.

 

* * *

- 118 -

Вероятность того, что Ватикан сунет свой длинный любопытный

нос, всегда была равна абсолютному нулю. Никто из

специалистов, разрабатывавших операцию «Дымовая завеса» –

так называлась специальная операция информационного

прикрытия, которая должна была обеспечить максимальную

секретность для настоящей деятельности «Феникса», – никто из

них, конечно, не брал в расчет секретную службу Святого

Престола. В «Дымовой завесе» специалисты применили уже

давно опробованное средство, которое между собой они

называли «отвлекающими вспышками». Эта технология

способна была на любом объекте обеспечить режим секретности

куда более эффективный, чем роты охранников с автоматами и

новейшие системы сигнализации.

Вокруг объекта или известных лиц, которые с ним сотрудничали,

намеренно создавался информационный скандал. По мере его

разрастания широкая общественность узнавала, что на некогда

серьезном, бывшем государственном предприятии теперь

орудуют какие-то шарлатаны, которые занимаются, скажем,

поисками контакта с внеземными цивилизациями, а пока

контакта еще нет, вовсю изучают НЛО. Журналисты получали

строго дозированные «утечки» информации на эту тему и,

конечно, сразу же публиковали их в своих газетах. Интерес к

деятельности таких научных центров и институтов повышался,

но на очень короткое время. К ним устремлялись

многочисленные визионеры, контактеры, шизофреники и просто

городские сумасшедшие. Они искренне пытались дозвониться и

достучаться до научных сотрудников, чтобы помочь в нелегком

диалоге с зелеными человечками. В каждом институте

находился специально обученный для общения с этими

энтузиастами персонал, который и принимал на себя ударную

волну фанатов НЛО, выслушивал взволнованные речи и

сенсационные признания. Конечно, хлопот эти «отвлекающие

вспышки» приносили немало. Но и пользы тоже. После

скандалов, связанных с зелеными человечками, серьезные

иностранные – да и отечественные – организации уже не

проявляли интереса к объектам «Феникса». Цель была

достигнута.

Но в случае с секретной службой Ватикана все вышло ровно

наоборот. Ирония судьбы заключалась в том, что именно

- 119 -

«отвлекающие вспышки» и привлекли ее внимание. Такое

случается в шпионаже, для подобных случаев даже существует

специальный термин – «выпадение осадков». Происходит

выпадение осадков, когда операция прикрытия дает

неожиданные побочные эффекты. Такое случается сплошь и

рядом. Ситуация с «Фениксом» и внезапным интересом к нему

Ватикана был как раз классическим случаем «выпадения

осадков». Поэтому Торно и прибыл в Москву на международную

торговую конференцию в качестве итальянского

предпринимателя средней руки, вызывая зависть у своих коллег

великолепным загаром. Бизнесмены любят похвастаться друг

перед другом только что приобретенным загаром, но на этот раз

у Торно не было конкурентов, потому что был не сезон.

 

* * *

 

В решении отправить в Москву именно Торно не было ничего

случайного. Только что Торно вернулся из Ирана, где ему была

поручена точно такая же миссия. На родине аятолл вдруг

обнаружилось сразу несколько научно-исследовательских

центров по изучению активности НЛО. В Ватикане сразу

обратили внимание на то, что все эти центры были построены в

последнее время в странной близости от серьезных

мусульманских теологических учреждений. На другую

интересную географическую особенность кардиналы внимания

не обратили.

Перед самым вылетом Торно в Тегеран с ним неожиданно

пожелали встретиться двое вежливых американцев. Как

выяснилось, военную разведку США также очень интересовали

иранские исследования в области НЛО. Вежливых американцев

тоже очень волновал вопрос о географическом выборе

местоположения для этих исследовательских центров.

Оказалось, что эти центры находятся всего километрах в

тридцати – тридцати пяти от ядерных объектов Ирана. Об этом

епископы, похоже, даже не догадывались.

Когда синьор Торно для оживления беседы рассказал о

странном соседстве НЛО-шных центров еще и с учреждениями

по изучению Корана, американцы вежливо и энергично сказали:

– Very interesting!

- 120 -

Но при этом Торно заметил в их глазах такую холодную

смертельную скуку, что больше решил не развивать эту тему.

Американцы быстро и доходчиво объяснили синьору Торно, как

распознать с безопасного расстояния верные признаки объектов

противовоздушной обороны, а также с какого ракурса их лучше

снять на фото и видео. После чего Торно получил щедрые

подъемные и в некоторой задумчивости вылетел в Тегеран.

Его возвращения с нетерпением ждали не только в Ватикане, но

еще и в римской гостинице, где снимала постоянный номер

американская разведка, а также на уютной вилле на Сицилии,

куда как раз в это время приехал шведский бизнесмен Эрик

Густавссон. Все хотели в эти дни узнать что-то новое про Иран, а

это значило, что информация, которой располагал синьор Торно,

на шпионских рынках и в Америке, и в Европе стоила теперь

очень дорого.

 

* * *

 

Надо сказать, что в отличие от иранской командировки поездкой

Торно в Москву сначала не заинтересовался никто, кроме,

конечно, его непосредственных начальников с площади Святого

Петра. Но удача все-таки следовала за Торно по пятам. Правда,

она не сразу дала о себе знать. А может, дело было просто в

профессионализме Торно, а вовсе не в каком-то везении.

Итальянца, явно искавшего выходы на людей из банка

«Феникс», российская контрразведка вычислила довольно

быстро. И уже в скором времени Джузеппе Торно удалось

добыть неплохое досье на некоторые исследования по

контактам с внеземными цивилизациями, якобы проводившиеся

в научных центрах «Феникса». Синьора Торно несколько

насторожила та легкость, с которой ему удалось быстро выйти

на нужных людей и получить от них нужную информацию. И

насторожила, заметим, совершенно справедливо, потому что

полученное им «досье» на самом деле было пакетом

дезинформации, подготовленной контрразведчиками в рамках

операции «Дымовая завеса». Конечно, Джузеппе не знал, как

именно называлась эта операция, зато смысл ее он уловил

довольно чутко и быстро сообразил, что засветился. Конечно,

новичок в профессии на его месте расстроился бы при таком

- 121 -

повороте, а то и вовсе бы запаниковал. Но Джузеппе Торно не

был новичком в шпионаже и потому постарался первым делом

понять, какие открытия можно извлечь из его нынешнего

положения. Открытий получалось несколько. Во-первых, то, что

его так быстро вычислили и оперативно подсунули

дезинформацию, свидетельствовало о том, что вокруг «Феникса»

существует повышенный контрразведывательный режим. Одно

уже это обстоятельство сразу навело синьора Торно на

размышления. Получалось, что «Феникс» был какой-то

серьезной фирмой, которая вряд ли специализировалась на

дружбе с зелеными человечками. Потому что трудно дружить

сразу и с инопланетянами, и с русской контрразведкой. Второй

вывод, к которому он пришел, был довольно прост. Поскольку

теперь он, вероятнее всего, находился у русских под плотным

наблюдением, совершать какие-либо новые шаги и пытаться что

либо выяснить было бы слишком опасным занятием. Значит, его

исследовательскую деятельность на этом этапе следовало

прекратить.

Собственно, на этом московская командировка доктора теологии

Торно и закончилась. Он сделал вид, что вполне удовлетворен

полученным «секретным» досье, расслабился на шумной

вечеринке по случаю окончания торговой конференции и

благополучно вылетел в Рим. Но, едва вернувшись домой, он

поспешил связаться со своим шведским другом из

Международного бюро научно-технических исследований и

сообщил ему, что, кажется, заметил в России нечто интересное.

Этих слов было вполне достаточно, чтобы через пару дней в

Рим прибыл связной из Осло для более обстоятельной беседы.

Еще через три недели наблюдательность доктора Торно была

вознаграждена симпатичным денежным чеком, и он понял, что

оказался прав в своих предположениях относительно банка

«Феникс». Впрочем, это уже было не его дело, и Торно решил

пока забыть про «Феникса» и Россию. Но оказалось, что зря.

Когда в Москве какие-то злодеи похитили трех рыжих девиц из

модельного агентства «Мадемуазель Икс», синьор Торно,

разумеется, об этом ничего не знал. Зато фигура самого Торно

показалась российским контрразведчикам единственным следом,

который, может быть, ничего сам по себе и не объяснял, но

других следов не было вовсе. Поэтому в генеральских кабинетах

- 122 -

и вспомнили научного сотрудника Воронцова. С одной стороны,

он был единственным, кто уже пересекался с Джузеппе Торно. С

другой – о Воронцове вообще вспоминали именно в тех

ситуациях, которые казались безвыходными. Так что все

сходилось. Сходилось не в том смысле, что кто-то что-то понял в

этой запутанной картине, а только в том, что пора было звать на

помощь этого странного Воронцова.

Само по себе появление Джузеппе Торно за месяц до

исчезновения девушек и даже его интерес к банку «Феникс»

могли быть, конечно, и простым совпадением. Но когда известие

о появлении синьора Торно пришло из французских Канн – от

оперативной группы, усиленно изображавшей из себя уличных

торговцев, последние сомнения рассеялись. Торно был именно

той ниточкой, за которую стоило хорошенько дернуть.

 

* * *

 

...Это только очень наивные люди полагают, что встречи могут

быть случайными. Таких не бывает. Если смотреть на вещи

оптимистически, то скорее всего больше половины встреч

устраивает Господь Бог, а остальные – его антипод, традиционно

попахивающий серой, и... разведки. Конечно, есть соблазн

отнести статистику последней на счет того, кто попахивает

серой, но это лишнее. Разведка все-таки живет своей жизнью,

которая находится по ту сторону добра и зла, а поэтому не

нужно ее числить по какому-то из этих двух ведомств...

Так вот однажды синьор Торно неспешно вел автомобиль по

пригороду Рима и заметил стоящий на обочине кабриолет с

поднятой крышкой капота. Около него в позе крайнего отчаяния

стояла хорошо одетая дама. Доброе сердце синьора и

безусловно привлекательная внешность дамы – все это

подсказало Торно остановиться. Дама оказалась иностранкой,

русской, и Торно с удовольствием попробовал поговорить с ней

на ее родном языке. Поломка показалась ему серьезной, а

положение, в которое попала дама, довольно неприятным. На

вечеринке ее ждали друзья, а мобильный телефон, как назло,

сел. Между тем до отеля, где происходила вечеринка, было

рукой подать. Разумеется, Джузеппе пригласил даму в свой

автомобиль и любезно согласился подвезти ее на встречу с

- 123 -

друзьями. Всю дорогу дама щебетала без умолку, стихийно

переходя с русского на итальянский и обратно, так что Торно без

труда смог понять ее рассказ. Она объяснила, что ее ждут на

вечеринке, которая традиционно собирается раз в год и на нее

съезжаются многие русские, у которых здесь, в Италии, свой

бизнес, а в этот раз еще приехали новые знакомые из Москвы,

кстати говоря, довольно влиятельные предприниматели, у них

тут какой-то симпозиум, и все так удачно совпало, и ее там так

ждут, но вот проклятый автомобиль да еще севший мобильник,

но тут такая радость, что как раз в этот момент проезжал

синьор... Ах да, синьор Джузеппе, о, какое это красивое

итальянское имя! Она вообще без ума от итальянских имен и

названий, а как вам русские имена и названия?

Джузеппе уже почувствовал первые признаки мигрени в висках,

но как раз в это время, к счастью, в конце улицы показался

нужный отель. Оказалось, что вся русско-итальянская компания

празднует свою встречу на открытой веранде, и дама – ее звали,

между прочим, Ольга – попросила доброго синьора посигналить

им, когда они подъезжали. Он так и поступил, хотя тут же

пожалел об этом, потому что, обернувшись на сигнал, сидевшие

за большим столом разглядели в подъехавшем автомобиле

Ольгу и довольно энергично высыпали на улицу, чтобы встретить

ее. Обрадованные приездом Ольги русские и итальянцы тут же

облепили машину, Ольга что-то быстро объяснила своим

знакомым, кося глазом на Джузеппе, и группа встречающих

радостно загалдела. Причем из обрывков русских фраз

Джузеппе понял, что его воспринимают как героя, спасшего

русскую женщину от чего-то ужасного. Само собой разумелось,

что герой должен был присоединиться к праздничному застолью,

потому что какой же теперь без него праздник? И пока Торно

вежливо пытался отказаться от такого гостеприимства, он вдруг

поймал такой жалобный и просящий взгляд красивой Ольги, что

сердце его дрогнуло и он вышел из автомобиля, присоединяясь к

обрадованным Ольгиным друзьям. В конце концов, особенно

торопиться ему было некуда, почему бы и не посидеть с

приятными людьми за столом, к тому же на правах героя?

Надо сказать, он вовсе не пожалел, что остался, компания ему

искренне понравилась, и он тоже, судя по всему, пришелся здесь

по вкусу. Скоро он разговорился с очень приятным московским

- 124 -

господином, с которым рядом оказался за столом. Господина

звали Петром. «Как и вашего апостола!» – радостно сообщил он

с самого начала, видимо, искренне полагая, что все итальянцы

страшно религиозны. Петр довольно сносно объяснялся по

английски, хотя Джузеппе все-таки пробовал его склонить

говорить на родном языке, но Петр, заметив, что его новый

итальянский друг не так быстро понимает русский, все-таки

опять переходил на английский, потому что ему не терпелось

сказать очень многое. О своих восторгах по поводу увиденного

здесь, в Италии, о том, какая это прекрасная страна, как даже

воздух здесь пропитан красотой и эротикой, насколько

прекрасны итальянские женщины и архитектура, и даже

мужчины в общем-то ему, Петру, похоже, здесь нравятся. А

климат! А Ватикан! «О, кстати, о Ватикане!» – радостно

воскликнул Петр и достал из кармана пачку явно свежих

фотографий.

Он рассыпал эту пачку перед носом у Торно по столу и начал

возбужденно тыкать то в одну, то в другую фотографию,

комментируя отснятые сюжеты. Вот это он, Петр, в самом

Ватикане, представляешь? Правда, тут еще не хватает пока его

фотографии с папой римским, но это обязательно когда-нибудь

получится. У него, у Петра, очень серьезный бизнес в России,

бизнес идет очень хорошо, а Петр знает, что бизнесменов

серьезного уровня папа время от времени принимает. Ничего,

еще подождать годик-второй, и папа обязательно даст ему

аудиенцию, вот тогда и сфотографируемся...

Поток восторженной речи Петра был на некоторое время

прерван – кто-то окликнул его с другого конца стола, и Петр

отвернулся от Торно. Заметив, что никто больше на него особого

внимания не обращает, Торно машинально принялся

разглядывать оставленные на столе фотографии. И вдруг –

словно укололся глазами. С одной из фотографий на него

смотрело знакомое лицо, это был русский, Торно быстро

вспомнил фамилию – Потоцкий, они познакомились с ним

несколько лет назад. Потоцкий... кажется, Андрей. Это был

довольно интересный малый. Интересный хотя бы потому, что

имел отношение к истории с Фатимой. Торно занимался тогда

этой группой русских по прямому указанию своих начальников, –

все, что имело хоть малейшее отношение к истории Фатимы, в

- 125 -

Ватикане считалось делом особой важности.

 

* * *

 

На снимке Потоцкий стоял, обнявшись с Петром, на фоне

Колизея.

Торно сложил фотографии так, чтобы снимок с Потоцким

оказался третьим в стопке, и, когда Петр опять обернулся к нему,

начал медленно разглядывать каждую фотографию в стопке по

очереди.

– Это кто? – спросил Джузеппе о каком-то мужчине, который

стоял на первом снимке рядом с Петром.

– Начальник. Босс, – презрительно сморщился Петр. – Это не

интересно! Листай дальше.

– А это кто? – с более игривой интонацией поинтересовался

Торно, – на следующем снимке Петр интимно прижимал к себе

какую-то смеющуюся блондинку.

– Познакомить? – так же игриво спросил Петр.

– Пожалуй, я не против, – задумчиво сказал Торно и отложил

фото в сторону.

Следующий снимок изображал Петра в обнимку с Потоцким.

– А это кто? – слегка пьяным голосом спросил Торно, тыча

пальцем в Потоцкого.

– О! Это крупная шишка! – поднял уважительно указательный

палец Петр.

– КГБ? – на всякий случай спросил Торно.

– Ты что, Джузеппе! – захохотал Петр. – У нас теперь крупные

шишки в КГБ не работают! Перестройка – слышал? Это

финансист, зовут Андрюха, классный, кстати, парень...

– Финансист? – переспросил Торно.

– Да, – небрежно кивнул Петр. – Кажется, он работает с какой-то

группой «Феникс», но, честно говоря, толком не знаю...

– А он сейчас тоже в Риме? – почти равнодушно спросил Торно,

затаив дыхание от неожиданности.

– Ну конечно! Мы же вчера фотографировались! Вон смотри,

даже дата есть... Но если ты имеешь в виду здесь, то нет, здесь

его нет. Остался в Риме на какой-то встрече. А что?

– Ты понимаешь, – растерянно произнес Торно, – кажется, я его

знаю... Ну-ка, дай рассмотреть получше.

- 126 -

Чтобы все выглядело совсем уж естественно, Торно даже

нацепил на нос очки и начал внимательно рассматривать

фотографию.

– Точно, – сказал Торно с легким удивлением. – Это он! Мы

встречались несколько лет назад.

«Чудеса, да и только, спасибо тебе, Господи!» – быстро подумал

Торно. Нет, не зря все-таки он подвез Ольгу к ее друзьям.

– Да ты что?! – радостно отреагировал Петр. – Ну, тогда за

встречу друзей!

И он заново наполнил бокалы красным вином.

 

* * *

 

На следующий день новый русский друг Джузеппе Торно

организовал ему встречу с Андреем Потоцким. Все было уже

устроено свыше. Теперь доктору Торно оставалось лишь понять,

интересуется ли господин Потоцкий по-прежнему делом Фатимы.

– Прошу понять меня правильно, – уточнил Торно, когда они

пили с Потоцким кофе. – Это уже частное дело, и Ватикан к нему

не имеет никакого отношения. Интересующие вас материалы

находятся в частном владении – у лиц, с которыми я знаком

почти случайно. Если вы хотите, я могу лишь помочь вам с этим

контактом.

«Операция „Ловля на живца“ началась», – заметил про себя

Потоцкий, благодарно улыбаясь синьору Торно...

 

* * *

 

...Таким образом, Джузеппе Торно сыграл правильную с точки

зрения Москвы роль в истории с банком «Феникс» и его

пропавшими девушками. Это и была первая причина, по которой

Потоцкий теперь почти уже тепло вспоминал итальянца.

«Ну а во-вторых, – не без удовольствия подумал Потоцкий, –

Ватикану вряд ли понравится то обстоятельство, что кто-то из

сотрудников его секретной службы подрабатывает на стороне».

Нет, Потоцкий вовсе не торопился расстраивать папу римского

этим сообщением. Наоборот, его вполне устраивало, что между

ним и секретным агентом Джузеппе Торно появилась теперь

основа для крепкой мужской дружбы. Кто знает, чем еще сможет

- 127 -

пригодиться Потоцкому авантюрный итальянец, связанный с

Международным бюро научно-технических исследований? Так

или иначе, приятно было сознавать, что синьор Торно теперь ни

за что на свете не откажет господину Потоцкому в любой его,

пусть даже самой неожиданной, просьбе.

 

* * *

 

Потоцкий вспомнил сейчас всю эту историю с Торно, пока они с

Эриком Густавссоном ехали в центр Осло.

Что-то у Густавссона изменилось, почувствовал Потоцкий. И

похоже, изменилось по отношению как раз к нему, к Потоцкому.

Внешне эти изменения почти никак не проявлялись. Просто

швед стал чуть более сосредоточенным и чуть более мрачным.

Только вот чтобы уловить эти «чуть» со стороны, нужно было

обладать сверхчувствительными сенсорами. Густавссон был на

этот счет совершенно спокоен: он понимал, что заметить

микроизменения в его настроении вряд ли кому-нибудь было под

силу. По большому счету швед был прав. Никакой другой

наблюдатель их бы не уловил ни за что в жизни. Все дело в том,

что Потоцкий как раз и был исключением из правил.

 

* * *

 

Люди, давно и хорошо знавшие Александра Воронцова – а среди

них особенно женщины, – всегда помнили об этой его

способности если и не подглядывать чужие мысли и настроения,

то по крайней мере всегда чувствовать их движения и колебания.

Когда Воронцов еще был мальчиком, а между родителями

пробегала кошка раздора, его мать старалась как можно дольше

не показываться сыну на глаза, чтобы он не пронюхал о

случившейся ссоре (он переживал эти конфликты достаточно

тяжело). А бывшая жена Воронцова иногда откровенно

вздрагивала, когда ее супруг вдруг неожиданно говорил:

– Да не нервничай ты так из-за этого урода.

Хотя она и виду не подавала, что переживает из-за одного

харизматического телеведущего, который не обращал на нее

никакого внимания во время как бы случайных встреч. И никогда

в жизни она, разумеется, не делилась этой тайной информацией

- 128 -

с Воронцовым. Сначала она делала вид, что не понимает, о чем

он говорит. А потом, когда разрыв их стал очевиден для обоих,

как-то с грустью сказала:

– Тебе бы, Воронцов, в разведке работать. Зарываешь таланты в

землю.

 

* * *

 

Сам Воронцов эту свою способность ни каким-то особенным

даром, ни талантом не считал. И в самом деле, чужие мысли он

не считывал, свои тоже на расстоянии не внушал, цвета и

цифры «сквозь стену» угадывать не мог, что ж тут было

удивительного? А то, что он так хорошо чувствовал, что

происходит в данный момент с другими людьми, – так Воронцов

полагал, что это естественная человеческая способность,

пользоваться которой может любой из нас. Нужно быть лишь

чуть-чуть повнимательнее друг к другу. И тогда можно запросто

настроиться на волну другого человека, как будто это

радиоволна, а потом, если прием нечеткий – слабый сигнал или

слишком много помех, – нужно лишь подкрутить поточнее шкалу

настройки, чтобы поймать именно ту частоту, на которой сейчас

живет этот другой. Вот и все, никакого волшебства.

 

* * *

 

Как раз сейчас Андрей Потоцкий мысленно «подкручивал шкалу

настройки», пытаясь точнее понять, что за излучения исходят от

Эрика Густавссона. Наверное, это и сыграло решающую роль в

дальнейшем развитии событий. Что-то вдруг случилось. Что-то

совсем еще непонятное, но очень важное.

Это произошло, когда машина повернула с бульвара в сторону

центра. Швед машинально подался к окну и быстро посмотрел

куда-то наверх. В принципе ничего особенного. Так ведут себя

миллионы пассажиров в автомобилях. Время от времени они

смотрят в окно и что-то там разглядывают. Но почему именно в

этот момент сердце у Потоцкого вдруг забилось быстро-быстро,

а в сознании вовсю прозвучал сигнал тревоги? Как в детской

игре «холодно-тепло-горячо». Вот сейчас как раз стало горячо.

Похоже, в это мгновение Эрик Густавссон совершенно забыл про

- 129 -

Потоцкого, он вообще про все забыл, настолько ему нужно было

посмотреть куда-то. Правда, швед сразу же вспомнил про своего

русского спутника и скосил на него осторожный взгляд. Все это

были даже не секунды, а какие-то доли секунд. Хотя это если

наблюдать со стороны. Для Потоцкого время почему-то шло

очень медленно, за доли секунд он успевал продумывать целые

фразы, ставить вопросы и отвечать на них.

«Карл-Густав-Вейе, дом сорок семь, – запомнил Потоцкий,

быстро глянув на табличку. – Запишем, что именно здесь с

герром Густавссоном случилось нечто странное». По-видимому,

именно здесь находилось что-то или кто-то очень важный для

герра Густавссона. Скорее всего он посмотрел на верхние этажи

небольшого дома, стоявшего на углу Карл-Густав-Вейе. Скорее

всего так и было...

 

17

 

– Подумать только, во что превратилась эта деревня, –

неодобрительно проворчал Густавссон, пока они с Потоцким

прогуливались по центральным улицам Осло.

– Вам не нравится? – удивился Потоцкий, разглядывая рекламу

концертов мировых звезд и международных конференций,

которые на этой неделе проводились в норвежской столице.

– Во мне говорит шведский империализм, – грустно признался

Густавссон.

– Надо полагать, у вас и ко мне сохранились претензии по

поводу Полтавской битвы.

– Очень может быть, – без тени улыбки сообщил швед.

– А не нужно было к нам лезть со своими крестовыми походами,

– вежливо напомнил Потоцкий.

– Мы, может быть, хотели вам помочь. Принять, так сказать, в

лоно цивилизации, – охотно поддержал дискуссию Густавссон.

– Надо было сначала спросить, хотим мы в ваше лоно или нет.

Повежливее надо было с другими державами. А то возомнили

себя великим государством... И чем все закончилось?

– Ой, кто бы говорил! – хмыкнул Густавссон.

– В русском языке есть подходящая поговорка! В таких случаях

говорят: «Чья бы корова мычала...», – постарался как можно

правильнее перевести на английский Потоцкий.

- 130 -

– Какая корова? – растерянно спросил швед.

– Не какая, а чья, – поправил Потоцкий. – Так и говорят: «Чья бы

корова мычала...»

Пару минут Густавссон сосредоточенно думал, а потом

рассмеялся.

– Хорошая шутка, – сказал он и тут же спросил: – А чья корова?

– Ладно, не будем про корову, – вздохнул Потоцкий. – Куда вы

меня притащили?

– Раз уж вы попали в Норвегию, хочу провести для вас обзорную

экскурсию...

– Послушайте, Эрик. Мы, кажется, приехали сюда по делу,

достаточно для меня важному, – не без раздражения сказал

Потоцкий. Он даже остановился. – Я полагал, что речь идет о

сделке, важной и для вас...

Густавссон внимательно наблюдал за его маленьким гневным

монологом. «Похоже, он не так доверяет мне, как в начале

нашего знакомства», – понял Потоцкий.

– То есть вы не хотите посмотреть на вечерний Осло? –

печально уточнил швед.

– Нет, я не хочу смотреть... – начал было Потоцкий, подпустив

еще больше раздражения, как вдруг взгляд его случайно

остановился на рекламном стенде, афиша которого сообщала об

одном из сегодняшних концертов в Осло. – Я не хочу смотреть

на вечерний Осло, я хочу воспользоваться случаем и попасть на

концерт Бонн Тэйлор, – на ходу поправился Потоцкий. По

реакции Густавссона было понятно, что он был готов к любому

повороту событий, но только не к этому. Швед изумился

пожеланию Потоцкого с такой обезоруживающей

растерянностью, что тот даже на мгновение его пожалел.

– Тэйлор?! – переспросил Густавссон с изумлением и тут же

перевел глаза на афишу, висевшую перед ними. Он так и готов

было спросить, а при чем здесь Тэйлор, черт побери, – но

сдержался.

«Потом узнаешь, при чем здесь Тейлор!» – злорадно сказал про

себя Потоцкий, радуясь смятению, в которое он неожиданно

поверг противника.

– Но концерт начинается уже через час... – озабоченно

пробормотал Густавссон, читая афишу. – Не знаю, будут ли

билеты... Я совсем не знаю, насколько Бони Тэйлор сегодня

- 131 -

популярна...

– Очень популярна, – мстительно сообщил Потоцкий.

– Хотя в «Плазе» большой концертный зал, но...

Швед посмотрел на Потоцкого и увидел перед собой капризного

ребенка с плакатом «Ничего не знаю! Хочу на Бони Тэйлор!».

– Может быть, лучше в оперу? – жалобно предложил Густавссон.

– К черту оперу! – сплясал на его костях Потоцкий. –

Представляю, какая опера в этой норвежской деревне!

– Или что-нибудь национальное? – попробовал швед последний

шанс.

– Бони Тэйлор, – с садистской интонацией произнес Потоцкий и

оскорбленно замолчал.

Густавссон раскрыл свой коммуникатор и уже влез в Интернет.

Через несколько секунд лицо его прояснилось.

– Все в порядке, – доложил он довольным голосом, нажимая

клавиши коммуникатора. – Я купил нам два билета...

Потоцкий одобрительно улыбнулся.

– Судя по всему, ваша Тэйлор не так уж и популярна в Норвегии,

– ехидно хмыкнул швед, складывая коммуникатор и убирая его к

себе в карман. – Признаться, я не понимаю, что вы в ней нашли.

«Еще поймешь!» – злорадно подумал Потоцкий и вслух сказал:

– Обожаю блондинок с низким хриплым голосом.

– Боже мой! – покачал головой Густавссон, изображая

притворный ужас.

 

* * *

 

Идея отправиться на концерт британской певицы, бывшей яркой

звездой в восьмидесятых, но уже давно скатившейся с

небосклона, показалась Эрику Густавссону довольно

экстравагантной. Забавно, но этот неожиданный каприз русского

даже вызвал у Густавссона плохо объяснимую симпатию и

заставил его несколько смягчить свое настороженное к нему

отношение. Хотя, конечно, туманная информация, полученная у

двойного агента Мартинеса, внушала тревогу. «Получается

какая-то мерцающая фигура. Вроде он есть, а вроде его и нет...»

– вспомнил швед слова фэбээровца. «И за что только мы платим

этой латиноамериканской свинье?! – зло подумал Густавссон. –

Вот за такие „точные“ сведения – мерцающая фигура, то ли есть,

- 132 -

то ли нет...» На самом деле как раз эта неопределенность

Густавссона и пугала.

Пока русский гость на соседнем кресле в зале «Плазы»

наслаждался хриплым голосом Бони Тэйлор, у шведа была

возможность немного поразмышлять. Первоначальная

информация об Андрее Потоцком появилась у Международного

бюро научно-технических исследований от итальянца Джузеппе

Торно.

 

* * *

 

С самим Торно у Бюро завязались деловые отношения еще в

конце восьмидесятых годов. Все началось с сенсационной

публикации американца Винсента ла Висты, который сразу

после войны работал дипломатом в Риме. Вернее сказать, он

работал под дипломатической крышей на Управление

стратегических служб США, которое стало прародителем

Центрального разведывательного управления. Еще в сорок

седьмом ла Виста подготовил для своих начальников секретный

доклад, в котором говорилось, что Ватикан имел

непосредственное отношение к операции Odessa, – в ходе этой

тайной нацистской операции в конце Второй мировой была

«прорыта» так называемая крысиная тропа, по которой от

победителей ускользнули тысячи важных чинов СС и других

важных в Третьем рейхе личности. Крысиная тропа шла из

Европы в двух направлениях – в Латинскую Америку, куда

«крысы» транспортировались преимущественно нацистскими

подводными лодками, а также на Ближний Восток.

В секретном докладе ла Виста приводил материалы, которые

доказывали, что Ватикан не только финансировал операцию

Odessa, но и помогал ей, так сказать, организационно.

Израильтяне, понятное дело, отреагировали на публикацию

доклада очень бурно. Еще бы, во-первых, как раз по крысиной

тропе бесследно пропала львиная доля того, что нацисты

награбили во время Холокоста. А во-вторых, среди крыс,

бежавших по этой тропе, были как раз ключевые для евреев

нацисты – вроде Адольфа Эйхмана, одного из главных

исполнителей Холокоста, которого сцапали потом в Аргентине.

Наконец, у израильтян был и еще один сильный «личный»

- 133 -

мотив. Выяснилось, что в пятидесятых годах президент Египта

Насер и бывший иерусалимский муфтий, который жил в Каире

после того, как его осудил Нюрнбергский трибунал за военные

преступления, укрыли тысячи нацистов, которые прибыли на

Ближний Восток все по той же крысиной тропе. В те годы для

Тель-Авива это был неплохой козырь. На Ближнем Востоке

обосновался «Арабо-германский центр по вопросам эмиграции»,

который занимался вербовкой бывших офицеров СС и вермахта

для службы в армиях арабских государств. Во главе этой

«крыши» стоял подполковник абвера Ганс Мюллер, который

быстренько перешел в ислам и стал сирийским гражданином

Хосаном Беем.

История эта, конечно, давняя, но ее стоило вспомнить, чтобы

понять, как и почему на горизонте Международного бюро научно

технических исследований нарисовался вдруг Джузеппе Торно.

Когда опубликовали секретный доклад ла Висты, Ватикан

обеспокоился слухами о том, что это только первая ласточка и

что у американцев еще полно файлов с новыми данными,

которые могли бы подтвердить тайные игры Святого Престола с

Третьим рейхом. По следу епископы пустили агентов своей

секретной службы.

Эрик Густавссон тогда как раз вышел на свободу после своей

первой отсидки в шведской тюрьме, а придуманное им Бюро

только-только начинало работать и изучало рынок тайной

информации и чужих секретов. От политических интриг Бюро

было, конечно, далеко. Откровенно говоря, Густавссону было

глубоко наплевать и на нацистов, и на евреев. И вообще он

считал, что его шведское королевство поступило совершенно

правильно, проведя всю Вторую мировую войну под флагом

своего нейтралитета.

Густавссона привлекла к этой истории вовсе не политика, а

отчетливый запах очень больших денег, который от нее исходил.

Платить были готовы все – и Ватикан, и израильтяне, и даже

русские, хотя цели у всех были, конечно, разные. Ватикану нужно

было понять, окажутся ли еще на информационном рынке новые

материалы, и если да, то сделать все, чтобы они там не

оказались. Израильтянам, понятное дело, наоборот, нужно было

предать эти материалы максимальной огласке и заодно

предъявить новый счет папе. Ну а у русских было одно

- 134 -

принципиальное соображение – они ясно увидели возможность в

очередной раз как следует насолить Ватикану, не важно даже, по

какому именно поводу.

 

* * *

 

В Западной Европе есть один уютный и внешне очень

респектабельный городок, в котором располагается нечто вроде

диспетчерского пункта всего европейского черного рынка

специальных услуг. Здесь можно заказать секретную

информацию, которую для вас постараются выкрасть

специалисты. Здесь можно купить взрывной компромат, который

поставит вверх тормашками сразу три-четыре государства. А

можно и технологию нового оружия. Здесь же находится и

черная биржа труда для шпионов, оказавшихся без работы, но

имеющих необходимые опыт и подготовку. Это своего рода клуб

по интересам, в котором его участники обмениваются

последними сплетнями и новостями. Сразу скажем: это вовсе не

Осло. Городок этот находится южнее, и понятно, что

Международное бюро научно-технических исследований, только

открывшись, первым делом создало здесь свой небольшой

филиал, чтобы всегда быть в курсе последних событий. При

этом нужно понимать, что Международное бюро Эрика

Густавссона было вовсе не единственной криминальной

организацией, занимавшейся этим серьезным и сложным

бизнесом...

Так вот именно на информационной бирже этого

западноевропейского городка впервые появилась новость о том,

что секретные американские файлы все-таки существуют.

Охотники повскакали на лошадей и понеслись в темные леса

шпионажа, интриг и подкупов.

Первым у цели оказался всадник Ватикана – Джузеппе Торно.

Густавссон тогда отдал должное возможностям этой организации

и решил взять их на заметку, – каналы католических общин

сработали лучше, чем какие бы то ни было другие. Но пока

синьор Торно со своей драгоценной добычей был еще только на

обратном пути в Святой город, Густаввсон уже получил точные

сведения от своих друзей, разбросанных по всему миру, о том,

что синьору всучили фальшивку. Правда, при этом казна

- 135 -

Ватикана особых убытков не понесла – Торно только еще вез

документы на экспертизу. Между тем израильская разведка в тот

момент не знала, что именно находится в руках у агента

Ватикана, и решила действовать на опережение.

Если бы к Торно попали настоящие документы, Густавссон

пошел бы на крайний риск. Он бы успел украсть эти документы у

итальянца (в тот момент он еще не знал, что их можно было

также и купить), а потом продать израильтянам. Риск

действительно был огромен, потому что расстояние между Торно

и израильтянами, мечтавшими о встрече с ним, стремительно

сокращалось. Но поскольку Густавссон уже знал, что за груз

везет Торно, он решил воспользоваться даже этой ситуацией.

Он вовремя вышел на израильтян и выгодно продал им

информацию о том, где в данный момент находился Торно.

Конечно, это была мелочевка, но тогда Международное бюро

научно-технических исследований находилось еще на этапе

становления, а потому не стоило пренебрегать сделками любых

масштабов. Потом Густавссон успел приехать в Кельн, в котором

на сутки остановился Торно, и выступить перед ним в роли

благородного спасителя, предупредив о том, что за ним по пятам

идут израильские спецслужбы.

Израильтяне, правда, все равно быстро отыскали Торно, но тот

был уже сам виноват в случившемся. Когда речь идет об

израильских службах, лучше уносить ноги, не мешкая ни

секунды, а итальянец по неопытности этого еще не знал. Торно

спасло только то, что у него была фальшивка. Израильтяне

продержали его в Кельне в заколоченном наглухо доме трое

суток, пока их эксперты изучали документы. В конце концов они

убедились в том, что Торно попался на удочку проходимцев, и

отпустили агента Ватикана живым и невредимым – правда,

сделали они это без всякого энтузиазма.

Однако все эти подробности уже не имели значения. Главное,

что некий швед вовремя выступил перед Джузеппе Торно в роли

спасителя его жизни. Когда человек спасает тебе жизнь, а через

полгода появляется и, чувствуя, что у тебя есть финансовые

проблемы, предлагает свою помощь, вряд ли ты

поостережешься занять у него деньги. Как раз такого результата

и хотел добиться дальновидный Эрик Густавссон. Он

справедливо предположил, что в будущем Джузеппе Торно еще

- 136 -

будет выполнять похожие задания Ватикана, а характер этих

заданий иногда будет интересен израильтянам...

 

* * *

 

Итак, надежность такого источника информации, как синьор

Торно, сомнений у Густавссона вызывать не могла.

Итак, еще раз... О Потоцком шведу сообщил именно Торно. Тот

же самый Торно еще раньше навел Бюро на информацию о

банке «Феникс». Информация эта и впрямь оказалась очень и

очень перспективной.

Что самое важное, Торно впервые узнал Потоцкого несколько

лет назад. Правда, тогда Потоцкий вроде бы еще не был

финансовым магнатом. «Ну и что? У них в России все возможно.

Пара лет, и ты уже миллиардер. Страна шальных

возможностей», – не без зависти подумал Густавссон.

То есть, что ни говори, этот Потоцкий существовал в реальности.

Это хорошо. Подход к Потоцкому, который подсказал итальянец,

тоже оказался верным.

Но тут появляется этот мутный Мартинес и портит все

впечатление. Хотя Мартинес, по своему обыкновению, и не

сказал ничего конкретного, скользкий червь сомнения все-таки

заполз в душу Густавссона. И никуда теперь от него не деться...

 

* * *

 

Густавссон посмотрел на Потоцкого, который бурно

зааплодировал хриплой британской певице. «Похоже, она ему

действительно нравится», – подумал он. Хотя это наблюдение,

конечно, никак не могло разрешить терзавшие шведа сомнения.

Нравиться она ему могла в любом случае.

Яростно аплодируя, Потоцкий даже привстал. Это давало ему

возможность немного повертеть головой и оглядеть публику в

зале. Потоцкий сел, очень довольный увиденным. «Правый

нижний выход, – запомнил он. – Правый нижний».

– Может, пойдем выпьем чего-нибудь? – предложил он

Густавссону.

 

18

- 137 -

Свечи коптили и трещали все громче, а ему повелели раздеться

до пояса и лечь голой спиной на огромный ковер, лежавший

посередине комнаты. Он услышал мягкие шаги – много шагов,

приподнял голову и увидел, что в комнату вошли три женщины.

Каждая держала в руках бубен. И когда главная колдунья,

сидевшая теперь у его изголовья, ударила в свой бубен, они

эхом повторили ее стук, потом еще и еще раз, а потом комната

вся наполнилась ритмичным стуком бубна, и дыма в ней стало

почему-то еще больше. Так продолжалось минут, может быть,

пять. Затем колдунья совершила в воздухе какой-то

повелительный жест, и стайка из трех женщин тут же собралась

в углу комнаты и молча присела, положив рядом с собой бубны.

– Ну, чего там? – испуганно спросил Женя Линдерман. Он

наблюдал, как главная колдунья сосредоточенно смотрела куда

то сквозь огонь свечи, которую держала прямо перед своими

глазами.

– Тебе кто разрешил глаза открыть? – строго спросила колдунья.

– Я случайно, – послушно сказал Линдерман и снова закрыл

веки.

 

* * *

 

Черт его дернул попасть к этой колдунье. Вернее, официально

она была вовсе и не колдунья, а шаманка, знаменитая на всю

Москву и очень, кстати говоря, дорогая. Приехав в ее салон,

расположенный в самом центре, недалеко от Нового Арбата,

Линдерман приказал охране оставаться во внутреннем дворике,

а сам бесстрашно вошел во внутренние покои.

– Здрасьте, – с неожиданной для себя робостью сказал Женя

ведьминского вида рослой девице, сидевшей у компьютера в

темной комнате, сплошь обвешанной черепами непонятных

животных и лисьими шкурками. – Вы – Алиса?

– Я секретарь, – сказала ведьма. – Госпожа Алиса скоро к вам

выйдет.

Чего только он не перепробовал, пока наконец не попал сюда. И

по девкам бегал, чтобы окончательно забыться и снять с себя

эту бешеную депрессию, навалившуюся за последний месяц. И

запить пытался, но не получилось: по утрам слишком болела

голова и тошнило. И модные таблетки против мрачного

- 138 -

настроения пил. И даже пытался начать ходить в бассейн. Но

никакого облегчения все эти экстренные меры не принесли.

Он-то, наивный, думал, вернувшись из Канн, что теперь все

исправилось. Помоги родине, и она поможет тебе... Как бы не

так. После того как он помог родине и выдал злодейский адрес

органам, в его жизни ничего в лучшую сторону не изменилось.

Скорее, наоборот. Тот самый явно гэбэшный генерал, который в

первый раз предстал перед Линдерманом в форме милицейского

полковника, теперь уже был одет в отличный гражданский

костюм, но говорил при этом вещи ужасные.

– А что, Евгений... извиняюсь, Давидович?

– Аронович, – поправил Женя.

– М-да, Аронович. Объясните мне, дорогой мой человек, как

такое могло получиться, что именно вы – владелец агентства

«Мадемуазель Икс», из которого странным образом пропали

сразу три девушки, – так вот, именно вы, заметьте, а не кто

другой, вдруг встречается в Каннах с одной из похищенных?.. Не

правда ли, загадочное совпадение?

– Так ведь я!.. – ошеломившись от такой нечеловеческой

подлости, совсем уж было собрался вскипеть Линдерман, но

генерал или полковник так и не дал ему этого сделать.

– Знаю-знаю, – с неожиданно ласковой интонацией сказал он и

замахал на Линдермана руками. – Вы все сделали правильно.

Конечно, вы своевременно сообщили нам адрес, и это вам

зачтется...

При этом слове Линдерман как-то насторожился. Слово зачтется

генерал произнес с какой-то трудноуловимой двойной

интонацией. Вот ведь странно, слово-то это при любом раскладе

вроде бы было для Линдермана хорошее. Зачтется – это значит:

зачтутся ваши заслуги, что-то в этом роде. Но генерал его

умудрился сказать так, что получался какой-то другой, совсем

нерадостный смысл. Мол, при разборе ваших преступлений,

господин Линдерман, то немногое, что вас хоть как-то

оправдывает, конечно, зачтется...

– Вы кого-нибудь там нашли? – спросил Линдерман, таким

образом напоминая генералу, что они с ним все-таки по одну

сторону баррикад.

– А кого мы должны были там найти, а? – быстро спросил

генерал и уставился на Линдермана так, словно просвечивал

- 139 -

ему самое глазное дно.

– Ну, я-то не знаю, – честно сказал Линдерман.

– Не знаете, – задумчиво повторил генерал, словно пробуя

слова Линдермана на вкус. – Не знаете... Все это очень странно,

согласитесь...

Тут Линдерман уже окончательно запутался, что именно

представлялось странным генералу – то, что он увидел Киру в

Каннах, то, что он сразу перезвонил в Москву, или то, что он не

знает, кого они там должны были найти. Тьфу, чертовщина какая

то!..

– Да что же это вы так нервничаете, Евгений... Извините,

Давидович?

– Аронович, – лязгнув зубами, сказал Линдерман.

– Вот именно, Аронович. Что же вы так нервничаете-то, дорогой

вы мой человек?

 

* * *

 

Когда они уже простились и Линдерман встал, чтобы поскорее

унести свои слабеющие ноги от генерала, тот все-таки добил его

окончательно:

– Вы все-таки подумайте, Евгений... Давидович.

– Не понял, извиняюсь, о чем подумать?

– А вы подумайте, – со значением сказал еще раз генерал. –

Хорошенько подумайте.

Вечером после этой встречи Линдерман напился до чертиков.

Хорошо еще, что не в публичном месте, а на своей даче. С

Линдерманом были только три его воспитанницы из агентства.

Уже окончательно потеряв связь с реальностью, Линдерман

зачем-то построил их в ряд по стойке «смирно» и, пройдясь

перед строем, как главнокомандующий, важно сообщил, что он

уже давно завербован разведкой. После чего упал на ковер и

заснул.

На следующий день, превозмогая страшную головную боль,

Женя понял, что пора принимать какие-то радикальные меры,

пока еще не случилось беды. Тогда он и вспомнил совет

отправиться к сильной шаманке, которая практикует в самом

центре Москвы.

 

- 140 -

* * *

 

Шаманка Алиса неожиданно внушила ему доверие. Когда она

вышла в свою приемную, где царствовала ведьма-секретарша,

то оказалось, что выглядит она вполне цивилизованно, даже

привлекательно. Алиса была одета в европейский офисный

костюм и аккуратно причесана. Первым делом она показала

Линдерману диплом об окончании психологического факультета

МГУ.

– А зачем же тогда все это? – удивленно спросил Линдерман,

показывая на стены, обвешанные шкурками, черепами и еще

какой-то дрянью.

– Это ближайший путь к душе пациента, – улыбнулась белозубо

Алиса.

– А разве не проще было бы принимать людей как

психоаналитик? – спросил Линдерман. Интерес его был

искренним – Линдерман очень любил проникать в тайны чужого

бизнеса.

– А вы бы пошли с вашей ситуацией к психоаналитику? –

серьезно спросила шаманка Алиса.

– Не пошел бы, – хмыкнув, согласился Линдерман.

– Вот видите.

 

* * *

 

Пропав надолго в дальних комнатах, Алиса вернулась уже

совершенно другая. Лицо ее было густо измазано краской, а

вместо европейского костюма теперь на ней был немыслимый

яркий балахон, весь обвешанный шкурками и хвостиками

несчастных животных. На руках у нее был надет десяток громко

звенящих браслетов, в довершение всего она еще держала

большой бубен, также обвешанный маленькими шкурками.

 

* * *

 

– ...Открой глаза, – шепнула ему Алиса в самое ухо.

Он по-прежнему лежал голой спиной на огромном ковре, три

ведьмы-подмастерья молча сидели в углу и наблюдали за своей

хозяйкой. Только что они бегали вокруг Линдермана, стуча в

- 141 -

бубны и нехорошо подвывая, но теперь вроде бы успокоились. В

воздухе пахло свечами и еще каким-то сладковатым восточным

дымом.

– Представь, что ты маленький красивый олененок, – сказала

Алиса, и Линдерман с легкостью сразу это себе представил. –

Ты скачешь по зеленому лугу, – проинструктировала его Алиса, и

Линдерман с облегчением почувствовал, как он прыгает по

свежей травке. – Но в лесу прячутся злые шакалы, – вдруг

изменился голос Алисы, и Линдерману стало страшно. – Они

охотятся на тебя.

Ведьмы в углу изобразили легкий саундтрек злобных шакалов.

– Они подкрадываются все ближе к тебе, – предупредила Алиса.

Линдерман трусливо заерзал на ковре.

– Но не бойся, я сейчас отгоню от тебя этих тварей! –

торжественным голосом пообещала Алиса и пустилась в

магический пляс вокруг большого и безвольного тела

Линдермана. – Прыгай выше, мой маленький красивый

олененок!.. Еще выше! – в экстазе закричала Алиса, и ведьмы

подбадривающе загудели, словно трибуны болельщиков на

футбольном матче.

Снова забили бубны, откуда-то опять повалил дым.

– Закрывай глаза! – быстро шепнула Алиса.

Он подчинился и тут же увидел оскаленные в ненависти морды

шакалов, которые уже высунулись из леса и теперь только и

норовили догнать быстрее маленького красивого олененка,

который отчаянными скачками прыгал по зеленому лугу. От

напряжения у Линдермана выступил обильный пот на висках.

Почему-то, помимо шакалов, на краю лужайки нарисовался еще

огромный злобный волк с открытой пастью. Линдерман в ужасе

пригляделся к нему и нашел некоторое сходство с полковником.

– Не бойся! Прыгай выше, олененок! – услышал он крик

спасительницы Алисы.

– Хорошо, я прыгну, – согласился Линдерман и, зажмурившись,

прыгнул как можно выше и дальше...

– Ну вот, – сказала Алиса. – Я отогнала от тебя духов зла.

Сейчас проверим, где они... – Шаманка уставилась в неровный

огонь большой свечи и, судя по всему, вошла в медитацию.

– Ну и где они там? – осторожно спросил Линдерман, наблюдая

за Алисой.

- 142 -

– Не мешай! – прикрикнула она.

Линдерман терпеливо замолчал. Он покосился на ведьм – они

сидели на полу в том же углу и уныло смотрели в пространство.

– Отходят, – наконец с удовлетворением сообщила Алиса, когда

прошло уже минут десять. – Рычат, плюются, но отходят.

«Главное, чтобы они не вернулись», – подумал озабоченно

Линдерман.

– Могут и вернуться, – кивнула Алиса, словно прочитав его

мысли.

– А что же делать?

– За один раз их можно только напугать, – деловито пояснила

Алиса. – Чтобы поставить прочную защиту, нужно несколько

сеансов.

– Я готов, – вскинулся Линдерман.

– Ты-то готов, – загадочно сказала шаманка. – Теперь еще мне

нужно подготовиться. Одевайся, жди меня в кабинете.

– Пожалте сюда. – Ведьмы вежливо проводили Женю в кабинет,

оказавшийся вполне приличным офисным помещением. На

полках царила мешанина книг по психологии и истории

шаманизма. Но черепов и шкурок здесь уже не было. Вместо

этого висели портреты бородатых дядек старинного вида –

скорее всего столпов психологической науки, – а также пара

фотографий настоящих узкоглазых шаманов, обвешанных

шкурами.

– Чай или кофе? – спросила кокетливо ведьма помоложе.

– Воды, если можно, – попросил Женя. – Похолоднее.

Вскоре появилась и сама Алиса, опять перевоплотившаяся в

европейскую бизнес-леди. В своем офисе она сразу перешла на

вы с Линдерманом.

– Откровенно говоря, картина мне представляется достаточно

серьезной, – с тревожной интонацией сказала Алиса. – Тут

потребуется системная работа.

– Что нужно от меня?

– От вас? Время и, разумеется, деньги. Причем деньги немалые.

Ваша ситуация очень запущенная.

«Это точно», – тоскливо подумал Линдерман. Еще он заметил,

что, пожалуй, впервые в своей жизни, услышав, что от него

понадобятся немалые деньги, он не придал этому почти никакого

значения и сразу согласился их заплатить. Эту странность он

- 143 -

отнес на счет безусловного магического дара Алисы. Таким

образом, ее авторитет в глазах Линдермана повысился еще

больше.

– Придется пустить в ход очень сильные магические средства, –

задумчиво сказала Алиса.

– Я согласен, – дрогнувшим голосом сказал Линдерман.

Для начала он получил чей-то подозрительный облезлый хвостик

на веревочке, который ему было велено не снимать даже на

ночь, а также три маленьких камушка. Камушки Линдерман

обязан был носить в правом кармане как минимум неделю.

Через неделю Алиса как раз назначила ему новый сеанс.

– Теперь, когда с вами всегда будут эти амулеты, смотрите

внимательно на людей, с которыми вы будете встречаться, –

посоветовала Алиса. – Если заметите, что кто-то, увидев вас,

начнет, например, усиленно кашлять или чихать или еще как-то

проявлять очевидные болезненные признаки, знайте – это и есть

источник ваших несчастий, ваш тайный недоброжелатель.

– А можно с ним сразу что-нибудь сделать? Ну там заклинание

какое прочитать? – неуверенно предложил Линдерман.

– Эффективно заклинание может читать только подготовленный

специалист, – пояснила снисходительно Алиса. – Вам сейчас

главное – обнаружить источник негатива. А работать с ним будем

уже дистанционно.

– Понял, – уважительно сказал Линдерман и сглотнул слюну.

 

* * *

 

Усевшись в машину, Женя первым делом набрал телефон своего

офиса и, услышав голос секретаря, приказал:

– Вот что, собери мне через час всех сотрудников.

– Общее собрание, Евгений Аронович?

– Вроде того, – буркнул в трубку Линдерман и отключил связь.

Потом он внимательно посмотрел на своего водителя: – Ну-ка

остановись.

Машина плавно притормозила. Линдерман молча вышел из нее

и пересел на переднее пассажирское кресло.

– Поехали, – сказал он. Через пару минут он еще раз

внимательно посмотрел на водителя.

– Что-нибудь не так? – спросил недоумевающий водитель.

- 144 -

– Ты как себя чувствуешь? – вместо ответа спросил Линдерман.

– Да спасибо, вроде ничего...

– Ну вот и славно, – вздохнул Женя с облегчением.

 

* * *

 

К приезду Жени Линдермана в офис весь трудовой коллектив

модельного агентства «Мадемуазель Икс» был собран в

конференц-зале. Линдерман нарочно прошел несколько раз по

разным траекториям, чтобы оказаться поблизости от всех своих

сотрудников, потом вернулся к своему главному креслу и обвел

пристальным взглядом всех присутствующих. Он молчал, и

постепенно тишина в конференц-зале становилась все более и

более напряженной. Заминка состояла в том, что собранный по

команде коллектив ожидал, что руководство обратится к нему с

какой-то речью. Но Линдерману было абсолютно нечего сказать

подчиненным. Кто-то робко кашлянул, скорее всего от

создавшейся неловкости. Линдерман быстро повернулся на

кашель и увидел бухгалтершу.

– Не заболели, Клавдия Петровна? – с необычной чуткостью

спросил Линдерман.

Бухгалтерша беззаботно помотала головой. Женя еще несколько

мгновений смотрел на нее, выжидая, возобновится кашель или

нет. Все было тихо.

– Кто отсутствует? – строго спросил Линдерман.

– Только менеджер по рекламе, Кривошеев, – доложила

секретарша. – Бюллетенит.

– Когда заболел?

– Сегодня первый день не вышел.

«Надо бы проверить этого Кривошеева, – подумал Линдерман. –

Так, на всякий случай...»

 

19

 

То, что случилось на глазах у Эрика Густавссона в концертном

зале «Плаза» в Осло, заставило его, во-первых, на время

потерять дар речи, а во-вторых, навсегда забыть о каких-либо

подозрениях в адрес русского финансового магната Андрея

Потоцкого.

- 145 -

Они с Потоцким сходили в бар, а потом совершенно случайно

оказались недалеко от правого нижнего выхода из зала.

Британская звезда восьмидесятых как раз закончила свой

концерт, и публика потянулась на выход.

– Обратите внимание, среди нас знаменитости. – Густавссон

слегка толкнул локтем Потоцкого. В этот момент на выходе

показалась не кто иная, как принцесса Сан-Касини Донателла

собственной персоной. – Знаете, кто это? – голосом фокусника

спросил Густавссон.

– О Боже! Неужели принцесса Сан-Касини Донателла? – В

голосе Потоцкого была какая-то очень странная интонация, но в

этот момент швед не обратил на нее никакого внимания.

Пожалуй, Густавссон просто не успел этого сделать, потому что

тут-то и произошло нечто удивительное.

Принцесса Донателла пошла прямо на них, что, впрочем, было

естественно, потому что они случайно встали как раз по пути

выходящих из зала. И вдруг она остановилась как вкопанная.

Поначалу Густавссону даже показалось, что это он на нее

произвел такое впечатление. Но потом он догадался, что здесь

что-то не так.

Глаза принцессы удивленно раскрылись, а потом вдруг в них

появились нежность и улыбка. Публика вокруг слегка замерла –

многие узнали принцессу и уж тем более обратили внимание на

ее необычное состояние.

– Эндрю, это ты... – негромко сказала Донателла.

Густавссон перевел изумленные глаза на русского. Ему

показалось, что Потоцкий слегка покраснел. Только тут

Густавссон сообразил, что Эндрю – это и есть имя Потоцкого.

– Гадкий плут и обманщик! – чуть повысила голос Донателла и

медленно направилась к Потоцкому и Густавссону. Улыбка вроде

бы ускользала с ее лица, но нежность в глазах и голосе никуда

не делась.

«Кажется, они не просто знакомы», – подумал швед.

Публика образовала вокруг них уважительный пустой круг, что

обрадовало парочку пронырливых молодых людей, которые тут

же достали фотоаппараты, кто-то из публики прицелился

объективами мобильных телефонов. Густавссон почувствовал

себя неуютно – ему совсем не хотелось лишний раз увидеть

себя в газетах, да еще на таком броском снимке.

- 146 -

– Никто не удержит меня от того, чтобы дать тебе сейчас

пощечину, – достаточно откровенно пообещала вдруг Донателла

Потоцкому.

«Да, они совсем не просто знакомы», – подтвердил свою догадку

Густавссон.

– Выше высочество, давайте не будем выяснять отношения при

таком скоплении народа, – тихо сказал Потоцкий, но швед,

конечно, не мог не услышать эту фразу.

 

* * *

 

Тут, кстати, произошло еще одно событие – правда, куда более

мелкого масштаба, – и, к счастью, Густавссон не мог обратить на

него ни малейшего внимания. Заинтересовавшись случившейся

сценкой, к любопытствующей публике подошли представители

российской делегации, которые чудом оказались на этом же

концерте.

– Где она? Где? – услышал Потоцкий краем уха русскую речь. Он

и так достаточно нервничал в этот момент, поэтому не успел

узнать голоса. А мог бы, если бы прислушался. Это были голоса

его коллег из родной Государственной библиотеки.

– Да вон она!

– А кто это?!

– Как кто, Господи?! Это же Донателла!

– Донателла?! Да ты что! Та самая?

– Ну разумеется, та самая! Принцесса Сан-Касини!

– Ой, смотрите, а с ней рядом – прямо вылитый наш Воронцов!

– Ага, ты скажешь! Воронцов рядом со Донателлой. Умереть – не

встать!..

– Нет, ну правда похож, посмотри хорошенько!

– А он кто?

– Похоже, ее мужик.

– Принц, что ли?

– А то!

– Ну, похож немного, согласна. Но этот-то куда благороднее

выглядит, не то что наш Воронцов...

– Понятное дело, я просто говорю, что похож.

– Есть немного... Но совсем немного! А Воронцов, между прочим,

по-своему очень даже ничего. Но он другой, конечно...

- 147 -

* * *

 

Отпускать Потоцкого гулять по Осло без присмотра вовсе не

входило в планы Эрика Густавссона. Но пожалуй, ситуацию

можно было признать исключительной. Это раз. И потом, у

Густавссона не было другого выхода – это два.

– Простите, Эрик, но, как видите, наш разговор откладывается, я

потом позвоню, – успел только шепнуть ему Потоцкий. И что он,

несчастный швед, мог возразить, когда к нему легко

прикоснулась ее высочество принцесса Сан-Касини и интимно

сказала:

– Простите за это похищение.

«Неплохо бы, кстати, потом похлопотать о гражданстве в этом

симпатичном княжестве», – автоматически заметил для себя

Густавссон, вспомнив, что там совсем не платят налоги,

особенно если сравнивать со Скандинавией...

 

* * *

 

...К чему теперь лишние переживания, если открывшиеся новые

факты из личной биографии этого загадочного русского

заставляли посмотреть на него совсем другими глазами.

«Мерцающая личность. Вроде бы он существует, а вроде бы и

нет!..» – с презрением вспомнил Густавссон. Сам ты, Мартинес,

мерцающая личность! До чего же паршивая и мутная это

контора – ФБР! Если этот русский существует, с точки зрения

принцессы Сан-Касини Донателлы, то можно совершенно не

сомневаться в том, что он существует на самом деле. А мнение

вечно надувающего щеки Мартинеса в данном случае никому

уже не интересно.

В завтрашних утренних газетах, в рубриках светских сплетен о

Потоцком можно будет прочитать куда больше, чем в любой

оперативной справке ФБР или КГБ, довольно подумал про себя

Густавссон. Он увидел, как Донателла быстро переговорила со

своим телохранителем, а едва она отошла от него, к нему тут же

подвалил рослый парень из еженедельника «Se og HOr»,

специализирующегося на «звездных» слухах, явно с выгодным

для бодигарда деловым предложением.

 

- 148 -

* * *

 

...Они выбрали маленький частный отель в центре Осло. Прежде

чем войти в него, она надела на себя огромные черные очки и

закутала легким платком почти всю голову.

– Как я выгляжу?

– Как городская сумасшедшая, – ответил Потоцкий.

– Тогда я боюсь, что меня узнают! – захохотала она.

– Что сказать, выглядишь ты действительно несколько странно

для ночного времени. Зато на свои фото в газетах ты сейчас

явно не похожа, – задумчиво оценил Потоцкий.

Портье в рецепции с неудовольствием оторвался от свежей

вечерней газеты. Он читал как раз репортаж о пребывании в

норвежской столице принцессы Донателлы. Увидев перед собой

странную женщину в черных очках, он еле сдержался, чтобы не

хмыкнуть неодобрительно, и, отдав ключи от номера, вновь

погрузился в приятное чтение.

 

* * *

 

– ...Боже мой, где же тебя носило все это время? – Встав с

постели, она перешла на его сторону и села в кресле напротив.

– Сколько я уже тебя не видела? И сколько я уже не спала с

тобой? Года два? Это жестоко, в конце концов!

– Нет, всего полтора, – осторожно поправил принцессу Потоцкий.

– Ты мерзавец! Ты законченный мерзавец, тебе это известно?

Потоцкий грустно кивнул.

– Ты пропал тогда безо всяких объяснений, безо всяких

прощаний. Это подло, мой дорогой мужчина.

 

* * *

 

Впервые они встретились четыре года назад на приеме у старого

европейского аристократа, где Потоцкий выступал в роли

российского коллекционера картин. Вместе с хозяином замка они

обсуждали как раз фамильный герб рода Ринальди, когда

принцесса неслышно подошла к ним за спиной Потоцкого и

некоторое время подслушивала этот разговор двух

специалистов.

- 149 -

– Как интересно, – наконец подала она голос, и Потоцкий

удивленно обернулся. Лицо женщины показалось ему знакомым.

– Ваше высочество, – поклонился хозяин замка, и Потоцкий

понял, что перед ним стояла прямая наследница рода Ринальди.

– Прошу прощения, ваше высочество, – сказал Потоцкий,

извиняясь, что так бесцеремонно обсуждал ее семейные

реликвии.

– Кто вы?

– Это месье Андрей Потоцкий из России, – представил его

хозяин.

– Из России? – радостно удивилась принцесса. – Вы позволите,

граф, я похищу на время вашего гостя. Мне очень интересно

узнать, что сейчас происходит в вашей стране, – обратилась она

уже к Потоцкому, взяв его легонько под руку.

Вот так все и началось. И чем учтивее и церемоннее старался

быть с принцессой Потоцкий, тем озорнее и нетерпеливее

становились ее глаза.

То, что случилось потом, правильнее было бы определить как

безумную страсть. Иногда страсть бывает сильнее и, уж во

всяком случае, куда разрушительнее, чем любовь. Их

неудержимо влекло друг к другу физически, и, казалось, искры

летали по тем комнатам и гостиничным номерам, где они тайком

от остального мира встречались друг с другом. Страсть

сменялась приступами взаимной ревности, сцены и упреки –

самыми пылкими признаниями в любви, билась посуда, а иногда

и застекленные двери. И неизвестно еще, чем бы все это могло

закончиться, если бы правила их жизни не ограничивали до

минимума эти свидания. Но когда пламя страсти разгоралось уж

слишком сильно, они были вынуждены расставаться не по своей

воле, а из-за своих многочисленных дел и обязанностей. И

всякий раз она в конце концов искренне говорила ему, что им

нужно все поменять и остаться друг с другом. И всякий раз он

верил в то, что это, может быть, и осуществимо – до тех пор,

пока не приходило трезвое и рассудительное утро.

 

* * *

 

– А знаешь, кого ты мне напоминаешь? – Донателла встала из

кресла и стала ходить по маленькому гостиничному номеру

- 150 -

взад-вперед. – Одинокого дикого волка, который никогда так и не

научится жить вместе с людьми. Но меня ты как раз не должен

бояться. Я единственная, кто тебя поймет. Потому что пока я не

встретила тебя, то думала про себя точно так же. Что ты

делаешь в Осло? – неожиданно перевела она тему.

– Так, бизнес... – туманно помахал он рукой в воздухе.

– Так брось свой дурацкий бизнес, если он нам мешает!..

Он заранее знал, что она скажет ему дальше. А она все

продолжала говорить и там, в маленьком отельчике, и потом,

когда они уже вышли на улицу...

– ...И еще одна очень важная вещь, – сказала принцесса. – Ты

никогда не пытался меня использовать. И я знаю, что ты этого

никогда не сделаешь.

От этих слов Потоцкому стало очень неприятно. В это мгновение

они как раз подошли к дому сорок семь по Карл-Густав-Вейе.

«Даже мне приходится вас обманывать, ваше высочество, дай

только Бог, чтобы вы об этом никогда не узнали», – с искренней

горечью подумал про себя Потоцкий и сочувственно посмотрел

на свою спутницу. Наверное, это проклятие рода Ринальди,

никуда тут не денешься.

 

* * *

 

Что-то неладно было с этим домом сорок семь, проезжая мимо

которого так взволновался вчера вечером шведский тролль, что

то тут было неладно... Потоцкий специально спланировал свою

прогулку с принцессой таким образом, чтобы они прошли мимо

этого дома и немного задержались теперь около него.

 

20

 

Если уж и выбирать самое подходящее место для такого

разговора, который происходил теперь между Андреем Потоцким

и Эриком Густавссоном, то лучше варианта нельзя было бы себе

представить. Именно здесь должно было это случиться – только

между небом и землей можно было говорить о тайнах Фатимы.

То есть на Холменколлене. Холодное Норвежское море

плескалось далеко внизу. Рядом с резиденцией Международного

бюро научно-технических исследований – чуть пониже, чем она

- 151 -

располагалась, – медленно проплывали облака, а сверху –

совсем уже близко от крыши двухэтажного дома – все замыкал

небесный купол. Потоцкому даже показалось, что это была

самая его верхушка. Только вот игрушечная с виду

железнодорожная станция, находившаяся прямо под горой,

напоминала о том, что они все еще не очень далеко от земли.

И ангелов поблизости не было. На дороге под домом вместо них

топтались два мрачных типа около дежурного автомобиля Бюро.

 

* * *

 

– Вы умный человек, господин Потоцкий. И, как мне сказал наш с

вами общий друг из Ватикана, вы неплохо разбираетесь в

нюансах отношений между верой и церковью, верой и

государством. А раз так, то вы должны отлично понимать, что

если уж стоит ждать от кого-то настоящего секрета в таком деле,

как история Фатимской Богоматери, так только от такого

человека, как я.

– Надеюсь, Дева Мария не выбрала в двадцать первом веке для

своих явлений такого человека, как вы, – хмуро заметил

Потоцкий. – Иначе моя вера в божественное начало может быть

здорово подорвана.

– Ха! – радостно улыбнулся шведский тролль. – Весьма

остроумно! Не волнуйтесь, Эндрю, меня она не посещает. И,

честно говоря, мне так даже как-то спокойнее жить. Тут вопрос в

другом. Можно ли надеяться, что церковь или, скажем,

государство будут когда-либо заинтересованы, чтобы оглашать

публике божественные послания? Ватикан почти целое столетие

прятал по своим сундукам и сейфам то, что Святая Дева Мария

сообщила трем португальским детям – сообщила, заметим, в

надежде на то, что это станет достоянием общественности. И кто

встал на пути Божьего промысла? Армия епископов и

кардиналов во главе с папами. А не вспомните ли, зачем

приходил на нашу грешную Землю Иисус Христос? Утвердить

здесь законы Царства Божия. И кому все это тогда очень не

понравилось? Церкви и государству – в первую очередь. И

римская госбезопасность, естественным образом заботясь о

своих интересах и незыблемости государственного организма,

пресекла его деятельность, которую искренне считала

- 152 -

преступной. Разве нет?

– Забавно, – покачал головой Потоцкий. – Наверное, сейчас вы

мне скажете, что и вы сами находитесь в некоторой, так сказать,

оппозиции государственным системам. К тому же государство

также искренне считает преступной вашу деятельность.

Следовательно... Дорогой мой герр Густавссон, у вас не просто

мания величия, а какая-то ее особенная извращенная форма!..

– Ничуть, – невозмутимо сказал шведский тролль. – Я нахожусь

в оппозиции государству совсем по другим причинам и тем

более не собираюсь приносить себя в жертву ради

человечества. И мое несомненное преимущество перед

церковью и государством как раз в том, что я не окружаю себя

никакими мифами и ложью. И я совершенно честно вам заявляю

о своем главном мотиве – деньги. И уже потому я неисправимый

грешник. Но разве это отменяет всю остальную логику?

Доверять-то в этой ситуации с Фатимской историей можно

только мне – вот в чем вся штука! – Тролль победно уставился

на Потоцкого. – Мне абсолютно безразличны запутанные

причины того же Ватикана, который решил, что тайну Девы

Марии нельзя никому выдавать. Меня никак не трогают высшие

государственные соображения, понимаете? Меня вообще ничего

не интересует, кроме моего гонорара! Разве это не плюс для

партнера?

– Вы очень интересный тип, – согласился без радости Потоцкий.

– Да нет, не нужно! Я вовсе не интересный. Я очень простой,

только деньги. Два плюс два равно четыре, не более того. Но

зато я надежен, как продавец товара, которым вы интересуетесь.

Вот и все.

– Остается вопрос о самом товаре. Сильно сомневаюсь, что он

может существовать в природе. – Сказав это, Потоцкий вдруг

поймал себя на том, что всерьез погрузился в разговор, хотя вся

эта история Фатимы была лишь поводом, а он-то таскается по

Европе уже сколько времени совсем по другой причине.

Шведский тролль был, вне всякого сомнения, очень талантливым

авантюристом.

– Чем ценнее товар, тем больше всяких сомнений вокруг него, –

скромно заметил тролль.

– Итак? – терпеливо напомнил Потоцкий.

– Момент слишком торжественный. Я ведь собираюсь вам

- 153 -

открыть тайну, за которой охотилось человечество весь прошлый

век.

С этими словами тролль позвонил в стоявший на столе

колокольчик, и в комнате появилась белокурая Ингела в

стильном белом переднике поверх черного длинного платья. В

резиденции Бюро она выполняла обязанности домохозяйки,

кухарки и официантки одновременно.

– Шампанского мне и нашему гостю, – улыбнулся Густавссон.

– Только очень прошу, не нужно мне предлагать пулю,

вытащенную из короны Девы Марии, – сказал Потоцкий после

того, как они наконец чокнулись с троллем. Троллю это

понравилось.

– Вас тоже позабавила эта шутка? – обрадовался он. –

Придумано в лучших традициях Святого Престола.

Речь шла об одной из двух пуль, выпущенных в 83-м году из

«браунинга» турецкого «серого волка» Агджи, стрелявшего в

Риме в понтифика. Позже папа подарил эту пулю монастырю в

Фатиме, и епископы вложили ее в единственное отверстие,

которое имелось на короне статуи Девы Марии. Легенда

гласила, что диаметры отверстия на короне и самой пули

оказались совершенно одинаковыми.

– С Агджой они вообще перестарались. – Тролль слегка

поморщился, как морщится мастер при виде

непрофессиональной работы.

– А что, если они перестарались вообще со всей этой историей?

– Потоцкий уже второй раз поймал себя на том, что увлекся

темой всерьез. Вопрос он задал провокационный, и ему было

искренне интересно, что теперь ответит тролль.

– Как человек глубоко циничный и неверующий, я могу вам

сказать, что история эта все-таки имела место. И Ватикану

пришлось ее признать, – именно что пришлось, как бы он этому

ни противился поначалу.

– Ну, в это неприятие можно было и поиграть для публики.

– Не сходится, – сказал тролль несколько даже печально, словно

его тревожил тот факт, что его атеизм давно уже находится под

угрозой. – Если бы Святой Престол сам придумал всю эту сказку,

он бы не мучился так сильно почти сто лет с третьим секретом

Фатимы. Нет, они бы так не рисковали, ведь скандал с секретом

Фатимы в конечном итоге здорово подорвал доверие к Ватикану.

- 154 -

Если бы они придумали все сами, получилась бы сказка

попроще и повыгоднее для них.

– Ну и как же тогда быть с вашим прагматизмом? Неужели вы

меня хотите убедить в том, что вы сами поверили в историю со

Святой Девой Марией?

– Мой прагматизм как раз здесь и срабатывает. Как я могу

отрицать очевидное? История эта случилась, и точка. Дева

Мария обещала в последний свой приход сотворить чудо и

сдержала слово. Тринадцатого октября семнадцатого года

фотографы самых разных европейских газет с разных точек

засняли толпу, в которой было более семидесяти тысяч человек,

в Фатиме. Газеты лежат в архивах, вы, несомненно, и сами их

видели вместе с фотографиями, господин Потоцкий. Люди тогда

пришли увидеть чудо, и они его получили. Люди, которым

детишки заранее рассказали, что должно случиться. И ведь

случилось. Солнце словно танцевало над горизонтом, оно

вертелось словно сумасшедшее и скакало по небу. Как

свидетельствовали очевидцы, все это продолжалось не менее

десяти минут. Странное явление можно было наблюдать с

расстояния четырех километров. Что это, по-вашему, шуточки?..

Хотя, сказать откровенно, не это для меня самое главное

доказательство. А все то, что происходило потом. Поведение

Ватикана. Подозрительные игры, которые вел Святой Престол

весь двадцатый век вокруг Фатимской истории. Вот вам главный

аргумент.

 

* * *

 

С этим аргументом шведского тролля Потоцкий был как раз

согласен. Святой Престол как мог пытался нейтрализовать

интерес к случившемуся в Фатиме более десяти лет. Но

паломники шли в Португалию тысячами, и все попытки запретить

новый опасный культ были в результате отвергнуты. Папу

беспокоили не только паломники, – раскол и ропот стали

заметны и среди епископов. Одни поверили в явление Девы

Марии, другие и слышать об этом не хотели.

Среди тех, кто отнесся к чуду в Фатиме с повышенным

интересом, был и епископ Эудженио Пачелли. Епископа Пачелли

беспокоило в этом деле одно совпадение. Его самого

- 155 -

хиротонировали в епископы в полдень тринадцатого мая

семнадцатого года, то есть чуть ли не в то самое мгновение,

когда Дева Мария впервые явилась в Кова да Ирия. Безусловно,

это могло быть вовсе не совпадение, а знак свыше, который

указывал ему, как следует поступить в этой затруднительной

ситуации. Но даже если отвлечься от знаков свыше, такое

совпадение могло сыграть особую роль в его церковной карьере.

Пачелли всегда помнил об этом. Не забыл он про совпадение и

после тридцать девятого года, когда он стал понтификом – папой

римским Пием Двенадцатым.

Между тем весной двадцать первого года местный епископ

назначил официальное расследование событий в Фатиме,

случившихся четыре года назад. Специальная комиссия

завершила свою деятельность только в тридцатом. И

тринадцатого мая тридцать первого года, когда решено было

признать свершившееся чудо, португальских епископов, впервые

официально посетивших местечко Фатима, встретили триста

тысяч человек. Впрочем, такое развитие событий вполне

вписывалось в привычную модель поведения Святого Престола

и служило еще только прелюдией перед дальнейшими

загадочными событиями.

Ватикан открыл первые два секрета Фатимской Девы во время

Второй мировой войны. Не всем тогда было до этих откровений.

Да и особенными секретами к тому моменту эти откровения

служить уже перестали. В них ведь речь шла об окончании еще

Первой мировой и об угрозе и начале войны, которая уже вовсю

шла. О третьем же – главном – секрете не было еще слышно ни

слова.

 

* * *

 

– А почему, собственно, правда интересно? – Шведский тролль

словно следил все это время за ходом мыслей Потоцкого и

сейчас посчитал нужным вмешаться. – Все дело, конечно, в

сестре Люсии – единственной оставшейся в живых

свидетельнице явлений Фатимской Девы и ее откровений. Вот

где становится до жути интересно. Ничего не хочу сказать, но

интересен сам факт того, что в живых из трех свидетелей

остается только один, не так ли? Этакая классическая ситуация

- 156 -

современного детектива. Ну да ладно... Как в современных

детективах поступают с единственным оставшимся в живых

свидетелем? За ним, во-первых, охотятся разные силы – все

кому не лень. А во-вторых, его стремятся либо ликвидировать,

либо полностью изолировать, если ликвидировать уже нельзя по

каким-то обстоятельствам. О маленькой португальской девочке

Люсии душ Сантуш очень быстро узнало огромное количество

народу. Она стала частью фатимского чуда, она стала

артефактом, символом. Символы нельзя уничтожать, но их

можно использовать. С двадцать первого года прошлого века и

по пятый год века уже нынешнего, когда сестра Люсия наконец

умерла, она попадает на всю свою долгую жизнь в надежную

клетку Ватикана. Скажите, Потоцкий, вам это не напоминает

классическую изоляцию единственного свидетеля – свидетеля

какого-то очень важного события с участием, так сказать, ха-ха,

первых лиц?

– Может быть, и напоминает. Только к чему вы рассказываете

мне всю эту историю?

– Терпение, Потоцкий, чуточку терпения, и вы будете щедро

вознаграждены, я вам обещаю... Итак, вернемся к сестре Люсии.

Время от времени фрагменты ее дневниковых записей и писем

тому или иному епископу или папе становятся достоянием

общественности. Вы не пробовали изучать эти письма?

Интереснейшее занятие, уверяю вас! Пару раз ей удается даже

посетовать на цензуру, которой она подвергается. Интересная

оговорка для той, кому сама Дева Мария поведала важные

новости от Господа Бога, не правда ли? То есть представители

Святого Престола считают себя вправе корректировать Божьи

послания и особо этого даже не скрывают. Хотя в этом как раз

ничего нового мы не наблюдаем. Однажды Люсия пишет, что

Пресвятая Дева, собственно говоря, вовсе не просила хранить

ее секреты в тайне... Я вот тоже думаю – зачем загружать

детишек серьезной и довольно тяжелой информацией, да еще и

требовать от них, чтобы они ничего никому не рассказывали? Со

стороны Фатимской Девы это было бы довольно странно. Ведь

вроде бы она выбрала детей как раз для того, чтобы донести

свои новости до остальных людей... Однако очень скоро Люсия

делает оговорку: «Но я чувствовала, что к этому побуждает Бог».

А может быть, все-таки это были бдительные епископы из

- 157 -

ватиканской цензуры? У Ватикана всегда и на все есть железный

аргумент – со Святого Престола получается виднее, что и когда

стоит или не стоит рассказывать людям. То есть Господь решает,

что пора бы уже Деве Марии слетать на Землю и довести до

грешников важные сообщения, а церковники, посовещавшись

между собой, это решение отменяют: нет, мол, не время еще,

опять Господь ошибся...

– Знаете, Густавссон, – прервал тролля Потоцкий. – Вам бы

цены не было, если бы вы возглавляли в каком-нибудь

советском институте кафедру научного атеизма. Только вы не

забывайте, что мне атеизм преподавали в течение пяти лет, а до

этого еще в школе рассказывали, как церковь обманывает

население. Так что, если можно, не теряйте времени.

– Хорошо, хорошо, только не капризничайте. Обратим внимание

на одно обстоятельство. Всю свою жизнь сестра Люсия

находится под жесточайшим контролем. Монастырское

начальство в Коимбре не допускает к свиданию с ней

практически никого. С ней нельзя поговорить, с ней нельзя даже

переписываться. Она слишком занята? Возможно. Но

получается, что она занята больше, чем сам папа римский, с

которым все-таки можно войти в контакт. Ее хранят так же зорко,

как и то самое ее письмо, которое она написала в сорок

четвертом году и в котором вроде бы раскрыла наконец третий

секрет Фатимской Девы. Интересно, а почему? Может быть,

сестра Люсия вовсе не представляется ее охранникам такой уж

кроткой и послушной овечкой, которая всегда будет выполнять

все инструкции Ватикана? Может быть, они опасаются, что

сестра-кармелитка может в сердцах и проболтаться о чем-то

очень важном? И видимо, у них есть какие-то основания

опасаться этого. Иначе чего же они так боялись все это время?

– Куда интереснее было бы спросить, почему сестра Люсия

записала третий секрет лишь в сорок четвертом. И почему,

прежде чем отдать конверт архиепископу Бертону, она написала

на нем разрешение вскрыть его лишь в шестидесятом.

Потоцкий наконец сдался и решил принять участие в игре,

которую ему предложил шведский тролль. Тролль, казалось,

этому очень обрадовался.

– Так Бертон же спросил ее об этом! – почти закричал он. – Он

спросил, велела ли так сделать сама Дева Мария. И что сестра

- 158 -

Люсия? Она отвечала ему, что Дева Мария здесь ни при чем, что

у нее у самой есть интуиция, которая подсказывает ей, что

сделать надо именно так. Что раньше люди не смогут это понять

правильно, а после шестидесятого, дескать, понять им этот

секрет будет уже легче. Аргументы легко узнаваемые, будто бы

говорила не сестра Люсия, а пресс-секретарь Ватикана.

– Кстати сказать, здесь вы могли бы заметить, что сестра Люсия

до последнего пыталась вести себя с достоинством. Для

Ватикана было бы куда приятнее услышать, что так повелела не

какая-нибудь там человеческая интуиция, а сама Фатимская

Дева. Тем не менее сестра Люсия не сделала ему такого

подарка и лишний раз не использовала для спекуляций имя

Фатимской Девы. Что ей в принципе стоило сказать, что это

было решение самой Марии? Тем более что от нее, похоже,

этого и добивались. И все-таки она не сделала этого. Может

быть, таким образом она пыталась подать своего рода сигнал о

бедствии? Дать знать внешнему миру, что не все так гладко в

том, как обходится церковь с этим секретом и с ней самой?

– Блестяще, – сказал тролль и восхищенно посмотрел на

Потоцкого. – Вы и не представляете, насколько мы сейчас

благодаря вашей догадке приблизились к сути дела. Мы уже

совсем рядом.

Но Потоцкий вроде и не обратил внимания на его слова. Он

увлеченно продолжал:

– А насчет того, почему вдруг третий секрет в письменном виде

появился именно в сорок четвертом году, стоит поговорить

отдельно. У Ватикана – немалые проблемы с тем, как

определить и как потом объяснять свои позиции в отношениях с

нацистами. Перелом во Второй мировой уже произошел.

Впрочем, это теперь нам понятно, что он уже произошел к тому

времени. А тогда в разных головах оставались еще и другие

возможные варианты развития ситуации. Рейх еще надеялся на

чудо-оружие – оружие возмездия. Да и в любом случае

очертания послевоенного мира в Европе тогда представлялись

еще очень и очень неопределенными. И вот третий секрет вроде

бы и появляется, но опубликован может быть лет этак через

пятнадцать... К тому же у Святого Престола, несмотря на

внешнюю безобидность первых двух секретов, остался

неприятный осадок.

- 159 -

– Это какой же? – встрепенулся тролль.

– В них Фатимская Дева говорит об особом месте, которое в ее

сердце занимает Россия. Кто знает, дошли ли до публики первые

два секрета в таком уж неизменном виде? И что еще говорила

или имела в виду Фатимская Дева? Но очень похоже на то, что

она не просто предупреждала о тех или иных событиях мирового

масштаба. Она давала знать Святому Престолу, что он должен

вмешаться в ситуацию, что-то предпринять для спасения России.

Но Ватикан предпочел бездействие и сокрытие информации. И

вот после этого становится известным третий секрет, только

после этого. И в нем рисуются картины самые мрачные в том,

что касается судеб Ватикана... Разумеется, это только одна из

многих версий.

– То есть вы думаете, что это было послание именно Святому

Престолу? – с интересом уточнил Густавссон.

– Господи, ну и вопросы мне задаете, – хмыкнул Потоцкий. – Что

мы, банкиры, можем знать о таких материях?

– Ну да, банкиры, – эхом повторил швед с усталой иронией.

– Кстати, о конфессиях, – не удержался Потоцкий, чтобы не

вспомнить еще об одной странности. – Никогда не обращали

внимания на то, что за место выбрала Святая Дева для своего

чудесного появления? Европейский город с мусульманским

именем Фатима. Когда Португалия подверглась арабскому

нашествию, арабские имена были даны всем городам в этой

стране, а когда туда потом пришли христиане, все имена были

изменены на христианские. Все, кроме одного места – города

Фатимы.

 

21

 

Это место совсем было не похоже на тюрьму. Окна ее

просторной комнаты выходили прямо на море, оно было почти

рядом с домом, только чуть пониже, – под домом еще

находились небольшие скалы, иначе бы брызги волн попадали

прямо в окна. А с другой стороны дом окружали красивейшие

горы, какие ей раньше приходилось видеть только на открытках.

Она и не думала, что такие горы на самом деле где-то

существуют.

К дому подходила сельская дорога, которая почти всегда была

- 160 -

совершенно пуста. Только утром по ней приезжал автомобиль,

который привозил кухарку – замкнутую молодую девушку, имени

которой она ни разу не услышала, – а рано вечером тот же

автомобиль увозил ее обратно. Иногда на этом же автомобиле

приезжал высокий пожилой джентльмен, который при случае

внимательно посматривал в ее сторону, но почти никогда не

вступал с ней в разговоры. Он сразу проходил в дом,

поднимался в специально отведенный для него кабинет, смотрел

там какие-то бумаги и разговаривал с прислугой дома. Хотя

вернее этих людей было бы назвать охраной. Вместе с кухаркой

он и уезжал в тот же день.

Вместе с ней в этом большом доме постоянно находились еще

трое. Один, видимо, старший, которого звали Петером, большую

часть времени проводил в том же кабинете. Лишь иногда, если

она слишком долго гуляла около моря, она видела его стоящим

на балконе и наблюдающим за ней. Впрочем, наблюдал он за

ней скорее всего просто от скуки. Следить за ней у него не было

никакой необходимости. Стоило ей выйти из дома, как метрах

десяти от нее тут же вырастала фигура одного из двух

охранников с рацией в руке.

С самого начала никто не ограничивал ее в прогулках. Наоборот,

в первый же день, когда ее привезли сюда, ей выдали теплую

северную куртку на меху – на берегу часто дул пронизывающе

холодный ветер – и такие же теплые сапоги. Она могла идти

куда угодно и как угодно далеко. Прелесть этой тюрьмы состояла

именно в том, что это не имело никакого смысла. С одной

стороны – бескрайнее море, с другой – такие же бескрайние и

непроходимые горы, а в обе стороны берега – скалистые камни,

ходить по которым доставляло мало удовольствия. Кроме чаек,

окружавших дом, общаться ей здесь было больше не с кем. Ни

охранники, ни их старший ни о чем с ней старались не

заговаривать. Когда же разговор пыталась начать она сама, они

весьма грамотно сворачивали его через две-три фразы, и лица

их тут же приобретали отсутствующее выражение.

В общем, после всего того, что с ней случилось, ей нужен был

такой перерыв в жизни, возможность отдохнуть и прийти в себя

от пережитого. И, откровенно говоря, лучшего места на Земле,

чем это, было и не найти. Поэтому первые дни эта странная

тюрьма у берега моря ее особенно не тяготила.

- 161 -

* * *

 

Главной ее проблемой теперь стала память. С ней произошло

что-то очень серьезное. Словно большая красивая ваза

разбилась на мелкие кусочки, и многие из них теперь вовсе

затерялись – их еще предстояло отыскать. Она старалась

склеить эту вазу заново. Воспоминания ее оказались вдруг

совершенно разрозненными и не связанными друг с другом.

Поэтому когда она обнаруживала на двух разных островках этих

воспоминаний одно и то же лицо, она тщательно склеивала

между собой эти кусочки, потихоньку – кусочек за кусочком –

стараясь вернуть себе всю картину, которую она видела когда-то.

Чем-то это напоминало собирание картинки из пазлов. Но

получалось все пока еще очень медленно.

Она никак не могла взять в толк, откуда здесь появилась пара

очень странных пазлов.

 

* * *

 

...В саду около дома теперь светит солнышко, но только что

прошел сильный дождь – капли его еще висят на деревьях и на

качелях, стоящих перед домом. Девочка лет четырех-пяти с

рыжими волосами подходит к широкой вазе, которая стоит на

перилах открытой веранды. Прошедший дождь наполнил эту

вазу водой по самый край... Рыжая девочка смотрит на воду со

странным интересом, и постепенно взгляд ее все больше и

больше сосредотачивается, даже напрягается. И тут что-то

неуловимое происходит с прозрачной поверхностью воды,

которая до сих пор была совершенно спокойной и недвижной. На

воде становится заметным какое-то нервное дрожание, будто бы

через дождевую воду пропустили электрические разряды.

Сначала разряд был слабым, а потом все более и более

мощным. Она видела, как напряжение во взгляде девочки

нарастает и как повторяется это странное явление на водной

поверхности. Здесь взгляд у девочки становится более

спокойным и удовлетворенным. Она склоняется к вазе поближе и

смотрит на воду не то слегка сердито, не то просто очень

внимательно.

Со стороны улицы видно, как из дома выглядывает мать

- 162 -

девочки. Она видит, чем занята девочка, и взгляд ее заметно

мрачнеет. Похоже, она видит что-то хорошо ей знакомое и

тревожное. Некоторое время мать наблюдает за дочерью,

замерев у окна, а потом скрывается в доме.

А на веранде рыжая девочка продолжает пристально смотреть

на воду. И вода в вазе вдруг начинает кружение против часовой

стрелки, образуя в центре воронку, которая с каждым

мгновением кажется все глубже и глубже. Вращение это

становится все более и более энергичным.

А теперь уже она видит сцену, которая происходит внутри этого

дома.

– Посмотри, Фрэнк, – говорит мать рыжей девочки, кивая в

сторону окна. – Она опять принялась за свое колдовство.

– Никакое это не колдовство, дорогая моя, – отвечает ей муж.

Он насмешливо смотрит на жену, откладывая в сторону

географический журнал. Фрэнк сидит в глубоком кресле, на вид

он лет на пятнадцать старше, чем жена. И волосы у него того же

цвета, что и у маленькой дочки.

– Всех колдунов сожгли в Средние века. А теперь остались

только люди с экстраординарными способностями, –

поучительным голосом сообщает Фрэнк. – И это очень редкие

люди, моя милая, пойми же ты это наконец. Наша Джессика –

самое настоящее чудо, а ты все время делаешь из этого

проблему, вместо того чтобы удивляться и радоваться.

– Я удивляюсь, – грустно отвечает мать. – Но ты прав. Я не

радуюсь. Потому что боюсь, что остались такие люди, которые

не знают, что всех колдунов уже сожгли на костре. Люди не

всегда относятся к этому одобрительно, Фрэнк.

– Но тебя-то в свое время это не очень испугало, Кэтти, – не без

самодовольства напоминает он ей. – Ты же знаешь, в девочке

говорят гены.

 

* * *

 

Они оба в этот момент подходят к окну и незаметно

подсматривают за рыжей Джессикой, занятой все тем же делом

на веранде. Фрэнк ласково обнимает свою жену.

– Твои проделки были детским лепетом по сравнению с тем, что

вытворяет Джессика.

- 163 -

– Тут ты права, она куда сильнее меня, – серьезно и гордо

говорит отец, не отрывая глаз от дочери.

– Еще неизвестно, может быть, она и смогла бы стать

нормальным ребенком, если бы ты не учил ее всем этим

глупостям.

– Хватить бурчать, Кэтти. Нельзя отказываться от того, что тебе

дает сам Бог. Твоим тетушкам в церкви, которые так боятся

колдунов, это должно быть хорошо известно.

 

* * *

 

А вода в вазе вращается совсем уж с головокружительной

скоростью, воронка стала такой глубокой, что, похоже, уже

достает до дна.

 

* * *

 

– По крайней мере можно было и не рассказывать о

способностях Джессики в газетах, так было бы спокойнее, –

ворчит Кэтти.

– Она должна привыкать к тому, что она необычная. И что к ней

всегда будет повышенный интерес. Обо мне тоже когда-то

писали. И кажется, на мне это вовсе не отразилось. Наоборот,

придало уверенности.

– А по-моему, Фрэнк, ей бы лучше привыкать к обычной жизни.

Ты уже целую неделю не можешь выбраться с ней искупаться. А

она только и мечтает об этом...

 

* * *

 

Вращение воды в вазе достигает какого-то центробежного

предела, и наконец ваза, не выдержав перегрузки, лопается и

раскалывается на глазах у Джессики. Вода разливается в разные

стороны. При этом она почему-то шипит и пенится...

 

* * *

 

Это воспоминание посещало ее теперь почему-то чаще, чем

другие. И оно отличалось от остальных тем, что было видно и

- 164 -

осязаемо четче и ярче, чем остальные. И еще оно отличалось

каким-то странным привкусом, – порой ей казалось, что это пазл

из какой-то другой коробки, из какой-то другой жизни. Но почему

тогда именно это видение приходило к ней с большей

настойчивостью, чем другие? Этот пазл вполне стыковался еще

с одним, где были те же лица. Но только с одним, он точно так

же отличался от всех остальных осколков, как и первый.

 

* * *

 

– ...Можно мы с Джессикой поплаваем наперегонки, мистер

Лейсон?

Фрэнк Лейсон – отец рыжей девочки сидит в шезлонге на пляже

и умиротворенно наблюдает за чайками над океаном. Его покой

нарушили Джессика и две ее подружки постарше. Оторвавшись

от чаек и увидев перед собой три очаровательные просящие

мордочки, отец опять переводит взгляд на океан и видит, что

вода совершенно спокойна.

– Только ненадолго, – кивает Фрэнк. – А то я буду волноваться.

– Спасибо, мистер Лейсон! – хором кричат девочки и бегом

уносятся к воде.

 

* * *

 

Она видит в который раз то, чего упорно не замечает отец

девочки. Как за бегущими детьми очень внимательно смотрит

женщина лет сорока весьма крепкого телосложения,

расположившаяся на этом же пляже. Взгляд у нее довольно

жесткий. Убедившись, что девочки прыгнули в небольшие волны,

женщина переводит такой же внимательный взгляд на Фрэнка.

После чего она поднимается со своего лежака и быстро исчезает

среди загорающих людей.

А три подружки в океане изо всех сил стараются перегнать друг

друга. Джессика, однако, сразу закрепляет за собой лидерство,

хотя другие девочки и постарше ее. Она отрывается от них

сначала на корпус, потом на два, и скоро ее подружки уже с

трудом различают ее рыжую гриву в воде.

 

* * *

- 165 -

Странно, но она чудесным образом видит в этом своем

воспоминании и то, что происходит в тот момент под водой. Два

аквалангиста в черных костюмах плывут по направлению к

Джессике. Лица их закрывают массивные очки и черные

резиновые шапочки.

 

* * *

 

А две отставшие подружки выбиваются из сил и прекращают

соревнование. Отфыркиваясь от морской воды, они стараются

рассмотреть вдали Джессику. Наконец они замечают ее рыжие

волосы на огромном от себя расстоянии.

– Джессика! Ты победила! Возвращайся скорее!

 

* * *

 

Черные аквалангисты теперь как раз под Джессикой. Один из них

показывает другому рукой наверх. Второй кивает и достает из-за

пояса какое-то приспособление, разворачивая его на ходу. Это

что-то вроде резервной подводной маски, от которой идет шланг

к его собственному аквалангу. Оба аквалангиста синхронно

начинают подъем.

 

* * *

 

И вот здесь с ее воспоминаниями всегда происходило одно и то

же. Морская вода, поглотившая Джессику, с головой

захлестывала ее саму и начинала швырять из стороны в

сторону. Больше всего она боялась в этот момент, чтобы она не

задела головой огромные камни, лежащие на морском дне. А

дальше... Дальше все пространство вокруг мгновенно

заполнялось этой темной морской водой, которая смывала все

картины...

 

* * *

 

Вода все смывала, и ей заново, с нуля приходилось опять

склеивать эту свою вазу воспоминаний. Иногда силы вовсе

оставляли ее, и она могла пролежать несколько дней без

- 166 -

движения, без всякого выражения глядя в потолок над своей

постелью. В таких случаях старший по дому всегда связывался с

каким-то начальством, и тогда приезжали врачи – два-три

человека. Они приезжали на «вольво» с затемненными

стеклами, и на машине никогда не было никаких обозначений

специализированной медицинской помощи. Вместе с врачами

обязательно появлялся высокий пожилой джентльмен. Он так же

скрывался в кабинете и сидел там, дожидаясь отчета докторов.

Потом он уезжал вместе с ними.

 

* * *

 

...Когда она однажды попросила привезти кое-какие книги и

газеты, ей вместо этого на следующий день привезли

мужеподобного вида даму средних лет, которая образом и

манерами своими напоминала изрядно похудевшую фрекен Бок.

Оказалось, что дама была психологом. Голос фрекен Бок

показался ей странным образом знакомым, но тогда она не

обратила на это внимания.

Психологиня проговорила с ней полчаса, после чего

благосклонным голосом сообщила, что книги и газеты ей читать

можно. Книги, которые она заказывала в своем списке, ей стали

доставлять через несколько дней, а газеты исправно приезжали

теперь вместе с красивой кухаркой на автомобиле каждое утро.

То, что она решила заказывать книги, заметно порадовало

высокого пожилого джентльмена. Не так уж трудно было

догадаться, что кто-то теперь будет внимательно изучать этот

список и этому кому-то по каким-то непонятным пока причинам

очень важно, что именно она предпочтет сейчас читать.

Когда же она спросила про телевизор, старший ответил ей, что

смотреть телевидение не рекомендовала психолог. И тут-то она

и заметила, что в доме теперь нет ни одного телевизора, ни

радиоприемника. Она быстро сообразила, что психология здесь

ни при чем. Все дело было в том, что газеты, которые ей

привозили, можно было отсматривать заранее, следя за тем,

какие новости ей придется прочитать. Поток же радио– и

теленовостей представлялся ее тюремщикам слишком

бесконтрольным и потому нежелательным. На охранников –

довольно молодых парней – запрет на телевизоры в и без того

- 167 -

скучном доме не произвел никакого впечатления, – дисциплина

среди малочисленного контингента ее конвоя была

безукоризненной.

Со временем она поняла, что каждый ее шаг в этом доме у моря

находился под полным контролем. Миниатюрные видеокамеры

следили за любым ее движением. И если с самого начала, когда

ее только-только привезли сюда, она никак не могла взять в

толк, чем же она может представлять такой большой интерес

для неизвестных ей людей, то потом постепенно она все-таки

начала кое-что вспоминать. Этим воспоминаниям каким-то

непостижимым образом мешали только эти видения, связанные

с рыжей девочкой Джессикой и морской водой. Когда они

являлись, все опять рассыпалось на мелкие кусочки...

 

22

 

– К вопросу о видениях сестры Люсии. Странное дело, все

спорят исключительно о явлениях Девы Марии трем пастушьим

детям в Фатиме в семнадцатом году. Но ведь эти видения и

потом продолжались у сестры Люсии. Фатимская Дева являлась

ей и в двадцатых, и в тридцатых годах. Знаете, что интересно в

этих явлениях, если, конечно, верить опубликованным запискам

Люсии? Получается, что Фатимская Дева продолжала ей

являться, но почему-то перестала сообщать что-либо важное.

Между тем все это время жизнь Люсии уже проходила под

полным контролем Святого Престола. И что делает в ее

видениях Дева Мария с этих самых пор? Она только слегка

корректирует сестру Люсию в вопросах о том, что, когда и кому

именно стоило бы рассказывать. Не очень-то похоже на прежнее

поведение Фатимской Девы, правда? Но это так – мелочи,

заметки на полях, так сказать... Самая-то занятная карусель

происходит вокруг знаменитого третьего секрета. Вы хорошо

помните, Потоцкий, его текст, официально опубликованный на

сайте Ватикана в 2000 году?

 

* * *

 

«...Слева от Богоматери и немного сверху мы увидели Ангела с

пылающим мечом в левой руке; меч вспыхивал языками

- 168 -

пламени, которые выглядели так, словно они хотели зажечь весь

мир; но они потухли в сиянии, которое Богородица излучала из

своей правой руки, протянув ее к Ангелу. Указав на землю, Ангел

воскликнул громким голосом: „Расплата, Расплата, Расплата!“ И

мы видели беспредельный свет Бога, „что-то похожее на то, как

люди выглядят в зеркале, когда проходят перед ним“.

Священник, одетый в Белом, „нам казалось, что это Святой

Отец“. Другие епископы, священники, религиозные мужчины и

женщины поднимались вверх по крутой горе, на вершине

которой был большой Крест из грубо отесанных стволов

пробкового дерева с корой; перед тем как достичь вершины,

Святой отец прошел через большой город, который лежал

наполовину в руинах, – он шел, спотыкаясь, дрожащими шагами,

подавленный болью и заботами, он молился о душах мертвецов,

которых он встретил на своем пути. Взойдя на гору, он опустился

у подножия большого Креста на колени. Здесь он и был убит

группой солдат, стрелявших в него пулями и стрелами. Точно так

же умирали один за другим и другие епископы, священники,

монахи и разные светские лица, мужчины и женщины различных

классов и общественных положений. Под двумя руками Креста

стояли два Ангела – каждый с хрустальным кувшином в руках, в

которые они собирали кровь Мучеников и опрыскивали этой

кровью души, которые следовали к Богу».

 

* * *

 

Швед прочитал весь текст по бумаге, которую взял со стола,

медленно, будто на вкус пробуя каждое слово.

– Здесь тоже, конечно, есть некоторые странности. Никто

никогда в Ватикане не объяснил, например, откуда внутри этого

текста вдруг взялись кавычки. Если это изложение событий,

собственноручно написанное Люсией, то откуда бы взяться

кавычкам? Ведь предполагается, что это ее текст, так сказать, от

первого лица. Или она цитирует саму себя? Лично я никак не

могу взять это в толк. Но допустим, допустим, что все это тоже

мелочи. Не сомневаюсь, что для таких тупиц, как я, у Ватикана

припасено не одно, а целый десяток объяснений. Но остаются

вопросы куда более масштабные и интересные, на которые

Ватикан так внятно и не ответил.

- 169 -

Итак, предположим, что это и есть тот самый заветный текст

третьего секрета Фатимской Девы. Что же означает такое

видение? Едва предав его гласности, Святой Престол созывает

пресс-конференцию, чтобы дать объяснение ему, свою

трактовку, без которой, конечно, мир ни в чем не разберется,

будто бы текст составлен на каком-то инопланетном языке. И на

этой пресс-конференции епископы и кардиналы на полном

серьезе, ничуть не смущаясь присутствием мировой публики,

подают нам это якобы пророчество Девы Марии о покушении на

папу римского 13 мая 1981 года. Да за кого они держат

человечество? При чем здесь тогда разрушенные города в

Италии в двадцатом веке и трупы христиан разных сословий?

При чем здесь солдаты, убивающие священников пулями и

стрелами? Между прочим, по всем религиозным канонам,

стреляющие солдаты и наемные убийцы наподобие Агджи,

стрелявшего в папу, – явления совершенно разной природы!.. Но

главное, позвольте вас спросить! – Шведский тролль с искренним

возмущением посмотрел на Потоцкого. – Если бы речь в третьем

секрете действительно шла о покушении на папу в восемьдесят

первом году, то для чего, скажите на милость, нужно было

хранить эту тайну еще почти двадцать лет после того, как оно

уже состоялось? По каким таким высшим ватиканским

соображениям? Или им понадобилось двадцать лет, чтобы

наконец сообразить, какая может быть трактовка у этого

секрета? Ничего у них не сходится – ничего!

– Постойте, вы хотите меня убедить в том, что опубликованный

третий секрет – подделка? Не нужно на это тратить столько

времени и энергии, дорогой Эрик, – развел руками Потоцкий. –

Если требуется, я вам могу только подкинуть дровишек в ваш

костер. В первых двух секретах Фатимской Девы она

предупреждала о глобальных мировых катастрофах – двух

мировых войнах. А в третьем – самом главном – вдруг говорит

всего лишь о покушении на понтифика, – при всем моем самом

глубоком уважении к Иоанну Павлу Второму это событие

несопоставимо более мелкого масштаба. Далее. Трудно себе

представить, чтобы Ватикан, который почти все прошлое

столетие по каким-то явно очень серьезным причинам прятал и

перепрятывал главный секрет Фатимской Девы, вдруг решил

начать жизнь с чистого листа, перешагнув миллениум. И скорее

- 170 -

всего опубликованный Святым Престолом текст если и имеет

какую-то связь с настоящим секретом Фатимы, то лишь

частично. Либо мы имеем дело лишь с фрагментом, либо с чем

то очень хорошо и тщательно отредактированным. И заботливые

редакторы сделали все от них зависящее, чтобы нечто очень

важное, очень многое объясняющее так и не вошло в

окончательный вариант этого текста. Конечно, им было бы куда

легче, если бы им и вовсе позволили придумать этот третий

секрет самим, так бы было куда спокойнее. Но лично мне

кажется, что у них могло быть два серьезных препятствия для

такого уж совсем вольного решения проблемы.

– И каких же? – быстро спросил тролль, внимательно следивший

за речью Потоцкого.

– Первым препятствием могла бы стать сама сестра Люсия.

Похоже, в чем-то она и пошла на компромисс со Святым

Престолом, но, похоже, были определенные рамки этого

компромисса, раздвинуть которые Ватикан уже не смог.

– А второе препятствие?

– Иоанн Павел Второй, который, как и сестра Люсия, знал

подлинное содержание третьего секрета. И вполне мог

заключить с кардиналами свой собственный компромисс... В

конце концов, именно его решение в Ватикане было

определяющим. Дело другое, какие там войны происходят за то

или иное решение понтифика, – это, впрочем, не наше дело. Но

понятно одно. Каждый, кто имел возможность познакомиться с

настоящим третьим секретом Фатимской Девы, сталкивался с

чем-то страшным и неожиданным. С чем мы все еще не

знакомы. Иногда мне кажется, что, может быть, это и к лучшему.

– И тем не менее, – чуть было не ухмыльнулся довольный

шведский тролль, – вы здесь, господин Потоцкий, как раз из-за

того, что хотите узнать нечто страшное и неожиданное.

– Еще немного времени, – поднял бровь Потоцкий, – и я вообще

перестану понимать, зачем я здесь нахожусь. Смею напомнить,

что вы с самого начала нашего уже, на мой взгляд,

затянувшегося знакомства сообщили, что имеете какие-то

документы, которые могли бы мне предложить на продажу. И я

до сих пор не имею ни малейшего понятия, о чем идет речь.

«Хотя не очень-то мне это и надо», – тут же отметил он про

себя.

- 171 -

– Вернемся к сестре Люсии, – предложил тролль, сделав вид,

что не заметил раздражения у своего гостя.

– Как, опять? – весело изумился Потоцкий, но тролль снова не

обратил на его реакцию никакого внимания.

– Всю свою жизнь она живет под полным и неусыпным

контролем Ватикана. Но есть и другое обстоятельство. Вся ее

жизнь с семнадцатого года, то есть с самого детства, посвящена

только одному событию – явлению Фатимской Девы,

единственной свидетельницей которого она осталась. Она не

может не знать о том, как в Ватикане обращаются с

откровениями, полученными от Фатимской Девы, она не может

не видеть этого, даже оставаясь всю жизнь за стенами

монастыря кармелиток. Что же она, глубоко религиозная

девушка, могла предпочесть – выполнить волю Девы Марии или

послушаться инструкций кардиналов и епископов?

– Зависит от характера, – съехидничал Потоцкий.

– Бросьте, вы сами указали на то, что с характером скорее всего

там было все в порядке. Она отдавала себе отчет в том, что

любая ее записка подвергается жесточайшей цензуре, и не так

уж ей это нравилось. Да и если Дева Мария продолжала

являться ей в видениях и впоследствии, то понятно, какой выбор

она могла сделать...

– Не могу поверить, что это говорите мне вы, господин

Густавссон. Потрясающий аргумент в устах такого коммерсанта,

как вы.

– Вы можете сколько угодно иронизировать, – невозмутимо

сказал швед, – но в данном случае мы скорее всего имеем дело

с очевидными фактами...

– Знаете что, вам осталось только сказать, что вы хотите мне

продать собственноручные письма, написанные Фатимской

Девой.

– Почти, господин Потоцкий. Я вам хочу сказать, что мудрая

сестра Люсия, поняв всю ситуацию, в которую она попала,

освоившись с условиями, в которых ей предстояло жить до

самого конца, приняла свое собственное решение. И она начала

вести свой тайный дневник, о котором Ватикан даже не

подозревал. Дневник этот был вынесен за пределы монастыря

кармелиток одной из его монахинь в самом конце прошлого века.

Там есть много интересного, потому что бытовые подробности,

- 172 -

как вы понимаете, сестру Люсию мало интересовали, их она

почти не записывала.

– И что же, – спросил Потоцкий с интересом, – вы читали этот

дневник?

– Я не хочу отвечать на этот вопрос.

– Значит, читали. Вы хотите сказать, что вы один из тех

немногих, кому удалось узнать тайну третьего секрета

Фатимской Девы? Вот именно вы?!

– Это не предмет нашего делового разговора, господин

Потоцкий. Я вам скажу только одно. Для меня было большим

неудобством узнать то, что написано в этом дневнике. Я хочу

жить в своей системе ценностей. Я ее давно выбрал, и мне в

ней уютно.

– А коньяку у вас не найдется? Что-то мне стало слегка не по

себе от вашего предложения.

 

* * *

 

Тролль позвонил в колокольчик, и на пороге тут же возникла

Ингела, стилизованная под кофейницу начала двадцатого века.

– Наш гость хотел бы выпить коньяка, – сообщил ей тролль.

– Итак, у вас есть тайный дневник сестры Люсии и вы хотите мне

его продать? – с улыбкой подытожил Потоцкий.

– Именно так, – кивнул печально тролль.

– Цена будет, конечно, запредельная? – предположил Потоцкий.

– Цена будет такой, какую вы сможете заплатить, – уверенно

заметил тролль.

– А дневник, конечно, настоящий? – опять улыбнулся Потоцкий.

– Я не первый день в этом бизнесе, – обиделся тролль.

– Но не каждый день в этом бизнесе встречается такой товар.

Хотелось бы быть уверенным, что этот дневник не был написан,

скажем, вашей очаровательной Ингелой или еще кем-нибудь. Но

откуда взять такую уверенность?

– Вот, – придвинул тролль Потоцкому объемную картонную

коробку, доверху наполненную бумагами.

– Что это, сам дневник?

– Из него там маленькие фрагменты, фотокопии, разумеется.

Нет, здесь другое. Десятки экспертиз, сделанных полицейскими

специалистами – и бывшими, и настоящими – разных стран

- 173 -

Европы и США. Графологи и почерковеды, которые сравнивали

все имеющиеся в доступности образцы собственноручных

записей сестры Люсии. Буду откровенен, одна загвоздка здесь

есть. Почти все известные записки сестры Люсии представлены

только в Интернете, – оригиналы, как вы понимаете, хранятся в

том же Ватикане под семью печатями. Эксперты утверждают, что

для стопроцентных выводов им нужны именно оригиналы, а не

фотокопии. Поэтому все эти заключения графологов можно

считать предварительными. Но ваш вопрос закономерен, я его

предусмотрел. В случае если сделка вас заинтересует, мы

предпримем кое-какие шаги для получения на ограниченное

время образца оригиналов почерка сестры Люсии, и экспертиза

может пройти в вашем присутствии. Что касается моей

собственной уверенности в том, что мы имеем дело с

настоящим дневником Люсии, то, как вы понимаете, она у меня

есть, и чтобы добыть ее, я потратил немалые средства. Дело

другое – вам нужна ваша собственная уверенность. Эти расходы

будут включены в стоимость сделки.

 

* * *

 

«Боже мой, а ведь тролль говорит вполне серьезно», –

почувствовал Потоцкий и жадно сделал несколько глотков

коньяка. Тролль с удовольствием проследил за этим.

– Мне всегда нравится смотреть, как вы, русские, пьете крепкое

спиртное, – честно признался он. – Кстати, знаете, этот талант

объединяет наши с вами две нации.

– А еще финны, – напомнил Потоцкий.

– Нет, – уверенно возразил шведский тролль, – финны не в счет.

Они всегда копировали либо вас, русских, либо нас, шведов.

 

* * *

 

«Неплохо ты подготовился к нашей встрече», – думал Потоцкий,

с подозрением перелистывая бумаги из большой картонной

коробки. Уж в чем в чем, а в архивном деле он понимал толк.

Бумаги, нужно признать, были составлены на совесть. Даже если

бы большинство этих экспертиз, составленных на разных языках,

и были бы фальшивками, все равно, чтобы их подготовить,

- 174 -

потребовалась бы огромная работа. Но похоже, что они были не

фальшивыми. Нужно еще выпить коньяку, чтобы разобраться в

сложившейся ситуации. А сложилась она вот как. Потоцкий

искал выход на Международное бюро научно-технических

исследований, потому что ему нужно было найти следы Люды

Волковой. Густавссон искал любой повод, чтобы выйти на банк

«Феникс», и этим вариантом как бы оказался Потоцкий. История

третьего секрета Фатимской Девы поначалу здесь и вовсе была

ни при чем. Она стала просто удобным поводом, не более того.

У тех людей, которые многие годы занимаются проблемой

Фатимы, не возникает даже повода помечтать о той ситуации, в

которой он только что оказался. Чертовщина какая-то, прости

Господи! Но вот они, эти экспертизы, которые очень уж

напоминают настоящие. Остается только надеяться, что сам

тайный дневник сестры Люсии в конечном итоге окажется

подделкой. Хотя что там думать сейчас о каком-то конечном

итоге, до него вообще вряд ли дойдет дело. Люда, Люда

Волкова, теперь главное, а совсем не секреты Фатимской Девы.

 

23

 

С определенного момента личность Людмилы Волковой,

известной в московском свете как топ-модель Мелисса, стала

интересовать Андрея Потоцкого совершенно искренне.

Наверное, все началось с того самого дня, когда он, наивный,

прибыв в городок Тутаев под Ярославлем, сам того не

подозревая, случайно дернул за тревожный колокольчик, отчего

звон вскоре пошел по всей Руси Великой – и звон совсем

нешуточный. Правда, колокола били в очень немногих, зато

очень высоких и слишком секретных московских кабинетах.

Простой народ этот звон не услышал – и слава Богу! Зато

эмоции в этих кабинетах были накалены до предела, и вообще

скандал разразился нешуточный. Каких только жутких кар –

вплоть до публичной казни – не требовали люди в высоких

кабинетах, какие только погоны не срывали со своих

подчиненных за допущенный провал, граничащий с катастрофой!

Какие карьеры в одно это ужасное мгновение рисковали быть

пущенными под откос! Страшно себе представить... Начальники

самых могущественных и невидимых простому глазу ведомств

- 175 -

вели между собой войну не на жизнь, а на смерть, обвиняя друг

друга в самом страшном, то есть в измене родине. А она, вне

всякого сомнения, заключалась в том, что кто-то мелкий и

неведомый, никому, казалось бы, не подконтрольный и потому

крайне опасный для интересов национальной безопасности, взял

и дернул за сокровенный тревожный звоночек в городе Тутаеве

Ярославской области, проник, так сказать, в самое сердце

России и нанес ей подлый удар в спину.

Как это обычно бывает в такие судьбоносные для державы

моменты, начальники тут же припомнили друг другу все

понесенные ими за последние четыре десятилетия личные

обиды от конкурентов по общей борьбе, и дело приняло уже

совсем принципиальный оборот. Пока священное пламя войны

полыхало в высоких кабинетах, а высокие коридоры сотрясали

незаметные для обычного глаза взрывы, пока назревали

тектонического характера кадровые перестановки и

организационные выводы, наиболее активные и наименее

полезные бойцы совершенно невидимого фронта готовились

использовать внезапно открывшиеся возможности для решения

давно стоявших перед ними карьерных задач. Многие аналитики

вовсе забросили свою рутинную скучную работу и занимались

только тем, что вычисляли тактические и стратегические

изменения, которые со дня на день должны были произойти на

ключевых постах, вспоминали, кто с кем был дружен и кто когда

кого чем обидел. Из чего тут же делались жизненно важные

выводы о том, кто теперь займет какое кресло, а кто и вовсе

потеряет все, что только можно потерять.

Для резидентур иностранных разведок в Москве настали горячие

времена. Резиденты понимали, что у их русских коллег по

тайному оружию происходит что-то очень и очень серьезное, но

совершенно не понимали, что именно, а потому страшно

разволновались и усилили боевое шпионское дежурство в

российской столице. Закрытые линии связи перегревались,

шефы из-за рубежа требовали немедленных отчетов и внятных

данных о происходящем, а рапортовать было совершенно нечего

– режим секретности у русских явно в эти дни зашкаливал.

Давно завербованные агенты боялись выходить на связь и

делали вид, что не помнят, что их вообще когда-то вербовали.

Обстановка удручала своей непредсказуемостью.

- 176 -

Только в самый последний момент волна этого грандиозного

скандала натолкнулась вдруг на непреодолимое даже для нее

препятствие и тут же спала – с той же скоростью, с какой и

поднялась. В самый решающий момент самого ответственного

разговора в одном из самых важных кабинетов трем самым

большим начальникам, имена двух из которых можно будет

раскрыть только лет через пятьдесят, а третьего – и вовсе через

сто (и это еще в лучшем случае), стало вдруг понятно, что за

тревожный колокольчик в Тутаеве дернул совершенно, можно

сказать, посторонний человек, не дававший ни одной подписки,

не служивший ни в одном из ведомств, которые они здесь

представляли. Это было страшное известие. Легче, наверное,

было перенести сейчас даже новость о марсианском нашествии

на закрома Госрезерва.

– Как же так? – только и выдохнули полушепотом все три

генерала и испуганно посмотрели на четвертого – самого

главного среди них, имя которого вообще никогда нельзя будет

раскрывать – даже через тысячу лет.

– А вот так, – просто ответил им этот четвертый и посмотрел

куда-то наверх, под потолок.

Генералы сразу поняли, что в Тутаев ездил человек далеко не

случайный, а если уж он тронул за какую там веревочку, то

вопрос этот был согласован.

– Прямо вот на таком уровне? – ужаснулся один из генералов.

– Еще выше, – значительно сказал самый старший, и генерал

побледнел. Все четверо перевели взгляд на единственный

портрет, висевший на стене, и со стороны могло показаться, что

в этот момент все они произносят про себя одну и ту же

неслышную, но очень важную молитву.

 

* * *

 

Отголоски этого страшного скандала до самого Потоцкого,

который тогда еще был Воронцовым, впрочем, так и не дошли,

если не считать того, что при следующей встрече его пожилой

знакомый из одного закрытого учреждения угрожающе помахал

перед его носом пальцем и насмешливо произнес:

– Больше так не хулигань!

– Не понял! – искренне удивился тот.

- 177 -

– В Тутаев ездил? – строго спросил знакомый.

– Ездил.

– По адресу ходил?

– Ходил.

– Ну вот и не хулигань, – подвел к логической черте собеседник.

– Что-то я не понимаю, – нахохлился тогда Воронцов. – Мне

поручили эту девицу искать или нет?

– Поручили, поручили... Тут, Саня, конечно, моя недоработка, –

глубоко вздохнул знакомый. – Надо было тебя кое о чем сначала

предупредить.

Вот тут-то все потихонечку и начало проясняться. Или, вернее

будет сказать, еще больше запутываться.

 

* * *

 

Девушка, проходящая по всем установочным данным как

Людмила Волкова, родившаяся в городе Тутаеве Ярославской

области в 1980 году, действительно умерла от неизлечимой

болезни, когда ей было шестнадцать лет. И уже потом в одном

учреждении решили, что покойная вовсе не обидится, если ее

биографические данные после смерти еще послужат родине.

Вопрос этот, конечно, с кем надо согласовали, и с некоторых пор

семья покойной Люды Волковой стала получать не очень

большую, зато постоянную прибавку ко всем положенным

пенсиям. И потому, как только неизвестный столичный мужчина

через десять лет после смерти Люды вдруг поинтересовался у

ее отца тем, как бы ее разыскать, отец покойной немедленно

позвонил по давно хранящемуся в заметном местечке

телефонному номеру и честно рассказал об этом визите. Зачем

и кому это могло бы понадобиться, он не знал, да и, откровенно

сказать, было ему это совсем не интересно.

 

* * *

 

Разница в возрасте у них была совсем небольшая – она была

старше тутаевской девочки всего на год. Ее настоящего имени

уже никто не знает. Даже если бы кто и захотел, так теперь бы

уже все равно не смог узнать, как, впрочем, и она сама.

Людмилой Волковой ее стали называть через пару лет после

- 178 -

того, как умерла та самая девочка в Тутаеве. До этого – все годы

обучения в специальном закрытом интернате, о существовании

которого никогда не было сведений во всех органах народного

образования Российской Федерации, – ее называли только

именем. Совсем теперь не важно, каким именно. Фамилии у нее

за все время обучения не было – как не было фамилии ни у кого

из тех, с кем вместе она училась. Были только код

подразделения и номер войсковой части, под которым скрывался

этот интернат. Хотя до этого были у нее и фамилия и имя,

конечно, были, только скорее всего тоже ненастоящие. Первые

месяцы она жила в Сибири – в больнице, в которой и родилась,

а потом уже оказалась в детском доме недалеко от Иркутска.

Лет с семи, когда в детском доме начались занятия по школьной

программе, в ней быстро заметили особенные способности. IQ

не то что в российских детских домах – в российских школах

никто никогда не считал, но учителям сразу стало понятно, что

развитие интеллекта у девочки происходит почти пугающими

темпами. Никаких паранормальных дарований у девочки не

наблюдалось, если только не считать, что ее достижения в

области математики сами по себе были паранормальными.

Через год – в нарушение всех правил – ее отправили на

региональную математическую олимпиаду, где девочка легко

обошла своих соперников, которые были старше ее как минимум

лет на пять – на шесть. Приглашенные на олимпиаду

математические авторитеты профессорского и академического

ранга немедленно заинтересовались совсем юным феноменом и

были крайне разочарованы через год, когда на той же

региональной олимпиаде не обнаружили ее имя в списках

участников.

– Что вы себе позволяете?! – кипятился один приезжий из

столицы крупный академик, собиравшийся определить

запомнившуюся девочку на учебу в специальную школу в

Москву. – Это же все равно что разбазаривать народное

достояние!..

«Никуда не денешься», – отвечали академику в органах

народного образования и детской опеки. Девочку удочерили, а

кто удочерил, дескать, не ваше дело, – такие тайны у нас в

стране охраняются законом.

– Все, к черту, в стране разваливается!.. – сердился академик.

- 179 -

Как раз шел восемьдесят девятый год, и на академика смотрели

с пониманием.

Хотя академик оказался не прав. Никто и не думал

разбазаривать народное достояние в лице особо одаренных

детей. Все обстояло совсем наоборот. Правда, потенциальную

Софью Ковалевскую на самом деле вовсе не удочеряли. Хотя

да, были и приемные родители, получившие все нужные бумаги

из органов опеки, – и воспитатели их хорошо помнят, – были

подписаны все необходимые документы, и девочку увезли из

детского дома в другую союзную республику.

После чего она и оказалась в специальном закрытом интернате.

Таких как она – будущих математических гениев, – здесь

набралось сразу две группы. Были в интернате и группы по

другим специальностям. Но некоторые дисциплины они

проходили все вместе. На этих уроках детей готовили к жизни по

совсем другим правилам, чем в обычных школах. И что уж тут

говорить – с образованием этой девочке повезло. К тому же

после интерната, когда ей уже исполнилось шестнадцать лет,

система этого образования вовсе не закончилась. Еще через год

ей вручили документы и ее новые и окончательные имя и

фамилию. Так она и стала Людмилой Волковой. Вместе с

именем и документами она получила фотографии своих

родителей и распечатанную собственную биографию, знание

которой нужно было доказывать на специальных экзаменах

преподавателям каждые полгода.

 

* * *

 

Так что тот день, когда Люся Волкова возникла в приемной

модельного агентства «Мадемуазель Икс» у Евгения Ароновича

Линдермана, был запланирован ни Господом Богом, как это

поначалу ошибочно решил Линдерман, ни Люцифером, как он

полагал впоследствии, ни даже личными модельными

амбициями девицы Волковой. Он планировался куда более

тщательно и только с одной-единственной целью. Необходимо

было максимально законспирировать сам факт существования

выдающегося компьютерного аналитика и гения, прятавшегося

под личиной вызывающе сексуальной, красивой девицы,

мечтающей стать профессиональной моделью. С той же самой

- 180 -

тщательностью, включавшей в себя продумывание всех деталей,

была подготовлена и первая «романтическая» встреча Мелиссы

с банкиром Кадочниковым. Будущие «влюбленные», разумеется,

были представлены друг другу заранее, и у них была

возможность обговорить любые нюансы предстоящих

неожиданностей.

Единственной незапланированной импровизацией во всей этой

истории стала поездка Волковой в Турцию. Это не было

предусмотрено первоначальным сценарием, как и кастинг в

рекламном агентстве, которое готовило съемки в Анталии. Она

легко могла бы отказаться от приглашения пройти этот кастинг.

Но здесь, похоже, сыграла все-таки свою роль молодость.

Почему бы не воспользоваться этими пятью днями пребывания

на Средиземном море, тем более что участие в съемках еще

больше укрепило бы легенду девочки-модели? – решила для

себя Людмила и уступила соблазну. Но будем справедливы:

несмотря на то что решение съездить в Турцию девушка

приняла самостоятельно, так сказать, на свой страх и риск, не

оно определило дальнейший ход событий.

 

* * *

 

Конечно, куда проще было бы зачислить Людмилу Волкову в

штат научного центра виртуальных технологий, который работал

в системе институтов, конструкторских бюро и лабораторий под

общим наименованием «Феникс», но ценность этого сотрудника

была слишком велика, чтобы вот так запросто взять и раскрыть

его, вернее, ее. У нашей контрразведки не было никаких

сомнений в том, что охота за автором грандиозного

компьютерного проекта «Серый кардинал» начнется с той самой

минуты, как только сведения о сути этого проекта, не дай Бог,

просочатся во внешний мир. Так, собственно, все и случилось,

только никто, конечно, не ожидал, что охотники так быстро

смогут вычислить личность этого самого автора – Людмилы

Волковой.

Тут не стоит грешить на разработчиков легенды Людмилы

Волковой, они-то как раз постарались не за страх, а за совесть.

Сработало другое. Тот самый фактор, который ненавистен

любому профессиональному контрразведчику. Случайность,

- 181 -

дурацкая мелкая случайность, которая всегда с блеском ломает

самые сложные и серьезные планы.

 

* * *

 

У военных летчиков-испытателей начали твориться любопытные

вещи с бортовыми компьютерами на истребителях нового

поколения. Когда звено истребителей поднималось в учебную

атаку, компьютеры с каждой боевой машины связывались между

собой, создавая некое единое информационное поле. В

современном воздушном бою атаки происходят на таких

скоростях и в таких режимах, что летчик не в состоянии вовремя

принять множество нужных решений, – даже если бы он и

захотел этого, то все равно бы не успел. Тут и вступают в дело

компьютеры, выполняя задачи, непосильные человеку.

Так вот именно компьютеры и повели себя как-то странно.

Первым на это обратил внимание старший звена истребителей

полковник Шакиров. Но делиться своими наблюдениями ни с

товарищами пилотами, ни с техниками опытный полковник не

спешил. Он хорошо помнил, что бывает с теми военными

летчиками, которые, заприметив что-нибудь необычное в небе во

время полетов, писали об этом обстоятельные рапорты

начальству. Истории о поломанных таким образом летных

карьерах в их среде давно уже стали поучительными притчами,

которые с удовольствием рассказывали каждому новичку. Тех,

кто считал своим профессиональным долгом сообщить о

необычном явлении командиру, в лучшем случае отправляли на

доверительную беседу с психиатром, не давая ход этому делу,

ну а в худшем – старались как можно быстрее направлять особо

впечатлительного летуна на официальную медицинскую

комиссию, что означало прямой выход на пенсию по состоянию

здоровья.

 

* * *

 

То, что заметил в воздухе полковник Шакиров, смело можно

было отнести к категории необычных явлений.

Сначала бортовой компьютер не подчинился команде летчика, а

продолжал ту программу полета, которую счел нужным сам.

- 182 -

Истребитель к тому моменту уже был близок к критическим

скоростям, и бортовые компьютеры самолетов, связавшись

между собой, включили систему автопилота. Это как раз было

нормально и задано программой. Но та же программа

предусматривала, что у летчика остается право накладывать

запреты на те или иные решения компьютеров, если только

человек посчитает это нужным. Полковник Шакиров как раз

посчитал нужным отменить решение компьютера, но тот и не

подумал его слушаться. Уже потом, очутившись на земле,

Шакиров пробежался в памяти по случившейся ситуации и

понял, что компьютер оказался совершенно прав: если бы он

послушался полковника, самолет рисковал не вынырнуть из

опасного маневра. Но вопрос оставался вопросом. Как вообще

могло такое случиться, что железка не послушалась человека,

если в программе этой железки изначально было заложено, что

табу летчика – превыше всех ее собственных решений? Да,

железка оказалась сообразительнее летчика в критической

ситуации и вообще, может быть, спасла ему жизнь, но она не

смела, просто не имела никакого права не обратить внимания на

его приказ, и тем не менее она проигнорировала его. Вот что

поставило полковника Шакирова в тупик. Еще получалось, что

железка скакнула выше того интеллектуального уровня, который

в нее был заложен программистами. А этого случиться уж никак

не могло.

Впрочем, все это были, как выяснилось, пока только цветочки.

Через неделю после этого инцидента произошло еще кое-что. В

кабине летчика-испытателя полковника Шакирова, в прошлом

надежного коммуниста, человека опытного и трезвого, далекого

от всяких там суеверий и склонностей к мистицизму... – так вот, в

кабине полковника Шакирова в момент прохождения его

истребителем сверхзвукового режима появился... некто

совершенно посторонний. Или это было нечто... честно говоря,

этого уже мужественный полковник Шакиров толком не

разобрал. Куда важнее ему было во время всего этого

происшествия сохранить собственный рассудок. И полковник, к

чести его надо сказать, чудом это сделал.

То, что в кабине самолета на высоте двадцати трех тысяч

метров вдруг кто-то появился, Шакиров понял не сразу. В этот

момент истребитель его был весь облеплен квазиплазменной

- 183 -

пеленой, которая блестела на солнце своим перламутром, а

прибор речевой информации истерическим женским голосом

кричал про предельную скорость. Приборы на панели перед

полковником вибрировали с таким неистовством, что постепенно

очертания всей кабины летчика становились более и более

размытыми.

И вот тогда в этой дрожащей и еле видимой реальности, плотно

окружавшей полковника, вроде бы появилось нечто вроде

какого-то силуэта. Был он, надо сказать, совершенно невнятный

– проплыл перед глазами Шакирова и потихоньку остановился.

Мелкой рябью дрожало все пространство вокруг этого странного

силуэта, но сам он, как постепенно разобрался Шакиров,

вибрации подвержен не был, а потому его можно было

разглядеть. Был он очень похож по своим очертаниям на

человеческую фигуру. Но откуда, скажите, взяться совершенно

посторонней человеческой фигуре в боевом истребителе на

высоте двадцать три тысячи метров? «Долетался», – с

непонятной для себя безмятежностью подумал полковник. В

какой-то момент ему даже показалось, что он узнает в этом

силуэте давнего своего однокашника по летному училищу

подполковника Одинокова. Тут он вспомнил, что Одиноков погиб

во время испытаний вот уже как шесть лет. И это обстоятельство

почему-то быстро убедило его в том, что сходство с Одиноковым

ему только померещилось, что такого быть уж никак не могло.

«Как будто могло быть все остальное, что тогда происходило в

кабине пилота», – мрачно отмечал впоследствии полковник

Шакиров – уже когда вернулся из этого полета на землю и

втайне от остальных анализировал для себя происшествие.

Все указывало на то, что полковник Шакиров просто-напросто

двинулся рассудком. Самое забавное, что именно эта версия и

спасла полковника от настоящего помешательства. Она пришла

ему в голову как раз в тот момент, когда призрак остановился

перед ним и дисциплинированная военная психика полковника

отказывалась справляться с возникшей ситуацией. Поняв же, что

скорее всего никакого призрака вовсе даже и нет, а все дело,

наверное, заключается в экстремальных перегрузках и

перепадах давления, он неожиданно успокоился. И поэтому все

случившееся потом воспринимал уже с искренним интересом и

вниманием, которому больше не мешало сильное душевное

- 184 -

потрясение.

Идентифицировать призрак ему так и не удалось. Сходство с

погибшим подполковником Одиноковым, как мы уже отметили,

пропало довольно быстро, а никого другого из знакомых ему

людей призрак не напоминал. Скажем больше: призрак этот

вообще, похоже, не имел ничего общего с человеческой

природой. Сходство же с человеческим силуэтом он приобрел,

надо полагать, исключительно для того, чтобы облегчить

полковнику непосредственный контакт с собой. Правильнее его

было бы назвать даже и не призраком, а материализацией

какой-то неустановленной энергии. Шакирову показалось, что он

весь состоял из сильного электрического поля, которое

светилось теперь в кабине слегка зеленоватым цветом. Без этого

цвета он был бы и вовсе прозрачным и невидимым.

Самое удивительное заключалось в том, что электрический

призрак излучал какие-то эмоции. Полковник мог бы поклясться,

что призрак чуть ли не улыбнулся ему приветливой улыбкой.

Никакой улыбки он, конечно, не видел, но почувствовал импульс

доброжелательности, который исходил от призрака.

Потом призрак протянул к нему руки и развернул их ладонями

вверх. Здесь уж совсем сложно сказать – то ли призрак так

последовательно изображал из себя подобие человека, чтобы

полковнику было легче его воспринимать, то ли и не было у него

никаких рук и тем более ладоней, а просто призрак умело

манипулировал своим электрическим полем, вызывая у

полковника нужные ассоциации или иллюзии. Хотя если

вспомнить, что и призрака-то никакого не было, а были лишь

последствия перегрузок и перепадов давления, то все это

покажется неважным.

Куда важнее было то, для чего призрак все это проделал.

Подняв свои ладошки вверх, он развел руками широко в

стороны, и перед полковником Шакировым вдруг развернулось

нечто вроде учебного макета. Впрочем, это ему потом уже

пришло в голову, – там, в воздухе, он даже и не подумал

сравнить это с макетом, о таких макетах вряд ли могли бы

мечтать даже самые современные учебные летные центры.

Выглядело это так, будто бы призрак держал на руках огромный

куб, состоящий из плазмы сиреневого цвета, а в этой плазме

жили и двигались какие-то непонятные сущности.

- 185 -

Приглядевшись, полковник распознал в одной из них свой

собственный истребитель. Полковник каким-то образом понял,

что призрак предлагает ему протянуть руки внутрь этого

плазменного куба и дотронуться до самолета. Шакиров

подчинился, и в это же самое мгновение эта маленькая

самолетная модель увеличилась до размеров всего куба. Теперь

полковнику не составляло никакого труда разглядеть, что

происходит с его двигателями и каждым аппаратом в

отдельности, как распределяются турбулентные завихрения по

обшивке истребителя и какую нагрузку испытывают сейчас

крылья. А еще он отчетливо увидел самого себя в кабине и ясно

понял, какую роковую ошибку сейчас собирается совершить

сидевший в кабине, то есть он сам – полковник Шакиров.

Полковник уже собрался совершить маневр, который бы через

пару секунд привел к неминуемой гибели самолета. И тогда

Шакиров невероятным усилием воли проник в сознание этого

другого, как ему казалось, летчика и заставил его изменить

решение. Он еле успел, а изображение на виртуальном макете

тут же опять уменьшилось и превратилось в маленький

самолетик. Он успешно обогнул гибельную бездну в

безвоздушном пространстве – бездну, которую невозможно

увидеть, но которую полковник Шакиров тем не менее только что

видел так же четко, как зияющую между скалами пропасть.

Но этим дело не кончилось. Вдруг запульсировала красным

тревожным светом еще одна сущность в плазменном кубе, и

полковник увидел перед собой самолет из своего звена, который

резко отклонился от заданной траектории. Как только он

протянул к нему руку, все изменилось вокруг. Неожиданно он сам

стал призраком. Он потерял вдруг свое собственное тело и

состоял теперь из зеленоватого электрического поля. Но самым

поразительным было то, что он уже находился не в своем

самолете, а в истребителе подполковника Тутова. Сам Тутов

сидел в кресле с безжизненно повисшей головой, и Шакиров

понял, что летчик потерял сознание, не успев ввести режим

автопилота. Для полковника не составило никакого труда

очутиться внутри своего товарища, и так же легко, как нажатием

кнопки включают свет в комнате, он непонятным для себя

образом смог включить сознание Тутова. После чего полковник

Шакиров словно рассыпался на триллионы маленьких атомов и

- 186 -

в следующее мгновение ощутил себя за штурвалом

собственного самолета, который уже вышел из режима

перегрузок и шел на снижение. Вибрация закончилась, и

видимость в кабине теперь была нормальной.

 

* * *

 

Последняя странность случилась уже на земле. Как раз на

следующий день после встречи с электрическим призраком

полковник Шакиров грелся на солнышке на аэродроме и

предавался своим размышлениям. Получалось, что оба

странных случая – и отказ компьютеров повиноваться приказу

летчика, и свидание с призраком – произошли в тот момент,

когда бортовые компьютеры работали в связке друг с другом...

Плавный ход мысли полковника прервал нервный диспетчер,

только что спустившийся с командного пункта.

– Лосик пропал, со связи ушел, – поделился диспетчер.

«Как это пропал?» – удивился про себя Шакиров. Он только что

видел самолет капитана Лосинского в небе. Шакиров на всякий

случай опять посмотрел наверх, – небо сегодня было

совершенно чистое, мечта, а не небо, если кто понимает.

Самолет Лосинского находился в воздухе.

– У него бортовой номер какой? – лениво спросил Шакиров

диспетчера, и диспетчер тут же назвал номер. Ну да, правильно,

это и был номер, отчетливо видный на корпусе.

– Да вот же он, твой Лосик! – Шакиров показал пальцем на

маленький самолетик.

Диспетчер уставился в небо, а потом перевел недоуменный

взгляд на полковника.

– Где? – тупо спросил диспетчер.

 

* * *

 

После того как Лосинский уже благополучно приземлился,

Шакиров столкнулся с диспетчером в столовой.

– Странно как-то получается, товарищ полковник, – неуверенно

начал диспетчер. На Шакирова он смотрел с непонятным

подозрением.

– Чего там у тебя получается?

- 187 -

– Да вот странно как-то... – И взгляд у диспетчера стал таким,

будто он работал в особом отделе. – Вы откуда, товарищ

полковник, знали, что с Лосинским все в порядке?

– Как это откуда? – удивился Шакиров. – Мы же его с тобой сами

видели.

– Я не знаю, конечно, товарищ полковник, что уж вы там

видели... – замялся диспетчер и посмотрел на Шакирова и вовсе

как на шпиона. – Только его вы тогда никак видеть не могли, мы

сейчас все сверили...

– Чего вы еще сверили?

– Местоположение Лосинского в тот момент, когда вы его как бы

видели, – загадочно ответил диспетчер.

– И чего?

– А то, что самолет товарища капитана находился тогда на

расстоянии тридцати километров от аэродрома.

 

* * *

 

С изумлением поняв, что диспетчер не шутил, Шакиров

отправился на командный пункт проверить свою догадку.

Получаса ему вполне хватило. Полковник молча сидел рядом с

дежурным диспетчером и украдкой поглядывал в небо. По

сообщениям диспетчера и показаниям на экране он узнавал о

том, на каких расстояниях сейчас летят самолеты, и тут же

сверял их с тем, что сам видел в небе. Не так уж трудно было

теперь понять, что электрический призрак на прощание подарил

ему новую способность.

Делиться своими впечатлениями он, понятное дело, не

торопился. Но поводов для размышлений становилось все

больше.

Через пару недель летчики из отряда собрались отметить день

рождения подполковника Тутова.

– Думал я вам этого никогда не рассказывать, – вдруг сообщил в

кругу друзей выпивший Тутов. – Но рассказать надо, чтобы было

понятно, что такое настоящая боевая дружба. Это когда мы все

одно целое... – Тутов при этом как-то хитро глянул на Шакирова

и, выпив для куража еще стаканчик, продолжил: – Честно

сказать, я тут вырубился во время полета...

Летчики сочувственно охнули, но искреннее всех охнул Шакиров.

- 188 -

Вздрогнул и аж весь подобрался, как будто и впрямь был

шпионом, которого теперь при всех разоблачат.

Тутов тем временем честно излагал, как развивались события в

его самолете во время полета.

– И вдруг, не поверите, прямо передо мной появляется... знаете

кто?! Товарищ полковник, вы – собственной персоной!

– Не смеши, – фальшивым голосом сказал Шакиров, которому

было совсем не до смеха.

– Только, я извиняюсь, товарищ полковник, вы были какой-то

весь... зеленый!

– Это не полковник был, а зеленый змий! – радостно гоготнул

Лосинский, и компания дружно рассмеялась.

– Это все фигня, Тутов! – резвился Лосинский. – Я думал, ты

расскажешь, что тебя посетила зеленая стюардесса!..

– Кстати, о стюардессах...

Разговор принял спасительный для Шакирова поворот, и никто

не заметил резкой перемены в его настроении.

 

* * *

 

«Вот-вот, – мрачно думал Шакиров, – еще только не хватало нам

рапортов о посещении зеленых человечков. Стопроцентная

гарантия, чтобы тебя комиссовали в самом расцвете летной

карьеры». Поразмышляв, он, однако, решил, что ничем не

рискует, если укажет в рапорте случаи отказа выполнять

команды летчика со стороны подлых компьютеров. Тут вроде бы

никакой мистики нет, налицо сбои в программировании, а сигнал

между тем тревожный, пусть проверяют, думал полковник

Шакиров.

Через некоторое время после того, как он отослал рапорт,

полковника вместе с летчиками из его отряда вызвали в кабинет

командира. Рядом с командиром сидела ослепительной красоты

девица в строгом брючном костюме и с любопытством

поглядывала на полковника Шакирова.

– Вот, – явно пряча глаза, чтобы избежать прямого столкновения

и не взглянуть лишний раз на свою гостью, пробормотал

командир. – Это специалист по вашим компьютерам,

разбирайтесь тут сами! – И пулей выскочил из собственного

кабинета.

- 189 -

– Элла, – сказало нездешнее создание и посмотрело на

летчиков зелеными глазами.

– Что, простите? – сглотнул слюну капитан Лосинский.

– Меня зовут Элла, – пояснило создание. – Давно у вас

установлены эти бортовые компьютеры?

– Хотите об этом поговорить? – плотоядно улыбнулся капитан

Лосинский.

 

* * *

 

Как потом уже установили особисты, а иными словами –

сотрудники отдела военной контрразведки главного штаба ВВС,

один из летчиков в подвыпившей компании хвастался, что

познакомился с потрясающей красавицей, которая – сказать,

никто не поверит! – изучает особенности работы бортовых

компьютеров на военных самолетах. Компания подобралась

случайная, так вот бойтесь таких компаний, потому что в ней с

большой вероятностью может оказаться один совершенно не

случайный человечек. Так вышло и на этот раз. Человечка,

которому удалось услышать увлекательный рассказ о

компьютерной красавице, сама она нисколько не

заинтересовала. Его куда больше взволновала информация о

системе новых бортовых компьютеров, поставленных на

истребители, а также о проблемах, которые в связи с этим

возникли.

Впоследствии сообщение агента, полученное из России, было

оценено весьма высоко. Информацию оперативно расчленили

по нескольким направлениям и отправили на дальнейшую

обработку. В разные центры ушли разные информационные

блоки. В одном были сосредоточены сведения о летной воинской

части, в которой проходили испытания, в другом – данные о типе

новых бортовых компьютеров, в третьем – о проблемах, с

которыми столкнулись из-за них летчики, и, наконец, в четвертом

было собрано все, что удалось узнать о личности компьютерной

специалистки по имени Элла, которую главный штаб военно

воздушных сил привлекает к работе в секретном боевом

подразделении. После того как с этими отчетами ознакомились

специалисты, информацию ввели в компьютерную базу данных,

и теперь уже машине предстояло сопоставить новые сведения с

- 190 -

теми, что хранились в ней прежде, и найти, если удастся, какие

то точки пересечения. Вскоре они были обнаружены по всем

четырем заданным направлениям.

Была дополнена информация, имевшаяся до сих пор о

секретной части военных летчиков-испытателей.

Местоположение ее было известно и до этого, теперь в ней

появилось несколько персоналий по самим летчикам.

Те данные, которые агент в России посчитал самыми важными –

о новых бортовых компьютерах, – на самом деле оказались

наименее ценным материалом. О них знали еще до этого.

Большой интерес вызвали те аномальные ситуации, с которыми

столкнулись русские летчики, когда бортовые компьютеры

начинали работать в единой системе. Американцы, например,

уже сталкивались с данным явлением, они прозвали его

феноменом «волчьей стаи». Уже и раньше появлялись

подозрения, что, работая в связке, бортовые компьютеры

создают качественно новый искусственный интеллект,

работающий в особом режиме по неведомым правилам. Русские

летчики подтвердили это еще раз.

Наконец, совсем неожиданный результат дало четвертое

направление. Аналитики впервые за долгое время получили

зацепку, с помощью которой удалось сдвинуть с мертвой точки

поиск загадочного автора русской компьютерной

суперпрограммы «Серый кардинал».

 

* * *

 

Эта первичная информация неведомым образом оказалась в

распоряжении Бюро Густавссона и очень пригодилась потом,

когда стали поступать данные о русском проекте «Феникс». Она

и помогла выйти на рыжеволосую девушку, которую заметили в

окружении мистера Кадочникова. Полученные сведения носили

пока еще довольно расплывчатый характер, но сама легенда

прикрытия Людмилы Волковой уже оказалась взломанной.

Проблема заключалась в том, что личность девушки точно

идентифицировать не смогли, а времени на то, чтобы вывезти из

России автора программы, у Международного бюро оставалось в

обрез. Параметрам, которые были известны Бюро,

соответствовали сразу три девушки, которые подходили под

- 191 -

описание: во-первых, имели отношение к модельному агентству

«Мадемуазель Икс», во-вторых, и были замечены в окружении

банкира Кадочникова, в-третьих, Волкова не случайно постоянно

водила за собой на вечеринки к Кадочникову двух рыжеволосых

подруг. Именно поэтому похищенными в итоге оказались все три

девушки. Для Международного бюро куда проще было

разобраться, кто среди них та одна-единственная, которая была

ему нужна, за пределами России. Попытки вести слишком уж

долгую и активную шпионскую деятельность в Москве, чтобы

установить, кто же из трех та самая Элла, прежде замеченная в

исследовательском центре ВВС России, казались Густавссону

делом слишком рискованным, учитывая, что русская

контрразведка тоже спать не собиралась.

К счастью, Кира и Елена – обе подружки Людмилы Волковой –

впоследствии отыскались живыми, хотя и не вполне здоровыми.

Кире помогла выбраться из Канн оперативная группа, которая

приехала туда по сигналу Линдермана. После интенсивной

наркотической обработки она окончательно пришла в себя

только спустя несколько недель в московской клинике. Елена

Извицкая, которая была похищена в одном из московских баров,

обнаружилась на улице Варшавы. Девушку отправили в

полицию, но попытки установить ее личность ничего не дали:

документов при ней никаких не было, а сознание ее было

поражено сильной амнезией.

 

24

 

– Если в критической ситуации рядом оказывается женщина,

обязательно нужно сделать ее своей женщиной. Тогда ты

получаешь в руки мощное и опасное для врага оружие. Это одна

из заповедей оперативного работника, – как-то сказал один

ветеран внешней разведки, готовивший Потоцкого к его второй

профессии.

– Но я вовсе не оперативный работник, – попытался тогда

возразить Потоцкий. – Я вообще у вас человек случайный,

можно сказать, прохожий.

– Прохожий не прохожий, – многозначительно заметил ветеран, –

а действуешь как раз строго по этой заповеди, насколько можно

заметить. Вот и молодец, я просто уточняю формулировку.

- 192 -

Потоцкий вспомнил этот давний разговор сейчас, когда ночью в

его спальне в доме на Холменколлене в первый раз появилась

горничная Ингела. Она вошла молча, не постучавшись, и потом

так же, не произнеся ни слова, скользнула к нему в постель,

давая понять, что все происходящее само собой разумеется.

 

* * *

 

Впервые он увидел ее, когда они с Густавссоном только

приехали на Холменколлен и шведский тролль оставил гостя,

отправившись на деловую встречу в Осло. Потоцкий

рассматривал из окна охранников, сидевших в машине около

дома, когда услышал за своей спиной женский голос.

– Вы русский? – спросила Ингела. Ему показалось, что это был

не просто вопрос вежливости.

Его утвердительный ответ чем-то порадовал девушку, хотя она

постаралась, чтобы Потоцкий этого не заметил.

– А я здесь вроде домработницы, – сказала Ингела. – За всем

присматриваю.

«Честная девушка, – подумал Потоцкий, – сразу все объяснила».

– Давно работаете с Эриком? – поинтересовался Потоцкий без

особой надежды на искренность, скорее для поддержания

беседы.

– Давно. Он очень интересный человек.

– Да уж, я заметил.

 

* * *

 

Наблюдая за Ингелой, Потоцкий заметил особенный взгляд,

который она иногда кидала на шведского тролля. Похоже было,

что девушка была не на шутку влюблена в этого очень

интересного человека, числящегося важной персоной в

картотеках международной полиции. Впрочем, сам тролль,

казалось, этого чувств Ингелы не замечал или предпочитал не

замечать. Он обращался с ней как заправский аристократ с

хорошими манерами: корректно, без малейшей фамильярности

и довольно требовательно.

В один прекрасный день Ингела заинтересовала Потоцкого

всерьез. Они остались в столовой наедине, Ингела принесла

- 193 -

кофе и вдруг спросила:

– А в России много красивых женщин?

Потоцкий внимательно посмотрел на нее и честно ответил:

– Очень много. Просто дух захватывает.

Девушка вежливо улыбнулась, и на этом беседа закончилась.

Осталось только себя спросить, с какой стати в голову

норвежской девушки пришел именно этот вопрос.

Со временем Потоцкий убедился, что влюбленность Ингелы в

шведского тролля омрачена какими-то сомнениями. Что-то ее,

видимо, угнетало. Может быть, холодная непробиваемость,

которую тролль последовательно и очень убедительно

изображал? Так сказать, социальная разница между ними? Но

где-где, а в Скандинавии это не считалось такой уж большой

проблемой.

Но однажды ночью все тонкие построения Потоцкого были

повержены в прах. Более того, под вопросом сразу оказались

все громкие разговоры о его уникальной интуиции. Во всяком

случае, получалось, что либо психологом Потоцкий оказался

никудышным, либо любовный кодекс у норвежских девушек был

каким-то особенным. Так или иначе, дверь в его спальню

отворилась, на пороге возникла Ингела в домашнем халатике,

которая лишь приложила палец ко рту – дескать, ничего не надо

говорить, все и так будет понятно, и... Короче, если кто при вас

скажет про холодный северный темперамент скандинавских

женщин, не верьте ему! Либо этот человек врет, либо просто не

знает материал.

В ту их первую ночь Ингела еще не раз прикладывала палец к

своим губам, давая ему понять, что не нужно ни о чем

разговаривать. И Потоцкий каким-то чутьем понял, что дело тут

было вовсе не в какой-нибудь конспирации. Просто Ингела

считала, что разговоры были бы совершенно лишними. Так было

и во вторую ночь, а на третью Потоцкий даже и не пробовал с

ней заговорить.

Они разговаривали днем, когда рядом не было шведского

тролля. Но разговоры эти были всегда короткими, и – самое

интересное – про свои общие ночи они в них вовсе ни разу не

обмолвились. Вот такая случилась любовь по-норвежски.

 

* * *

- 194 -

Проще простого было, конечно, предположить, что за этой

странной страстью крылся холодный расчет Эрика Густавссона.

Это было бы вполне правдоподобно с точки зрения шпионских

романов, но только не с точки зрения реальной шпионской

жизни. Конечно, возня вокруг постели всегда оставалась

классикой разведывательной интриги, но, во-первых, постельные

шпионские игры заканчивались далеко не всегда в пользу тех,

кто их планировал и режиссировал. К слову сказать, нередки

были и случаи, когда барышни, подставленные противнику в

интимной обстановке, неожиданно для заказчика вдруг

переходили как раз на сторону противника, приятно изумившись

его способностям в любви. А во-вторых, в ситуации, которая

возникла между шведским троллем и Андреем Потоцким,

использование любовной игры казалось совершенно

неуместным приемом.

И все-таки настоящая страсть здесь была. И игра какая-то была,

только более запутанная, чем в шпионском романе, поэтому

пока Потоцкий еще ее смысла не уловил.

Сколько он ни приглядывался к Эрику, так и не смог заметить,

как шведский тролль относится к ночным событиям. Не знать об

интригах, затевавшихся под его боком в собственном доме,

напичканном подслушивающей и подсматривающей

аппаратурой, тролль, конечно, не мог. Но с его стороны не было

видно ни раздражения, ни особой радости по этому поводу.

Понятным было по крайней мере одно. Отношения Потоцкого с

Ингелой никак не препятствовали планам Эрика, и по большому

счету ему было просто все равно. И вообще у Эрика Густавссона

проблем теперь хватало и без этой сладкой парочки. На

горизонте Международного бюро научно-технических

исследований постепенно сгущались тучи...

 

* * *

 

Рано утром Густавссон выехал в Осло, на Карл-ГуставВейе, где

располагалась одна из конспиративных квартир Бюро. Здесь его

уже ждала с отчетом психолог, три недели работавшая с русской

девицей. Работавшая, по мнению Густавссона, до сих пор без

сколько-нибудь заметного прогресса. Дама оправдывалась тем,

что еще до ее появления русскую перекачали наркотиками, при

- 195 -

этом препараты использовали вовсе не те, которые бы

следовало, и последствия сказываются до сих пор. Может,

конечно, ребята и перестарались, но как иначе было вывезти

живого человека из дикой Турции и доставить на север Европы

через все пограничные посты? «Обычная практика», – пожал

плечами Густавссон в ответ на причитания психолога.

Сегодня планировалось приступить к самому решающему этапу

в работе с русской, а девица, судя по всему, еще не была

достаточно к нему подготовлена. Ничего не поделаешь, нужно

торопиться. Время, так или иначе, работало теперь против него.

Чем больше этого времени будет у русской, чтобы очухаться,

тем сильнее может быть ее сопротивление. Ее сознание

потихоньку будет восстанавливаться и крепнуть. Он должен

успеть сломать ее до этого.

Войдя в квартиру на Карл-Густав-Вейе, Эрик первым делом

спросил у помощника:

– Они здесь?

– Уже час.

– Покажите мне их.

Помощник отворил дверь в одну из комнат, и Густавссон увидел

сидевшую на диване супружескую пару средних лет.

– Вроде бы подходят, – сказал швед, задумчиво разглядывая их

в упор.

Супруги вежливо заулыбались.

– Они хорошо подготовлены? – спросил он у помощника. Тот не

успел ответить.

– Да, мистер, не волнуйтесь, мы вас не подведем! – радостно

заверили супруги.

 

* * *

 

Пройдя в другую комнату и с отсутствующим видом выслушав

психологиню, Густавссон только устало махнул в ее сторону

рукой на полуслове. У него уже не хватало терпения

выслушивать в десятый раз околонаучные рассуждения.

– Завтра начнем наш американский эксперимент, – сухо сообщил

он. – Отправляйтесь на базу и все там приготовьте. Только до

этого еще пообщайтесь с нашими гостями. И ничего не упустите!

Где их досье?

- 196 -

Помощник протянул шведу тоненькую папку.

– Еле нашли. Зато по датам все идеально. Ей пятьдесят один,

родилась в Нью-Йорке, семья еще из первой волны русской

эмиграции. Он уехал из Советского Союза в семьдесят девятом

по «еврейской линии». Дальше обычная история. Из Вены

вместо Израиля укатил в Америку, сразу женился. Она – мелкая

актриса, снималась в основном в рекламных роликах. В

восемьдесят первом у них родилась дочка, погибла в

автокатастрофе в восемьдесят пятом. Все сходится.

– Чем он занимается?

– Маленький бизнес на Брайтоне. Магазинчик.

– То есть не профессиональный актер? – нахмурился Эрик.

– Зато жулик профессиональный, – успокоил его помощник. – В

бизнесе актерство тоже дело не последнее.

Густавссон вопросительно поднял бровь на помощника.

– Шеф, простите... Шутка.

– Автокатастрофа, – повторил вслух Густавссон. – Значит, есть и

могила?

– Что, простите?

– Я говорю, значит, удочери есть могила?

– Шеф, мы работали по максимуму необходимых параметров.

Это оптимальное сочетание. В конце концов, еще такой фактор,

как потенциальное согласие, тоже учитывался...

– Не надо суетиться, – прервал помощника Густавссон и начал

размышлять вслух: – До Америки еще дело не дошло, может

быть, и не дойдет.

– Но если даже дойдет, к этому времени можно будет принять

кое-какие меры. – Помощник выразительно посмотрел на своего

шефа.

 

* * *

 

Густавссон молча заходил кругами по комнате. Помощник знал:

это верный признак того, что шеф впал в серьезную

задумчивость.

Наконец он остановился у окна и уставился на улицу. Что-то

было не так, а что именно, Густавссон пока не понимал. Ну,

русскую еще не привели до конца в чувство. Но это обычный

рабочий момент, в конце концов. Потоцкий этот какой-то не до

- 197 -

конца еще понятный. Взять одну эту его интрижку с принцессой

Сан-Касини, да и черт бы с ней, что тут необычного? К тому же к

главному разговору с ним они еще не приступили, нервничать

рано. Нет, тревога шведа относилась к чему-то совершенно

другому. Американские гости? Может быть, с ними какая-то

проблема? Густавссон еще раз пробежал глазами по тексту

досье и фотографиям американцев. Никакого подвоха здесь, по

крайней мере пока, не чувствовалось. А что может быть еще?

Он еще некоторое время продолжал мрачно смотреть на улицу.

И вдруг он увидел источник своей тревоги. Это была синяя

«мазда», в которой сидели водитель и пассажир. Теперь

Густавссон вспомнил, что эта парочка давно скучает в

автомобиле. Когда он сегодня приехал на Карл-Густав-Вейе,

«мазда» уже была здесь.

Нельзя сказать, что Эрика Густавссона так уж расстроило само

по себе появление этого автомобиля. При его работе к этому

давно можно было уже привыкнуть, таких синих «мазд» в его

жизни было сколько угодно и, как правило, в самые

неподходящие моменты. Нет, тут дело было скорее в интуиции,

это она шептала ему, что на этот раз стоит ждать довольно

больших неприятностей.

«Если дело так пойдет дальше, придется потратить крупные

деньги на психоаналитиков, – сердито подумал Густавссон. – Ас

другой стороны, как ты хотел, если вся твоя работа построена на

сплошных нервах?» И в отличие от них – тех, кто играет на

противной стороне, – у него не было мощных успокаивающих

факторов. У него не было социальных гарантий от государства, и

его завтрашний день никогда не был ничем защищен. Он не

возвращался вечерами после обычного трудового дня в свою

милую семью, где его могли утешить и обсудить с ним бюджет на

ближайший отпуск, потому что у него давно уже не было никакой

семьи. У него не было никого и ничего за спиной, и потому он

был очень одинок. Он, конечно, и раньше догадывался, что эти

опасные мысли рано или поздно полезут в его голову. Так и

вышло. С возрастом упаднические настроения мешали ему все

больше и больше. Наверное, пора было потихоньку задуматься

о том, как уйти на покой и где он, собственно, находится, этот

покой, как выглядит. В крайнем случае все еще можно будет

переменить. Если совсем уж захочется, почему бы и нет? Разве

- 198 -

он не знает, что с любым государством можно спокойно

договориться о купле-продаже? Нужно только продать себя

подороже, хотя денег на безбедную старость на каком-нибудь

симпатичном острове Карибского бассейна ему и так давно

хватило бы. А от государства нужно было только одно – гарантия

неприкосновенности. Десятки его коллег уже давно так и

поступили. Просто в один прекрасный день государство

посчитало, что польза, которую они могут ему принести, куда

больше, чем тот ущерб, который они нанесли ему за всю свою

долгую жизнь. Пара подписей, и ты из профессионального

злодея и криминального авторитета превращаешься в

безобидного старикашку, законопослушного пенсионера...

«Заманчиво», – вздохнул про себя Густавссон. Но пока еще на

отдых его не отпускали дела. Серьезные дела, которые никак

нельзя было оборвать вот так посередине. Беда только в том,

что пока он заканчивал одни большие дела, одновременно с

этим начинались другие, от которых просто дух захватывало. И

дальше все было устроено точно по такой же жизненной схеме,

что и у белки в колесе. С той лишь разницей, что даже у белки в

колесе была уверенность в ее завтрашнем дне – в отличие от

Эрика Густавссона.

На набережной Бигдой в Осло царило умиротворение раннего

летнего вечера. Гуляющая публика жмурилась на мягком

закатном солнышке, улыбалась, рассматривала кораблики в

море и бродила между рыбными ресторанчиками, выбор которых

здесь был особенно богат. Достаточно было провести здесь чуть

более часа, чтобы почувствовать себя жителем волшебного,

совершенно иллюзорного мира, в котором все проблемы

давным-давно уже решены. Только и оставалось, что радоваться

солнцу, морю, улыбаться друг другу и медленно прогуливаться

по направлению к вкусному ужину с хорошим вином. В этом

мире не жили террористы, бандиты и шпионы, они находились в

какой-то другой, злой сказке, из которой сюда ходу не было.

Может быть, поэтому появление здесь шведского тролля Эрика

Густавссона с восточного вида красавицей можно было принять

лишь за романтическое свидание. Казалось, когда мужчина идет

в такой вечер и с такой женщиной по набережной Бигдой, он

способен думать и говорить только о любви. В любом случае это

было бы правильным наблюдением. В любом, но не в том, когда

- 199 -

рука об руку по набережной Бигдой прогуливались глава

Международного бюро научно-технических исследований и

связная руководства террористического крыла одной крупной

арабской организации.

Пожалуй, именно эта мысль посетила двух мужчин лет около

сорока при виде эффектной парочки.

– Неприятное ощущение, правда, Джим? Как будто мы с тобой

подглядываем за влюбленными! – хохотнул один из них.

– В любом случае не нужно мешать их отношениям, – улыбнулся

Джим приятелю.

– А стоило бы! – живо возразил тот. – Трудно себе представить!

На наших глазах международный преступник о чем-то

договаривается с террористами, а мы с тобой стоим тут как ни в

чем не бывало и боимся разрушить такую хрупкую идиллию!

– Брось болтать. Не забывай, что эта красотка официальный

сотрудник какого-никакого, а посольства в здешнем королевстве.

В отличие от нас с тобой. Я-то еще ладно, – хмыкнул Джим. –

Можно сказать, сотрудник информационного отдела Госдепа, а

ты и вовсе мелкий журналист. Ты хоть помнишь, из какой ты

газеты?

– Ладно-ладно! – огрызнулся приятель. – Пусть договариваются.

Подумаешь, получат террористы парочку новеньких ракет,

шарахнут где-нибудь по мирным гражданам.

– Это не наша забота, – вяло напомнил Джим.

– Конечно, не наша! Только у меня такое ощущение, что это

вообще никого не заботит, раз они тут так свободно все

прокручивают...

– Сделай милость, заткнись и жди.

– И чего ждать? Когда шарахнет?

– Когда он останется один.

 

* * *

 

Скоро такой момент настал. Арабская красавица покинула

столик в уличном кафе, за которым остался сидеть шведский

тролль. Через минуту около этого столика нарисовались две

мужские фигуры.

– Господин Густавссон? – вежливо улыбнулся Джим.

– Допустим, – равнодушно пожал плечами тролль.

- 200 -

– Разрешите к вам присесть?

– Кто вы такие? – угрюмо поинтересовался Густавссон, хотя по

выговору он уже понял, что перед ним американцы. «Мартинес –

скотина, – подумал он, – мог бы и предупредить. За что только я

ему деньги плачу...»

– Вам привет от президента Буша.

– Это я уже понял. А конкретнее?

– А конкретнее – от полковника Джонфилда.

«Вот же ж черт!» – искренне загрустил тролль. Он вспомнил

полковника Джонфилда. Значит, это военные. Американцы, да

еще и военные – хуже партнеров по переговорам на свете не

бывает. Вот, значит, откуда она – синяя «мазда»...

– Садитесь, – трагическим голосом согласился он.

– Мы не помешали вашему романтическому свиданию? – ехидно

спросил Джим.

– Это было не свидание. Видите ли, одно из направлений моего

бизнеса – это торговля искусством.

– Вот как? – хором восхитились американские парни.

– Именно так, – четко произнес тролль и улыбнулся как можно

вежливее. – Вообще-то это легко проверить, достаточно

заглянуть в последние каталоги... Впрочем, как я понимаю, вы их

не просматриваете.

– И что на этот раз удалось продать из предметов искусства? –

не удержался более горячий приятель Джима. – «Стингеры»?

Гранатометы?

– О чем это вы? – возмутился тролль. – Если уж вы со мной

встретились, я думал, что полковник Джонфилд объяснил вам,

что это, как говорят у нас в Скандинавии, не мой ликер.

– Не обращайте внимания, дорогой Эрик. – Джим поспешил

исправить ситуацию. – Это только шутка. Правда, не самая

удачная. – На этих словах он злобно покосился на своего

спутника. – Мы вовсе не собираемся вмешиваться в вашу

торговлю искусством. Мы здесь для того, чтобы прояснить кое

какую проблему, которая возникла между вашим Бюро и нашим

ведомством.

– А разве у нас возникли проблемы? – удивился тролль.

– Боюсь, что да. Правда, речь идет всего-навсего об одной

единственной проблеме, и, я думаю, мы сможем с вами ее

быстро решить.

- 201 -

– Итак?

– Итак, из-за какого-то недоразумения вам досталось то, что не

должно было достаться. Что... скажем так, по праву принадлежит

нам.

– И что же это? – ошарашенно спросил тролль.

– Вернее будет сказать, не что, а кто, дорогой Эрик, – улыбнулся

почти ласково Джим. – Речь идет об одной девушке. Об одной

очень красивой русской девушке.

 

25

 

Теперь она поняла, почему к ней так часто возвращается этот

кошмар – темная пузырящаяся вода, которая обступает ее со

всех сторон.

 

* * *

 

– Наверное, то, что вы сейчас услышите, вам покажется

невероятным, – сказал ей по-английски высокий худой

джентльмен. – Не торопитесь задавать вопросы, сначала просто

постарайтесь понять то, что вам расскажут эти люди. И еще

постарайтесь не волноваться, мы все время рядом, и вам никто

не причинит вреда, моя дорогая.

Она впервые услышала от него такую длинную речь. И впервые

он назвал ее «моей дорогой». До сих пор этот пожилой

джентльмен лишь коротко здоровался с ней, когда приезжал в

дом у моря вместе с кухаркой. Сегодня в первый раз за все

время приехал не один автомобиль, а два. Она не видела, кто

вышел из второго и скрылся в доме. Она увидела только старых

знакомых, приехавших на первой машине. Это были джентльмен

с кухаркой и психологиня, удачно копировавшая сказочную

героиню фрекен Бок.

Сначала ей сделали какой-то очередной укол.

– Это вас успокоит, – пояснила ей фрекен Бок.

– Я не волнуюсь, – сказала она.

– Вам это сейчас понадобится.

Сегодня, похоже, фрекен Бок ей не врала. Ей действительно

дали нормальное успокаивающее, от которого она

почувствовала тепло и комфорт во всем теле, сознание же ее,

- 202 -

казалось, стало еще более ясным, чем до укола. Это было

совсем не похоже на те уколы и пилюли, которые ей давали

раньше. Прежние препараты, как правило, вызывали легкое

головокружение, иногда создавали необъяснимые настроения, а

иногда и вовсе толкали к ней какие-то непонятные видения, в

том числе и этот назойливый кошмар с морской пузырящейся

водой, в которую она попадает.

«Теперь внимание, – приказала она самой себе. – Теперь

предельное внимание. Происходит что-то важное».

– Ну что ж, – заглянув ей в глаза, сказал пожилой джентльмен и

вопросительно посмотрел на фрекен Бок. Та молча кивнула. –

Прошу за мной.

Джентльмен подошел к дверям в большую гостиную, которые

впервые были закрыты, и распахнул их. Надо сказать, он

искренне старался избежать театральных жестов, но все равно

это его движение чем-то напомнило торжествующего Дэвида

Копперфилда, который с таким видом знакомит вас с очередным

своим чудом. А может быть, это уже она сама себя так

настроила.

В гостиной она не обнаружила никаких особых чудес, кроме

мужчины и женщины средних лет. Они сидели в креслах, а

напротив стояло еще одно пустое кресло, судя по всему,

подготовленное специально для нее. Сидели они несколько

напряженно, как будто бы волновались, но виду старались не

подавать. Она заметила, что, как только она вошла, у женщины

на лице проступила какая-то быстрая гримаса, такие случаются,

когда к горлу человека неожиданно подкатывают слезы. Но дама

усилием воли быстро подавила этот позыв. Нервное состояние

мужчины выдавали главным образом его пальцы, которыми он

легко барабанил по собственным коленям. Он старался смотреть

на нее как можно приветливее, почти улыбался, но она

заметила, что это стоило ему усилий.

Пожилой джентльмен жестом показал ей на пустое кресло и сам

уселся на стул сбоку так, чтобы все время оставаться в ее поле

зрения. Рядом с ним примостилась и фрекен Бок, раскрыв свой

постоянный блокнот.

– Для вас всех это очень волнующая минута, – с некоторой

торжественностью сообщил джентльмен всем троим, сидевшим

в креслах и изучавшим друг друга.

- 203 -

У женщины опять той же гримаской слегка дернулось лицо.

Да что же, черт возьми, происходит?

Джентльмен молчал, внимательно изучая реакцию.

– Мне кажется, будет лучше, если вы сами начнете

рассказывать, – неожиданно подала голос фрекен Бок.

Странно, ей казалось, что пожилой джентльмен был все-таки

главным. Похоже, он немного растерялся в этой ситуации.

– Да, пожалуй, – послушно откликнулся он. – Для начала я

представлю вас друг другу. Наша гостья из России, – наклонил

он голову в ее сторону. – Ее зовут Людмила. А это господа

Трофимовы, которые приехали сюда из Нью-Йорка.

Господа Трофимовы дружно кивнули и улыбнулись гостье из

России. Впрочем, она еще до представления поняла, что перед

ней супружеская пара.

– Бетти и Леонид, – дополнила фрекен Бок то, что забыл сказать

джентльмен.

– Да, конечно. Бетти и Леонид Трофимовы.

«Интересно, почему он не назвал мою фамилию?» – подумала

она.

– Итак, моя дорогая, – продолжил он, обратившись к ней. –

Далеко не каждому человеку на свете выпадает такое

испытание, которое предстоит вам.

Несколько затянутая увертюра, но, надо отдать ему должное,

она производила впечатление.

– Миссис и мистер Трофимовы в восемьдесят пятом году

потеряли дочь. Она утонула...

На этих словах джентльмена миссис Бетти Трофимова наконец

перестала сдерживаться и разрыдалась. Фрекен Бок изобразила

из себя сестру милосердия и поднесла ей стакан воды. Мистер

Трофимов сжал руку своей жены и уже не выпускал ее.

Слезы миссис Трофимовой прошли довольно быстро, и она

теперь странно смотрела на гостью из России.

– На самом деле семья Трофимовых заблуждалась. Вернее,

мать и отца обманули. Дочь осталась жива.

«Вода, – вдруг вспомнила она. – Морская вода...»

Она вопросительно посмотрела на пожилого джентльмена. Он

понял, что должен продолжить сам.

– Маленькую Трофимову просто похитили, – сказал он. – Хотя

это был не обычный киднепинг. Как становится ясно теперь, все

- 204 -

дело заключалось в особой одаренности девочки.

Перед ее глазами вдруг все поплыло, но рассказчик этого пока

не заметил.

– Девочку тайно вывезли в Советский Союз, заказчиком

похищения выступал КГБ. Потом ее определили в закрытый

специальный интернат...

Он не успел договорить – она потеряла сознание и упала со

стула.

 

* * *

 

Потом была темнота, в которой время от времени она, казалось,

видела встревоженное лицо миссис Бетти Трофимовой. Потом

она почувствовала запах спирта перед инъекцией, потом она,

кажется, спала. Самой ей обморок показался продолжительным,

но когда она пришла в себя, то поняла, что прошло лишь минут

пятнадцать, не больше. Она лежала на диване в той же

гостиной, а у изголовья сидели Трофимовы, и Бетти тихонько

гладила ее по голове. По гостиной прохаживался пожилой

джентльмен, бросая на нее тревожные взгляды. Фрекен Бок на

горизонте видно не было.

– Слава Богу! – воскликнул джентльмен, заметив, что она

пришла в сознание. – Мне очень жаль, что вам пришлось

перенести такое потрясение, но, кажется, вы уже все поняли.

Она перевела глаза на Бетти, которая тут же разрыдалась.

– Теперь все уже позади, деточка моя, – всхлипнула миссис

Трофимова по-русски, но с ужасным американским акцентом.

– Теперь нужно о многом поговорить, – вторил жене мистер

Трофимов. Он говорил без акцента.

– Не сейчас, наверное. Тебе нужно успокоиться, – дрожащим

голосом шептала миссис Трофимова.

– Я не понимаю... – еле слышно произнесла Людмила.

– Еще укол, – с очень опытной интонацией сказал джентльмен, и

тут же перед ней появилась фрекен Бок со шприцем.

– Не нужно, – отстранила ее руку русская гостья. – Я справлюсь

сама. Я прошу вас всех, оставьте меня одну. Хотя бы на пять

минут. Я должна все понять. Я должна ко всему этому

привыкнуть.

– Конечно, – решительно сказала фрекен Бок и выразительно

- 205 -

посмотрела на остальных. Последней, продолжая всхлипывать,

вышла Бетти Трофимова, бросив на Людмилу взгляд, полный

слез и любви.

 

* * *

 

«Что ж, если русские и в самом деле меня так удачно поимели,

то по крайней мере сейчас самое время воспользоваться тем,

чему они меня научили, – подумала она. – Прежде всего надо

собраться, времени очень мало».

Вода, эта проклятая морская вода действительно уже давно ее

мучила. Откуда бы ей еще взяться?

Стоп, а почему, собственно, она думает, что эти люди могут ее

обманывать? Это ведь все те же русские научили ее

недоверчивости, постоянной недоверчивости, а мир может быть

устроен совсем иначе.

Беда в том, что у нее не осталось никаких картинок, вообще

никаких воспоминаний об этом возрасте. И это ее собственное

упущение. Каждому человеку на всякий случай полезно знать, с

какого времени начинаются детские воспоминания. С трех? С

четырех? С пяти лет? Никогда в жизни она не подумала бы, что

это может оказаться таким важным вопросом. Все, что она

помнила, относилось уже к детскому дому. А может, это уже и

был интернат? Но ведь до него было еще что-то.

Ей говорили, что в роддоме от нее отказалась мать, что она

родилась где-то в Сибири. Атеперь ей говорят, что ее похитили у

родителей. И вот они, ее настоящие родители. А почему нет? А

если это страшная сказка со счастливым концом?

Еще раз стоп! Язык, вот где может быть отгадка для нее. Если

она действительно жила до четырех лет в Америке, должен же

был у нее остаться английский, а правильнее было бы сказать –

уже американский язык? Это произношение ни с чем не

спутаешь. Черт, эта подсказка не работает. До четырех лет она

жила в семье русских эмигрантов. Кто знает, может, в семье

говорили только по-русски. А улица, а сверстники? А если это

тоже была русская среда? Да и что толку разбираться в этом, ей

потом так поставили английский в специальном интернате

лучшие преподаватели, что теперь уже никто никогда не поймет,

что было у нее из раннего детства, а что благоприобретенным

- 206 -

явлением. Не помогает этот ход, не помогает...

По большому счету и русские, и американцы хотят от нее

одного-единственного – ее таланта, пусть даже сверхталанта. Но

в конечном итоге нужен им только он, а не она сама – Люся

Волкова. Или как ее зовут на самом деле? Хотя нет, теперь

обнаруживается одна существенная разница. Мистеру и миссис

Трофимовым вовсе не нужен ее талант, им-то – только им на

всем белом свете – как раз нужна она сама, как бы ее на самом

деле ни звали. Они должны ненавидеть этот ее проклятый

талант, потому что из-за него они на двадцать лет потеряли

собственную дочь. Больше того, они похоронили ее. И только

сейчас узнали, что она жива. Да, они должны ненавидеть ее

дурацкий талант ничуть не меньше, чем она сама его иногда

ненавидела.

Ну и в чем разница, если русские и американцы хотят от нее

одного и того же? Ей что же, предлагают поверить в то, что

американцы из одних только благородных побуждений помогли

воссоединению семьи? Ну и хорошо, пусть из корыстных

побуждений, но если это ее родители?

Какая, в конце концов, разница, где она теперь будет жить и где

работать? Разница только в том, откуда она родом. Разница

только в том, что какая-то из двух сторон ее обманывает. И

самое интересное – какая именно? А вот это и остается пока под

вопросом.

Генетическая экспертиза, она же может все расставить по

местам... Ха! Если уж игра пошла всерьез, то и экспертиза будет

самая что ни на есть подходящая. Либо для той, либо для

другой стороны. В зависимости от пожеланий заказчика.

«Притормози, родная, притормози!» – приказала она себе. Она

заметила с тревогой, что мысль ее будто бы бьется в

болезненной лихорадке, кидаясь от одной крайности к другой.

Вообще-то для Людмилы Волковой, прошедшей многие

психотренинги и специальные упражнения, такое состояние

было необычным. Похоже, сказывались последствия инъекции.

Господи, сколько же их было за последние недели! Теперь,

наверное, вся эта химия перемешалась в ее мозгах... А зачем

ее, интересно, все время держат на препаратах? И здесь готов

ответ. Без этих ухищрений ее невозможно было вывезти из

страны, а потом потихоньку готовить к полному перевороту в ее

- 207 -

голове. Логично. Слишком большое потрясение. Вполне

логично...

И вдруг она кое-что вспомнила.

 

* * *

 

Люся Волкова прищурилась, глядя в одну точку перед собой. У

нее это всегда означало пик размышлений. Похоже, на этот раз

она пошла правильным путем. Некоторое время она сидела, так

же прищурившись, и продолжала вспоминать.

Что ж, кое-кто все-таки прокололся, удовлетворенно подумала

она. А все-таки неожиданный получился поворот. К чему угодно,

казалось, она была готова, но только не к этому...

 

* * *

 

Когда в дверь гостиной аккуратно постучали, она ничего не

ответила. Она мирно спала на диване, поняв наконец, что

произошло в ее жизни. Впервые за многие дни сон ее был

легким и спокойным.

Она проснулась и увидела, что заботливо укутана клетчатым

пледом, а за окном уже начинался вечер. У камина сидела Бетти

Трофимова и грустно смотрела в огонь. Больше в гостиной

никого не было. Некоторое время она молча смотрела на Бетти,

а потом тихо сказала ей:

– Я уже не сплю.

Бетти повернула к ней голову.

– Я не знаю, что мне теперь делать, – сказала русская гостья и

вдруг, вздрогнув всем телом, разревелась, но сквозь слезы

продолжала: – Я даже не знаю, говорить вам «ты» или «вы»...

Но я боюсь, я очень боюсь называть тебя мамой... У меня ее

раньше не было...

А потом остались только слезы, много слез.

Когда в гостиную, заслышав шум, вошли пожилой джентльмен и

фрекен Бок, Бетти и Люся плакали, обняв друг друга.

– Позовите сюда моего мужа, скорее! – сказала миссис

Трофимова.

– Скажи мне только одно, – прошептала девушка на ухо Бетти. –

Как меня звали на самом деле?

- 208 -

– Джессика, – сказала она.

– Я знала, – всхлипнула Люся. – Я, честное слово, знала это

имя!

 

* * *

 

...Когда «вольво» Эрика Густавссона примчался на базу,

именуемую на жаргоне Бюро рыбацкой фермой, навстречу ему

поспешил уже знакомый нам пожилой джентльмен. Он хотел

порадовать шефа как можно скорее.

– Нас всех можно поздравить. Все прошло даже лучше, чем

можно было ожидать.

– Нас всех уже горячо поздравили, – со злым ехидством ответил

шведский тролль. – Горячее просто не бывает.

Джентльмен удивленно посмотрел на шведа. Ему всегда

казалось, что от сегодняшнего эксперимента с русской гостьей

зависит довольно многое. Между тем шеф был не похож сам на

себя.

Пожилой джентльмен еще не знал о неожиданной встрече Эрика

Густавссона с веселыми американцами на набережной Бигдой.

Он также не знал и того, что этой ночью в конспиративном офисе

Международного бюро научно-технических исследований

произошел сильный пожар. Очень странный, надо сказать,

пожар...

 

26

 

Дым повалил так быстро и с такой силой, что самого огня никто

из двоих охранников, остававшихся на ночное дежурство в

офисе Бюро, увидеть не смог. Оба они готовы были поклясться,

что никакого запаха гари они до того не почувствовали, сразу все

заволокло дымом, а запах появился уже потом. Еще

следователь из пожарного корпуса обратил внимание на то, что

источники дыма проявились в двух разных комнатах,

расположенных достаточно далеко друг от друга, практически

одновременно. На это указали оба свидетеля.

Офис выгорел основательно, в первую очередь бумаги, которых

здесь, судя по всему, было в изобилии, и мебель, но основные

стены и конструкции дома остались, к счастью,

- 209 -

неповрежденными. Охранники – а кроме них, ночью больше

никого здесь не было – также не пострадали, если не считать

довольно сильного психологического шока. Врачи вкололи им

успокоительное, развернулись и уехали.

Пожарный следователь сразу заподозрил поджог, но поджог был

не совсем обычный, поскольку сопровождался мощными

пиротехническими эффектами. Обычные поджигатели всегда

стремятся обставить дело так, чтобы сигнал о пожаре поступил

как можно позже. С одной стороны, это дает возможность успеть

уничтожить все следы, с другой – нанести максимальный ущерб.

В случае на Карл-Густав-Вейе все обстояло иначе. Похоже было

на то, что поджигатели приложили максимум усилий для того,

чтобы пожар заметили как можно скорее.

Следователь, например, мог бы поклясться, что дым, до сих пор

стоявший в помещении, был вызван не только самим пожаром,

но и какими-то специальными приспособлениями. Скорее всего

элементарными дымовыми шашками. Нужно было иметь совсем

чуть-чуть профессионального опыта и хорошее обоняние, чтобы

это учуять. Но сколько пожарные ни искали по всему офису

остатки пиротехники, так ничего и не нашли.

Когда приехал взъерошенный владелец Бюро господин

Густавссон, выяснилась еще одна интересная штука.

Следователь задумчиво бродил по офису, заглядывая в углы, а

Густавссон тем временем разговаривал со своими охранниками.

– Что-то должно уцелеть. Я сам видел, как пожарные

вытаскивали контейнеры с документами из этой комнаты, –

сказал один из охранников.

– Что-что вы видели? – тут же оживился следователь, подскочив

к охраннику и Густавссону.

– Я же говорю, я видел, как ваши люди выносили отсюда,

наверное, то, что уцелело.

– Минуточку, – загадочно сказал следователь и куда-то на время

исчез.

Охранник пока добросовестно пытался восстановить

собственные воспоминания. Все произошло так неожиданно, что

сделать это было не так уж и просто.

Он вспомнил, как увидел ползущий из-под дверей дым, которого

становилось все больше и больше, распахнул двери и чуть было

сразу не задохнулся от удушливой пелены, окутавшей его тут же

- 210 -

со всех сторон. Он громко позвал товарища, но тот появился не

сразу. Охранник успел набрать номер пожарной службы, а потом

выскочил в комнату, в которой дыму вроде было поменьше.

И вот тут – удивительное дело – он увидел первого пожарного.

Он еще подумал – какие молодцы, пяти минут не прошло после

его звонка – и удивленно спросил:

– Как это вы успели?

– Наверное, соседи сообщили раньше вас, – ответил ему

пожарный. – Заметили дым и позвонили.

Ну и слава Богу, подумал охранник. Пожарный пристально

вгляделся в его лицо и озабоченно сказал:

– Да ты, парень, сейчас грохнешься в обморок. У тебя все

признаки отравления. Давай-ка я тебе сделаю укол.

Охранник увидел, как в руках пожарного почти сразу оказалось

какое-то приспособление, похожее на шприц, которым он быстро

кольнул ему в руку, предварительно смазав кожу спиртовой

жидкостью.

– Ничего страшного. Это легкое средство, нам их выдают как раз

для таких случаев, зато сразу придешь в себя.

Наверное, это очень опытный пожарный, с уважением подумал

охранник, во всяком случае, признаки обморока он подметил

совершенно точно и укол сделал, похоже, вовремя. Сам-то

охранник даже не понимал, что с ним происходило. Но вот когда

укол уже сделали, он почувствовал, как его охватывает

всепоглощающая слабость, зато в обморок он упасть не успел,

просто опустился на пол и посидел спокойно какое-то время,

только и всего.

 

* * *

 

...Фигура следователя вновь проступила сквозь остатки дыма

минут через пять.

– Довольно странно, но наши ребята отсюда ничего не

выносили, – сообщил он Густавссону.

– То есть как не выносили, когда это при мне было?! – почти

возмутился охранник. Он как раз сейчас все вспомнил. Пока он

там сидел после укола, перед ним проплыл силуэт сначала

одного пожарного, потом другого, которые держали в руках

большие контейнеры с документами. А потом еще один другому

- 211 -

сказал довольно громко: «Вроде все готово. Да и ребята уже

подъехали».

Как раз в это время с улицы завыла пожарная сирена. Ну да, все

так и было!

– Вы спросите Лейфа, – предложил охранник, имея в виду

своего коллегу, – он же тоже находился здесь, когда все горело.

– Ваш приятель нам не поможет, – отвечал следователь. – Он в

тот момент потерял сознание от угарного газа.

Странно, значит, те пожарные, наверное, не успели сделать укол

Лейфу, подумал охранник, хотя ему казалось, что он помнил, как

они вкололи что-то в руку его приятелю. Но тут, может быть, он и

ошибался, потому что чувствовал себя уже совсем плохо, хотя

сознание в отличие от Лейфа все-таки не потерял.

– Вы поймите, я и не говорю, что этого не могло быть, – совсем

уж загадочным голосом сказал следователь. – Я просто уточняю,

что пожарные отсюда ничего не выносили.

Следователь даже немного повеселел. Это случилось потому,

что он терпеть не мог загадок без решений, а до сих пор ему не

давала покоя загадка специфического запаха дыма и полное

отсутствие дымовых шашек, из которых он должен был бы

появиться в таком количестве. Теперь же получалось, что

остатки шашек вполне могли убрать за собой те, кто их сюда

подложил. Для них как раз не составляло проблемы сделать это

быстро, они-то уж точно знали, в какие места сами их заложили.

В отличие от следователя у Густавссона от этого открытия

настроение явно не улучшилось. Он подозрительно слушал, как

сбивчиво охранник описывает следователю внешний вид людей,

которых он принял за пожарных. А следователь невозмутимо

кивал и задавал уточняющие вопросы о том, как выглядела

форма, которую видел охранник, и чем она отличалась от той

формы, в которую были одеты другие, настоящие пожарные.

Сами пожарные, как выяснилось, тоже столкнулись здесь с

незнакомыми коллегами, но те им объяснили, что приехали из

городского управления. Правда, странным было то, что люди из

управления оказались на месте происшествия быстрее местной

команды. Но кто будет обращать внимание на такие мелочи,

когда отовсюду валит дым и в комнатах полыхает огонь!

С этого момента ни следователя, ни пожарных не интересовало

уже ничего на свете, кроме одного – немедленно выяснить,

- 212 -

откуда взялись самозванцы, замахнувшиеся на честь их

мундира. Разумеется, для Густавссона вовсе не стало новостью,

когда в городском управлении следователю ответили, что

вообще первый раз слышат про пожар на Карл-ГуставВейе.

Узнав о странных людях в пожарной форме, выдававших себя за

их коллег, дежурный в городском управлении не нашел, конечно,

ничего лучшего, как немедленно сообщить об этом в полицию.

Густавссону было искренне жаль, что он ничем не может помочь

этим милым и справедливо возмущенным норвежским

пожарным, хотя ответы на их вопросы у него, конечно, были. Он

прекрасно помнил наглые, лоснящиеся на солнце физиономии

двух американцев на набережной Бигдой и их ироничные

ухмылки.

Да уж, это были самые что ни на есть типичные американцы,

которые безо всяких на то оснований, как всегда, были

убеждены, что они являются представителями самой крутой

страны на свете. Самоуверенные выкормыши «Макдоналдса», в

глазах которых не отражается ничего, кроме пары бейсбольных

шариков. Рабы звездно-полосатых стереотипов и правил

поведения своего американского зоопарка. Невежды с плохими

манерами, свято верящие в то, что джинсы можно носить с

костюмным пиджаком, и полагающие, что Скандинавию давно

уже постигла участь Атлантиды после того, как все шведы

переехали в Соединенные Штаты в позапрошлом веке.

 

* * *

 

...В тот момент, когда они сказали ему о русской девушке,

шведский тролль чуть было не задохнулся от возмущения. Это

было очень по-американски – после всей колоссальной работы,

которую проделало его Бюро сначала по поиску, а потом уже по

вывозу русской в Норвегию, после того, как были потрачены,

мягко говоря, немалые средства и человеческие усилия, – после

всего этого заловить его вот так на Бигдой и сообщить, что

девушка, оказывается, принадлежит вовсе даже не ему, а,

понятное дело, им – звездно-полосатым. По меньшей мере это

было подло, с обидой подумал тролль, с отвращением

разглядывая американские физиономии.

– По-моему, я не нарушил правил. Я вовсе не перехватывал ваш

- 213 -

товар... – Он попробовал было хоть как-то восстановить

справедливость, но без малейшего шанса на успех.

– Вы могли просто не понять, что этот товар входит в сферу

наших национальных интересов, – поправил его американец по

имени Джим. – Это мы как раз учитываем. Поэтому и наша

беседа пока носит самый доброжелательный характер. Мы вовсе

не в претензии. Просто хотим исправить ошибку, которую вы

могли бы совершить.

«Ах они не в претензии?! – Обида опять захлестнула шведского

тролля. – Вытащили моими руками самый горячий каштанчик из

огня, и они теперь не в претензии, подумать только!»

– Согласитесь, мы не так уж вам мешаем, когда вы занимаетесь

со своей конторой всякими мелкими проделками. Но вы должны

понимать, что никто никогда вам не позволит играть с такими

игрушками, как, например, ядерное оружие...

– А при чем здесь ядерное оружие? – слабо огрызнулся тролль.

– Вот видите, – проникновенно улыбнулся Джим. – Я же говорю,

что вы просто не понимаете, куда влезли на этот раз.

– Ну да, а вы, значит, все понимали с самого начала и только и

ждали, когда я за вас сделаю всю работу и потрачу на это уйму

денег?

– С вашей стороны вполне логично говорить о некоторой

компенсации, – согласно качнул головой Джим. – В разумных,

конечно, пределах.

И он тут же назвал сумму, которая, по его мнению, вписывалась

в разумные пределы.

– Это что, шутка? – спросил упавшим голосом тролль, когда ее

услышал.

– Нисколько, – твердым голосом сказал Джим и мрачно

уставился на тролля.

– Вы хоть понимаете, сколько мне стоила эта операция?

– Видите ли, я государственный служащий и не силен в частном

бизнесе. Но я слышал, что бизнес подразумевает фактор риска.

У нас довольно скромные бюджеты, и мы не можем платить за

чужие риски. Мы просто предлагаем вам компенсацию, которая

нам по силам.

«Мне бы хоть на часок прикоснуться к вашим скромным

бюджетам», – тоскливо подумал тролль. Где-то он слышал, что

интеллигентного человека хамство всегда парализует. Это,

- 214 -

наверное, и есть секрет победоносной американской тактики.

Собственно говоря, выбор у него был довольно небольшой. Если

совсем откровенно, то у него и вовсе не было выбора.

Американцам достаточно было бы переслать пару-тройку

интересных документов из своих архивов в полицейские

управления Швеции или Норвегии, и на этом деятельность

Международного бюро научно-технических исследований через

несколько часов была бы завершена раз и навсегда. Но терять

средь бела дня такую золотую рыбку, как эта русская, было уж

слишком обидно. В этот момент в Эрике Густавссоне чувство

собственного достоинства боролось с инстинктом

самосохранения. Можно было бы выразиться, конечно, и по

другому: природная жадность в этот момент боролась в нем с

элементарной трусостью, и долгое время борьба между этими

сильными чувствами шла на равных.

 

* * *

 

У выхода с набережной Бигдой стояла небольшая стайка

симпатичных юношей и девушек с плакатиком антиглобалистов.

Курносая девчонка, вся в веснушках, держала перед собой

стеклянный куб, в котором лежало несколько мелких денежных

купюр. Надпись на кубе гласила, что молодежь собирает деньги

для борьбы с политикой нового американского порядка.

Густавссон без лишних размышлений достал из бумажника

купюру в тысячу крон и опустил ее в куб, курносая девчонка

посмотрела на него с симпатией, а один из парней сказал ему

тихо, чтобы не слышали прохожие:

– Спасибо... товарищ.

Тролль важно кивнул, мол, не стоит благодарности, продолжайте

свою борьбу, товарищи.

 

* * *

 

Вернувшись в резиденцию на Холменколлен, он не очень-то

скрывал свое мрачное настроение и даже позволил себе выпить

лишнего прямо на глазах у Потоцкого.

– Какие-то проблемы? – поинтересовался русский.

– Представьте себе – да.

- 215 -

– Вас выследила секретная служба Ватикана? – ехидно

предположил Потоцкий. – Завтра вас отвезут на костер Святой

инквизиции, и мне не видать как своих ушей тайного дневника

сестры Люсии?

– Не кривляйтесь, Эндрю, – грустно сказал тролль. – Проблемы

время от времени случаются у всех. Вам ли в России этого не

знать?

– Нет, я о другом, – сказал Потоцкий. – Пора нам с вами

заканчивать затянувшуюся историю с Фатимой, вам не кажется?

– Скоро мы закончим все наши истории, – несколько загадочно и

твердо сказал тролль и плеснул себе новую солидную порцию

виски. – Совсем скоро, Эндрю.

«Интересно, что же у него такое случилось?» – подумал

Потоцкий, наблюдая за пьющим шведским троллем.

В зал зашла Ингела в аккуратном белом переднике, и вдруг

Потоцкий с любопытством заметил, что тролль посмотрел на нее

каким-то новым, заинтересованным, взглядом. «Ну и дела!» –

чуть было не присвистнул Потоцкий. Неужели все так плохо, что

швед решил напиться и вдобавок еще приударить за

собственной домработницей? Нет, что бы там у него ни

случилось, это не было похоже на модель поведения Эрика

Густавссона в кризисной ситуации.

Тем не менее ошибиться было невозможно – Ингела явно чем-то

притягивала теперь внимание хозяина, хотя он и старался этого

особенно не показывать.

Дальше события в резиденции Бюро на Холменколлене и вовсе

развивались по непривычной для Потоцкого схеме. Во-первых,

тролль даже не подумал его останавливать, когда Потоцкий

захотел прокатиться перед сном по Осло. Только отправил его,

конечно, на машине со своим водителем. Во-вторых, в эту ночь

Ингела так и не появилась в спальне у русского, хотя он уже

почти привык к ней. Наконец, в-третьих, когда Потоцкий начал

было раскланиваться с Эриком, прощаясь до завтра, тролль

каким-то особенным проникновенным голосом вдруг сказал:

– Дорогой Эндрю, простите, что я отнял у вас столько времени,

но я вовсе не шутил про дневник сестры Люсии. Что же касается

его стоимости, то, как я уже вам сказал, это будет приемлемая

для вас цена.

– А именно? – поднял глаза Потоцкий.

- 216 -

– Мне нужно сотрудничество.

– Простите?

– Сотрудничество по некоторым направлениям, в которых

работает ваша организация «Феникс». Так сказать, кое-какие

научно-технические новинки и все такое.

– И вы считаете, что такое сотрудничество и есть приемлемая

для меня цена?

– А почему нет, Эндрю? – слегка пьяным голосом сказал тролль.

– Я же собираюсь передать вам, может быть, самую главную

тайну всего прошлого века. Разве она того не стоит?

Судя по количеству выпитого троллем виски, он постепенно

уплывал в какую-то иную реальность, мало связанную с тем, что

происходило здесь, на земле. С другой стороны, отдал должное

Потоцкий мудрости тролля, оттуда ему было куда удобнее вести

переговоры о таком предмете, как третий секрет Фатимы.

– Поговорим об этом тогда, когда я пойму, сколько она весит –

ваша главная тайна человечества, идет?

– Конечно, – тряхнул головой тролль. – Но смею вас уверить,

она очень много весит, она способна перевернуть все наше

хрупкое спокойствие... Знаете что, Эндрю? Выпейте со мной.

Выпейте так, как вы, русские, это умеете. С вами чертовски

приятно выпивать...

В этой последней просьбе шведа Потоцкий отказать ему не смог.

 

* * *

 

Когда Андрей Потоцкий уехал на прогулку по вечернему Осло,

Эрик Густавссон позвал Ингелу и попросил сварить ему кофе

покрепче. Она с удивлением посмотрела на хозяина – никогда

раньше она еще не видела, чтобы он вот так выпивал.

– С вами все в порядке? – вежливо спросила она.

– Девочка моя дорогая... – вдруг слегка дрожащим голосом

сказал тролль и как-то жалобно посмотрел на нее.

У Ингелы перехватило дыхание, как будто она сильно-сильно

раскачалась на опасных качелях. Знал бы он, как долго она

ждала от него этих слов...

 

* * *

 

- 217 -

...До недавнего времени жизнь Ингелы Лунд, родившейся в

средней норвежской семье в городе Осло, была совершенно

стандартной и правильной. У нее были классные родители: мама

– детский врач и папа – офицер криминальной полиции, она не

болела тяжелыми болезнями, успешно занималась спортом, еще

успешнее училась сначала в школе, а потом на филологическом

факультете университета. Ингела Лунд в свои двадцать два года

обладала очень даже недурной внешностью и пользовалась

неизменной популярностью у парней-сверстников. Ей даже пару

раз предлагали попробовать себя в качестве фотомодели, но

издания, которые предлагали эту карьеру, были откровенно

эротическими, и Ингела предложения вежливо отклонила. В

будущем, после университета, она хотела себя попробовать на

телевидении. Но как раз сейчас, когда она училась на третьем

курсе, ей подвернулась удачная работа – в скандинавском

филиале Международного бюро научно-технических

исследований. Пусть она и была обыкновенной домработницей,

но ей предложили такую зарплату, какую в Осло еще стоило

поискать. Зато она сразу оказалась среди серьезных и

воспитанных людей, работать с которыми было одно

удовольствие. Пока для студентки третьего курса это была очень

даже неплохая работа, что там говорить...

Все бы было ничего, но, как это часто случается с девушками,

которые живут до поры до времени совершенно правильной и

очень предсказуемой жизнью, у Ингелы произошло одно совсем

неожиданное событие. Она влюбилась сразу и, что называется,

«до кончика хвоста» в мужчину, который был старше даже ее

собственного отца. В мужчину, занимавшегося делами, в которых

она ничего не понимала. Наконец, она влюбилась в мужчину,

который ей напоминал какого-то литературного или киношного

злодея, хотя и обладал безупречными манерами и занимался

более чем приличным бизнесом. Его звали, как вы уже поняли,

Эриком Густавссоном, и он возглавлял крупную научно

техническую фирму, в которой она теперь и работала. Самое

непонятное в этой истории любви заключалось в том, что

именно неуловимое сходство этого почти уже пожилого

господина со злодейскими персонажами и вызвало в спокойной

норвежской девушке это сильное чувство. Таким образом, только

в свои двадцать два года Ингела Лунд, воспитанием и

- 218 -

внешностью скорее напоминавшая белокурого ангела, вдруг

выяснила, что для полного ощущения жизни, если не сказать,

для полного счастья ей ой как не хватало кого-то совсем из

другой сферы, кого-то с маленьким хвостиком и копытцами.

Ингела искренне удивлялась, почему она так устроена, – она, по

своей молодости, еще просто не знала, что так устроены очень

многие люди.

Господин Густавссон, витая в своих высоких научных сферах,

казалось, и вовсе не обращал никакого внимания на новую

домработницу. С одной стороны, это слегка задевало ее, с

другой – она была терпеливой девушкой и верила, что время и

привычка видеть ее каждый день, когда господин Густавссон

приезжает в Норвегию, должны рано или поздно сделать свое

дело. В нынешний приезд в Осло главы Международного бюро

все происходило совершенно по-другому, не так, как раньше.

Он привез с собой этого очень симпатичного русского, который

был совершенно нормальным человеком и даже свободно

говорил на английском. Русский ей действительно понравился,

но вовсе не из одной только симпатии она решила посетить его

спальню. В дело вмешалась женщина. Присутствие непонятной

женщины Ингела стала ощущать еще за пару недель до

появления Потоцкого. Она никогда еще не видела ее, но по

обрывкам разговоров Густавссона с его сотрудниками узнала о

ее существовании. Потом она увидела ее на фотографии,

которую шеф случайно оставил на письменном столе. Это была

очень, слишком уж красивая женщина с огненно-рыжими

волосами и зелеными глазами, настоящая ведьма, если

вдуматься, особенно если учесть, что она, как успела понять

Ингела, была еще и русской. Россия вообще была опасной и

непредсказуемой страной. А рыжая русская с зелеными глазами

– большей угрозы на свете нельзя было бы себе представить. К

тому же шеф был не женат. Раньше это обстоятельство как раз

очень устраивало Ингелу. Теперь она даже иногда жалела, что у

него нет жены, а значит, эта русская ведьма еще как сможет

прибрать его к рукам. В том, что коварные планы у ведьмы

именно такие, Ингела особо не сомневалась. Во-первых, какая

нормальная женщина, пусть даже и самая раскрасавица,

пропустит такого мужчину, как Эрик Густавссон? Во-вторых,

только появившись где-то здесь, в Осло, – она точно так и не

- 219 -

знала, где именно, – русская постоянно поглощала внимание

шефа. Это легко было понять по его звонкам, иногда очень

нервным, по его срочным выездам из Холменколлена. И почему

то, заметьте, он ни разу еще не привозил рыжую женщину сюда,

в главную свою резиденцию, как будто скрывал от лишних глаз.

А чем это еще можно объяснить, кроме того, что ведьма уже

околдовала его своими русскими чарами и подлыми

приемчиками?

Поэтому она и оказалась в спальне Потоцкого. Она даже

пыталась потом сама себя проанализировать. Она пришла к

Потоцкому, потому что он тоже был русским, теперь ей почему-то

это стало важным. И еще она пришла к нему, потому что он был

очень привлекательным мужчиной, помоложе, чем этот чурбан

Густавссон. Сверхзадача заключалась в том, чтобы Эрика

Густавссона это рано или поздно задело. А если его это заденет,

стало быть, он обратит наконец-то на нее свое внимание –

впервые за полгода, пока она работает в Бюро.

Скажете, глупая молодая девчонка?! А ведь сработало!

«Сработало, черт побери! – радостно думала Ингела и

попросила про себя: – Ну повтори, повтори это еще раз...»

 

* * *

 

– Девочка моя дорогая, – послушным эхом отозвался шведский

тролль.

То ли от виски, то ли от важности момента глаза его

увлажнились, и в этот момент он стал совершенно неотразимым

– мужчина ее мечты.

– Присядь рядом, – попросил ее Эрик, и в глазах его зажегся на

мгновение дьявольский огонек, который Ингела заметила, но

который, увы, так и не стал для нее в очередной раз знаком

предостережения, а, наоборот, полностью лишил ее всякого

разума. – Я тебе должен кое-что сказать...

 

* * *

 

Ничего этого Потоцкий, конечно, не видел. Он в этот момент

бродил по центру Осло, старательно избегая близости к отелю, в

котором поселилась жизнерадостная делегация Российской

- 220 -

государственной библиотеки. За ним тенью вышагивал водитель,

отправленный для сопровождения шведским троллем. Это,

впрочем, не помешало Потоцкому вовремя оказаться в тихом

баре, название которого он знал еще до того, как его увидел.

Водитель Густавссона пристроился за дальним столиком и

честно пил свой дежурный кофе. Здесь был довольно веселый

квартальчик, неподалеку находилась улица, не указанная в

путеводителях для туристов, на которой в большом количестве

обитали нехорошие девчонки. Поэтому водитель, конечно, не

придал никакого значения тому, что одна из таких девчонок

начала заигрывать с русским, когда он появился в баре. Правда,

он не мог услышать, что именно девочка говорила русскому. Но

что она может ему сказать? Тоже мне загадка.

– Завтра вечером можете возвращаться, – сказала ему девица,

исправно сохраняя на раскрашенном лице зазывную улыбку. –

Задание выполнено.

Потоцкий с застенчивой улыбкой отмахнулся от нее, и девица

громко сказала по-норвежски:

– Ну и дурак! Передумаешь – я буду на углу.

 

27

 

– И кого мы пригласим в гости?

– Удава! – радостно отвечала внучка.

– Но удав ведь большой, он у нас весь не поместится! – Бабушка

сделала вид, что очень испугалась такой перспективы.

– Ну ничего, тогда мы пригласим в гости половинку удава.

– Так нельзя! – опять забеспокоилась бабушка. – Нельзя

приглашать в гости половинку удава. Если уж приглашаешь в

гости, то надо пригласить целого удава, иначе получится очень

неудобно.

Он с удовольствием сейчас подслушивал с веранды этот

оживленный разговор на дачной кухне. Никогда бы не подумал,

что его красавица жена так незаметно станет бабушкой и,

главное, очень хорошей бабушкой, о которой можно только

мечтать. Такое ощущение, будто она всю свою жизнь тщательно

готовилась к этой роли и только и ждала, когда ей наконец

позволят стать бабушкой. Ему казалось, впрочем, что внешне

она на эту роль никак не подходила. Хотя все изменилось,

- 221 -

бабушки тоже очень изменились – резко помолодели и

похорошели. А может быть, это он резко постарел и теперь все

воспринимает совсем по-другому?

– Вот спроси у дедушки, – услышал он голос жены с кухни, и

внучка тут же крикнула на весь дом:

– Деда!

– Что за крик? – тут же возник он на пороге.

– У нас проблема, – объяснила жена. – Хотели пригласить в

гости удава, но выяснилось, что он у нас не поместится. Теперь

вот думаем, кого бы пригласить вместо него.

– Можно тридцать восемь попугаев, – деловым голосом

предложил он.

– Каких таких тридцать восемь попугаев? – подозрительным

голосом спросила внучка.

Бабушка быстро прошла мимо него и шепнула:

– Ты попал. Она не видела мультфильм.

– А откуда же она тогда знает про удава? – удивился он.

– Из другого источника, – процедила сквозь зубы бабушка и

сделала ему страшные глаза.

– А кто такие тридцать восемь попугаев?

Он уже понял, что от ответа ему не уйти. Теперь придется

пересказывать мультфильм про удава и тридцать восемь

попугаев в собственной версии.

– Ну, значит, так... – Он с грустью налил себе чаю и бросил в

него лимон. – Однажды жили-были тридцать восемь попугаев...

М-да, это были веселые такие попугаи...

Он сразу понял, что почти не помнит сюжет мультфильма, но

было уже поздно.

– Ну-ну! – поторопила внучка. – Веселые, значит, были попугаи.

А дальше?

А дальше он как раз представлял себе весьма туманно. Вообще

надо признать, что в роли дедушки он еще только делал первые

шаги новичка. И далеко не все у него пока получалось.

Однажды он подслушал, как его жена придумывала внучке

сказку про плохой и хороший лес. Лес около их дачного поселка

был разделен дорогой. Одна его часть вечно была населена

играющими детьми и гуляющими дачниками, а другая и белым

днем казалась довольно глухой и даже угрюмой. Стоило войти в

один лес, и сразу поднималось настроение. А войдешь в другой,

- 222 -

оно становилось немного тревожным. Однажды поздним вечером

он все-таки забрел со своей огромной собакой в этот плохой

лес. Не прошли они вглубь и двадцати шагов, как в темноте

послышались странные звуки – как будто кто-то продирался

сквозь чащу. Он посветил кругом своим мощным фонариком, но

никого не обнаружил. Самое интересное, что собака вроде бы и

не услышала этих звуков. А потом в глубине леса послышался

необычный крик. Это был крик и не человека, и не животного.

Может быть, какой-то ночной птицы? Вот этот звук собака уже

услышала, уперлась четырьмя лапами в землю, подняла шерсть

дыбом и категорически отказалась идти дальше. Хотя он и сам

уже не очень-то к этому стремился. Так они вдвоем побыстрее и

выбрались из этого темного леса и тут же перебрались через

дорогу в хороший лес. Здесь, несмотря на темноту, все уже

было по-другому, и собака радостно натянула поводок, рассекая

местные кусты.

Так что сказка, которую придумала жена для внучки,

основывалась, можно сказать, на реальных событиях. Ему очень

понравилось такое художественное осмысление

действительности, и еще ему понравилась сама идея сказки. Это

было очень педагогично – разделить весь мир на хороший и

плохой лес.

Потом в связи с лесом возникла новая сюжетная линия.

Оказалось, детей в их дачном поселке терроризирует страшный

волк, который хочет съесть тех из них, которые плохо завтракают

и обедают. Этот прием бабушки ему показался уже не таким

педагогически правильным и не слишком-то достоверным.

Получалось, что пухленьких и хорошо обедающих детей, по

бабушкиной версии, волк почему-то не трогал.

– А это почему? – логично удивились внучка одновременно с

дедушкой.

– А потому что в свое время этот волк съел очень много детей и

страшно растолстел. И с тех пор сел на диету. Поэтому ему

теперь нельзя есть детей, которые хорошо сами кушают, –

моментально отреагировала бабушка и победоносно посмотрела

на дедушку.

Так или иначе, вечером ему пришлось, сидя у внучкиной

кроватки, рассказывать свою сказку про плохой и хороший лес, а

также про то, какие меры лично он, дедушка, принял, чтобы

- 223 -

найти и обезвредить страшного волка.

Сказка явно не клеилась, а после его фантазий о том, как

однажды хитрая лисица обнаружила, что потеряла в плохом

лесу всю свою агентурную сеть, он был навсегда отстранен от

вечернего сочинительства.

 

* * *

 

– Дедушка, а почему эти попугаи были такими веселыми? –

уточнила внучка.

– Ну... они взяли и развеселились, – неуверенным голосом

сказал дедушка и почувствовал на себе насмешливый взгляд

собственной жены.

– А чего они развеселились-то? – не отставала внучка.

– Да! – мстительно поддержала ее бабушка. – Расскажи ребенку,

с чего это они так развеселились.

– Понимаешь... – задумчиво начал он, чтобы выиграть время. –

В один прекрасный день они в первый раз в своей жизни

увидели удава, и это страшно их развеселило...

– Нестандартное решение, – хмыкнула бабушка себе под нос.

– А почему? – спросила внучка, и бабушка посмотрела на нее с

благодарностью.

– Потому что удав был очень смешным, – осторожно

предположил он.

– А почему?

– Ну, он был не похож на попугаев. И потом, он был очень

длинным, они еще таких не видели... Вот попугаям это и

показалось смешным.

– Да? – с сомнением спросила внучка.

– Да. И мартышке он тоже показался очень смешным.

– Какой такой мартышке? – зловещим голосом спросила внучка.

– Про мартышку мы еще тоже не проходили, – снисходительно

пояснила бабушка.

Неизвестно еще, чем бы кончился этот допрос, если бы дедушку

не спас его подчиненный со службы, который приехал к нему на

дачу из Москвы. В самый решающий момент разговора про

мартышку он появился на дорожке, которая вела к дому, и

окликнул своего шефа:

– Николай Дмитриевич!

- 224 -

– Сережа, привет! – искренне обрадовался дедушка и

повернулся к жене: – У меня, как видишь, дела. Так что ты там

вопрос с мартышкой реши уж как-нибудь сама.

 

* * *

 

– Чем порадуешь, Сережа?

Гость не смог скрыть легкой улыбки при виде своего начальника

в дачной униформе – в сандалиях, шортах и цветастой рубашке

с короткими рукавами. Плюс ко всему шеф еще был небрит

примерно двое суток, и седая щетина окончательно

дорисовывала образ праздного пенсионера. Хотя он еще не

пенсионер, на всякий случай одернул себя гость.

– Ваш человек сообщил верный адрес. Оказалось, там

находится офис Международного бюро научно-технических

исследований, но офис, так сказать, неофициальный. Прошлой

ночью мы по этому адресу устроили имитацию небольшого

пожара. В результате получили кое-какой улов. Похоже, теперь

мы знаем, где именно прячут Волкову.

– Что у тебя за манера докладывать? – поморщился Николай

Дмитриевич, и образ отдыхающего дачника растворился прямо

на глазах у изумленного подчиненного. – Самое главное ты мне

говоришь только в самом конце. Все должно быть наоборот. Нам

известно местонахождение Волковой – с этого надо начинать. А

какими там средствами, кто кому чего сказал и кто чего поджег –

это, мил человек, дело десятое. И об этом докладывать нужно

только в том случае, если я спрошу детали, понятно?

– Так точно, товарищ генерал! – выдохнул Сергей.

– Вот любите вы шум устраивать, хоть в отпуск не ходи!

– Никакого шума, товарищ генерал, – обиделся Сергей. – Пожар

низкой категории, почти никакого ущерба. Зато мы практически

завершили операцию!..

– Операцию мы завершим тогда, когда эта Волкова будет в

России, понятно, полковник?

– Виноват... – Сергей немного помялся, но все-таки спросил: – А

кто она вообще, эта Волкова, что из-за нее на уши всю контору

поставили?

– И не только нашу, Сережа, – задумчиво кивнул Николай

Дмитриевич. Потом он внимательно посмотрел на своего

- 225 -

офицера и ответил: – Хорошо, что ты не знаешь, кто она такая.

Но очень плохо, что спрашиваешь.

– Ая, может быть, спрашиваю исключительно в интересах дела.

Мало ли что пригодится? – ушел в сторону Сергей.

– А что тебе о ней известно сейчас? – прищурился генерал.

– Да практически ничего!

– Вот видишь, а с задачей ты справился. Сам же говоришь, что

операция почти завершена.

 

* * *

 

Самому генералу этот диалог немного напомнил давние

советские времена, когда он сам еще был молодым офицером

разведки. Те из них, кто приходил служить без сильных связей,

годами просиживали штаны в Советском Союзе, так и не

побывав ни разу в стране, которая являлась их специальностью.

В ответ на все жалобы по этому поводу (которые, впрочем,

можно было высказать не так уж часто) командиры отвечали:

– Ты сначала страну изучи по открытым источникам, понимаешь.

Покажи свой уровень, тогда и поговорим о командировках.

Младшие офицеры тщательно осваивали страноведческий

материал и в результате на экзаменах показывали блестящие

знания предмета.

– Вот и молодец, понимаешь, – говорили командиры. – И зачем

теперь тебе туда ехать? Ты теперь знаешь эту страну лучше,

чем те, кто там просидел несколько лет. А у нас тут еще работы

невпроворот!

В те времена генералы разведки не любили, когда их младшие

офицеры ездили в зарубежные командировки. Каждая такая

поездка была связана со слишком большим риском для

командира, остававшегося на родине. Пока младший офицер

находился на линии огня и изучал враждебное окружение,

кресло под его командиром в Москве или Ленинграде шаталось

как детская игрушечная лошадка. Стоило его подопечному за

рубежом совершить малейшую оплошность или откровенную

глупость, как кресло в тот же момент могло и вовсе рухнуть.

 

28

 

- 226 -

Узнать однажды, что ты, оказывается, носишь совсем другое

имя, а не то, которым тебя до сих пор все время называли, –

достаточный повод для того, чтобы попытаться пересмотреть

всю свою жизнь. Как на видеозаписи, которую отматываешь

назад. Сначала казалось, что все должно теперь измениться, а

уже прожитая жизнь приобрести какой-то совершенно новый

смысл. Но ничего подобного не происходило. Странно только

стало жить теперь, когда она узнала, что ее зовут Джессика, а не

Людмила.

Бетти Трофимова ловила ее взгляд и всякий раз радовалась, как

собачонка, которой улыбнулся хозяин. Фрекен Бок украдкой

продолжала свои наблюдения за ней и иногда что-то

глубокомысленно черкала в своем блокноте психологических

заметок. Сдержанность в поведении пожилого высокого

джентльмена исчезла вовсе – он находился в явно приподнятом

настроении. Мысли всех обитателей дома на море теперь были

сосредоточены только вокруг нее. А сам дом из сумрачной

тюрьмы в этот день превратился в какой-то курортный коттедж,

где все только и делали, что отдыхали душой и радовались друг

другу.

– Думаю, такое событие нам всем стоит отметить, – игривым

голосом фокусника заявил пожилой джентльмен, приглашая всех

к столу с шампанским.

«Боже, как же они все меня любят!» – подумала она и

улыбнулась джентльмену как можно благодарнее. Она вообще

теперь много всем улыбалась, и улыбка эта была совершенно

искренней. Причина ее хорошего настроения заключалась в том,

что она совсем недавно наконец все поняла. А улыбка ей всегда

была к лицу.

– Какая же ты у нас красавица! – только и вздохнула счастливая

Бетти Трофимова.

Интересно, что ждет ее дальше? Переезд в Америку? Но когда?..

Она не успела подумать о своем будущем. Из окна было видно,

как на солидной скорости к дому подъехал серебристый

автомобиль, из салона вышли мужчина средних лет, которого

она несколько раз видела уже прежде, и молодая симпатичная

девушка – новое для нее лицо. Пожилой джентльмен так и не

успел откупорить шампанское, он извинился, передал бутылку

Леониду Трофимову и поспешил к выходу с радостным

- 227 -

выражением лица.

Она не слышала его разговора с только что приехавшими

гостями, но хорошо видела через окно их лица. Было понятно,

что мужчина из «вольво» явно чем-то встревожен, и когда

пожилой джентльмен попытался сообщить ему хорошую

новость, она даже не произвела на него особого впечатления, он

что-то ответил джентльмену. И она отчетливо увидела, как

радостное выражение сползает с его лица, а на смену ему

приходит озабоченность. Но она не смогла пронаблюдать

дальнейшую смену эмоций на их лицах, потому что вдруг

почувствовала на себе сильный взгляд.

Девушка, которая вышла из «вольво», стояла немного в стороне

от мужчин. Она-то и смотрела сейчас во все глаза на Людмилу –

и смотрела так, что та даже слегка поежилась. Ничего хорошего

этот взгляд не обещал.

«Интересно, как можно смотреть на человека почти с

ненавистью, если видишь его в первый раз?» – удивилась

Людмила. Так или иначе, атмосфера покоя и всеобщей любви к

ней явно была нарушена. Жаль, очень жаль...

 

* * *

 

В гостиной, впрочем, все оставалось еще по-прежнему. Мистер

Трофимов откупорил шампанское и артистично разлил его по

бокалам, миссис Трофимова смотрела на дочь увлажнившимися

в который раз глазами. И даже фрекен Бок на время отложила

свой блокнот для записи научных наблюдений, чтобы сделать

глоток вполне заслуженного ею шампанского.

«Как же вы все хорошо играете, родные мои! – ехидно подумала

Людмила, одаривая окружающих самой обворожительной из

всех своих улыбок. – Но теперь подождите, теперь уже мой

выход на сцену...»

– Поздравляю тебя с этим днем, детка. Давай его хорошенько

запомним, – протянула к ней свой бокал Бетти.

– Конечно, мы его запомним – и ты, и я, – тряхнула она в ответ

роскошной рыжей гривой и немного замялась. – Можно... я буду

тебя называть мамой?

– Джессика!.. – только и смогла выдохнуть растроганно в ответ

Бетти Трофимова.

- 228 -

* * *

 

Пару часов назад, когда она – то ли Людмила Волкова, то ли

Джессика Трофимова – металась между своими мыслями и

фантазиями, как загнанный охотниками звереныш, ей вдруг

явилось еще одно четкое воспоминание. Касалось оно как раз

того самого похищения маленькой дочери Трофимовых, о

котором ей рассказал пожилой джентльмен.

Она совершенно ясно вспомнила часто появлявшиеся перед ней

картины. Вот маленькая девочка стоит перед вазой на веранде

типичного американского дома и сосредоточенно смотрит на

воду. Вот эта же девочка плывет в море, а под водой появляются

черные аквалангисты, которые преследуют ее. А вот отец

Джессики – тот самый Леонид Трофимов, иначе и быть не может,

зажмурив на солнце глаза, лежит на пляже, не зная, что сейчас

происходит с его дочерью...

Вот что интересно, она видит все это со стороны, и если она и

впрямь та самая Джессика, то объяснение этому есть только

одно. Она, Джессика, действительно погибла тогда в море, а

потом превратилась в ангела и сидит теперь, свесив ангельские

ножки, на каком-то облачке и наблюдает эти картинки,

случившиеся в ее земной жизни. Потому что настоящая живая

Джессика никогда бы не смогла хранить таких воспоминаний, в

которых она видит своего отца, оставшегося на берегу, в тот

самый момент, когда она плыла в море. Или черных

аквалангистов, которые подкрадывались к ней под водой, когда

она даже не подозревала об их существовании. Или, наконец,

саму себя, стоящую перед вазой с водой, как будто она смотрит

кино... Ну да, кино! Вот тебе и объяснение, дорогая Джессика.

Скорее всего, накачав ее психотропными препаратами, они

крутили и крутили перед ней одно и то же бездарное кино про

маленькую девочку Джессику, похищенную советскими

аквалангистами из секретной службы. Они крутили его перед

ней, когда сознание ее почти полностью угасало, но подсознание

еще продолжало впитывать информацию, – для того чтобы это

кем-то снятое кино стало в один решающий момент ее

собственным воспоминанием и однажды всплыло из темного

подвала подсознания на верхний этаж. Они не потрудились

вырезать из этого кино кое-какие сцены, только и всего.

- 229 -

Она ухватилась за это рассуждение, как за спасательный круг, и

потихоньку вытянула себя на твердый берег. Все остальные

детали, сомнения, вопросы быстро получили свои ответы и

разгадки и выстроились на полочках в положенном армейском

порядке.

После этого оставалось только понять, что делать дальше. Они

слишком много усилий затратили на то, чтобы заставить ее

поверить в счастливое американское детство и реальность ее

родителей мистера и миссис Трофимовых. Они слишком много

потратили на нее сильных наркотиков, и эффект их применения

следовало также оправдать. Значит, первой ее задачей теперь

было не разочаровать публику.

Поэтому, помимо излучения улыбок налево и направо, она время

от времени усиленно и вроде бы пока довольно успешно

имитировала слабость и головокружение. Пожилой джентльмен

и фрекен Бок должны были успокоиться и окончательно

поверить в то, что препараты еще имеют над ней свою власть.

Что бы ни происходило дальше, они должны быть абсолютно

уверены в ее покорности и согласии сотрудничать. Только тогда

у нее остается шанс, только тогда они не будут снова глушить ее

наркотиками и перевозить в качестве безжизненного груза. А

значит, только тогда она сможет использовать какое-то

счастливое мгновение для своего освобождения.

Судя по игре в родителей Трофимовых, которую теперь с ней

играли, рано или поздно предстоит поездка в Америку. А может

быть, и нет. Может быть, все гораздо хуже. Но какое-то время у

нее еще есть. Им нужны ее знания и, возможно, ее способности.

Значит, время еще есть...

 

* * *

 

Сейчас явно что-то поменялось в их собственных планах.

Изменения эти начались с приезда взъерошенного господина в

автомобиле «вольво». И странной молодой особы, которая

явилась вместе с ним. Надо сказать, особа эта никак пока не

вписывалась во все ее расчеты. Вернее, даже не сама особа, а

непонятной силы ненависть, которую она излучала по

отношению к Людмиле, – вот что было странно. «Поживем –

увидим, – решила она про себя, – пока еще слишком мало

- 230 -

информации».

Нельзя сказать, что информации стало больше, когда новые

гости вошли наконец в дом.

– Добрый день, – сказал ей мужчина с какой-то особенной

интонацией и подержал некоторое время ее руку в своей.

«Боже мой, такое впечатление, что он хочет признаться в

любви», – почему-то подумала Людмила.

– Ингела, познакомься, это наша русская гостья Людмила, –

сказал мужчина девушке, которая вошла вместе с ним.

Интересно, девушку он представил, а собственное имя назвать,

похоже, забыл.

– Здравствуйте, – очень странным голосом сказала Ингела и

опять уставилась на Людмилу ненавидящими глазами.

«Похоже, они оба сумасшедшие», – решила Людмила.

– Я, наверное, теперь уже не Людмила. С сегодняшнего дня я

стала Джессикой. – Людмила улыбнулась слегка растерянной

улыбкой.

– Я слышал об этом, – теплым голосом сказал мужчина и слегка

поправил ее: – Сегодня вы снова стали Джессикой. Поверьте, я

очень, очень рад это слышать...

Он опять говорил каким-то особенным голосом и снова взял ее

руку в свою. А Ингела между тем напряглась еще больше. «Что

за чертовщина такая?» – подумала Людмила.

– Отмечаете новый день рождения? – улыбнулся мужчина,

увидев стол с шампанским. Он налил себе шампанское в

свободный бокал и посмотрел на Людмилу. – Мы скоро

обязательно снова увидимся, – сказал он, глядя ей в глаза.

– Надеюсь, – вежливо улыбнулась она.

 

* * *

 

...Как близоруки и наивны, однако, те из нас, кто искренне

полагает, что мужчинам никогда не угнаться за высокой степенью

женского коварства. Не исключено, что сами мужчины и создали

еще в древние времена, если верить литературным источникам,

великий миф о сверхъестественной способности, если не

сказать – склонности, женщин просто-таки к извращенному

коварству. Таким образом они раз и навсегда отводили

подозрения от себя самих. На самом же деле авторство самых

- 231 -

коварных преступлений и замыслов в мировой истории

принадлежит именно мужчинам. Женщинам и не снился тот

цинизм, на который способен мужчина в своих интригах. Что

женщина – ее самые коварные фантазии рождаются только

разве что из любви или отверженности. Мужчина же способен

как раз использовать любовную интригу в самых расчетливых и

порой довольно гнусных целях, далеких от любых глубоких

чувств.

Но женщины и сами уже давно поверили в созданный для них

же, бедняжек, миф об их собственном безусловном первенстве в

мастерстве коварной интриги. Потому они не способны даже

предположить, что мужчина может обыграть их на этом поле.

Классический случай недооценки стратегических резервов

противника.

Ингела Лунд ощущала себя этакой богиней коварства, фурией,

которая защищает свою любовь, а потому ей разрешено отныне

применять любые военные приемы. Были моменты, когда ей

самой все же становилось стыдно за те средства, которыми она

вынуждена пользоваться, но она старалась не замечать этих

чувств. Цель была святая – любовь, вот в чем все дело.

Пока же Ингела приходила иногда в ужас от себя самой и от той

степени хитрости и обмана, на которую она, оказывается,

способна, она даже не догадывалась, что ее весьма грамотно

дергал за нужные ниточки любимый мужчина. На самом деле

хитрый и жестокий шведский тролль виртуозно разыграл эту

пьесу по нотам, написанным им же самим. Разумеется, этот

прожженный авантюрист давно уже заметил, что молодая

домработница к нему неравнодушна. До поры до времени он

сложил это наблюдение в свою копилку ценных знаний. И вот

наступил момент, когда любовь несчастной Ингелы ему

понадобилась для дела.

Изрядно выпив и простившись с Потоцким, который, как мы

помним, уехал на прогулку по вечернему Осло, хитрый тролль

остался наедине со своей молодой домработницей и потихоньку

начал изливать ей душу. Так по крайней мере подумала в тот

вечер сама Ингела. На самом деле тролль принялся расставлять

нужные акценты в неокрепшей юной душе, можно сказать,

настраивать инструмент, чтобы потом его использовать по

назначению.

- 232 -

Тролль, понятное дело, пожаловался девушке на свое вечное

одиночество, неоцененность его богатого духовного мира

окружающими, отсутствие той единственной женщины, которая

когда-либо смогла бы понять его. Нужно было видеть, как он

подленько при этом скосил на нее свой магический глаз, но,

испугавшись, что может быть разоблачен, быстро опять спрятал

его. Хотя опасения его были совершенно напрасны – Ингела

слушала с растущим восторгом, она слышала, как бьет наконец

ее час в этой жизни. Она слышала от него именно те слова,

которые всегда хотела услышать. Ни о каких подозрениях и речи

быть не могло.

Потом хитрый тролль талантливо исполнил песню о своей мечте.

А мечта его заключалась, конечно, в том, чтобы обрести наконец

спутницу жизни и отойти потихоньку от суетных дел, задуматься,

так сказать, о вечном. Но нет, не добраться ему до своей мечты,

стоят на пути к ней препоны и заслоны, всякого рода

препятствия, ловушки и капканы. Вот и сейчас, когда она рядом,

казалось бы, – мечта. Тут тролль на мгновение особо

выразительно посмотрел на Ингелу, и взгляд его тут же снова

замутился. Так ведь нет, не пускают его к ней жестокие

обстоятельства и злые люди, которым нужно по-прежнему

эксплуатировать его талант, – Ингела при этом искренне считала,

что речь идет о таланте большого ученого. Он просто не имеет

права сказать ей то, что ему безумно хочется сказать, что он

просто должен сказать, но, наверное, все-таки не имеет такого

морального права. Тролль расчетливо выждал, когда девушка

кинется его убеждать в обратном, умолять его все-таки сказать

ей эти сокровенные слова, которые он так боится произнести

вслух. И Ингела тут же принялась его убеждать именно в этом.

При этом она подалась вперед, сидя совсем рядом с ним, и

тролль автоматически отметил, насколько соблазнительно

выступает из выреза платья ее грудь, и успел подумать, что при

успешном развитии ситуации приятное можно будет удачно

сочетать с полезным. А Ингела все продолжала его убеждать в

том, что ей он может сказать все, что так наболело у него на

душе. То, что он так боится сказать, а всем присутствующим

было уже понятно к тому моменту, что именно он хочет сказать.

Что Ингела – как раз Ингела, а не какая-нибудь другая женщина

– стала той, без которой он, может, и мог бы жить дальше, но

- 233 -

ему не хочется. Что Ингела совершенно неожиданно стала для

него последним светом в окошке. Понятное дело, это его личная

трагедия, и он ни в коей мере не хочет усложнять ей жизнь – ей,

такой молодой, красивой, у которой все еще впереди, которая не

несет с собой груз страшных ошибок, совершенных человеком в

его преклонном возрасте. Она бы могла найти еще себе

достойного сверстника, и он не вправе мешать ее счастью... Но

разумеется, он не сдался сразу. Во-первых, в глазах Ингелы пока

еще не появились первые слезы, а дрогнуть и начать сдаваться

следовало только после этого. Во-вторых, весь спектакль

терзаемого благородными сомнениями мужчины еще не был до

конца отыгран. Следовало добиться истерических интонаций у

девушки. Она должна была еще сказать ему, что он совершенно

не понимает ее, если не хочет открыться до конца. Что она так и

погибнет без счастья и любви, потому что только с ним для нее и

возможны эти состояния. И что, в конце концов, он губит своим

благородством не только себя, но также и ее. И вот тогда-то он и

должен был как бы изумиться такому открытию, прозреть и, чуть

пустив слезу, все-таки сказать сокровенные слова. Но никак не

раньше. А Ингела пока еще не успела сказать всего, что

положено ей было по его сценарию. «Не будем торопиться, это

все отсутствие опыта», – прохладно заметил про себя тролль,

ожидая, когда же наконец произойдет прогнозируемое

извержение вулкана. Конечно, вскоре оно состоялось, в точном

соответствии с прогнозом.

Покончив с первым актом и закрепив в сознании юной

слушательницы, что она потенциально вполне могла бы

составить его счастье, тролль убедился в том, что пройденный

материал хорошо усвоен, и после краткого антракта с новой

дозой виски перешел уже ко второму действию. К злым

обстоятельствам. К тому, что судьба всегда складывается так,

что когда счастье уже, казалось бы, совсем рядом с тобой, ты не

можешь до него дотянуться. «Не дай Бог, девочка моя, тебе

когда-нибудь убедиться в этом на собственном опыте...»

В этом месте тролль сделал классическую паузу. Он замолчал

надолго, как бы борясь с внутренними переживаниями и

напряженно прислушиваясь к голосу своей совести. Так, во

всяком случае, думала Ингела. Она просто не могла еще знать,

что сама категория совести у ее возлюбленного отсутствовала.

- 234 -

На самом деле жестокий тролль прислушивался совсем к

другому – к своему внутреннему голосу, который нашептывал

ему, что вроде бы наступает подходящий момент для того, чтобы

быстренько переспать с молодой смазливой домработницей, к

тому же делу это обстоятельство никак не повредит, скорее –

наоборот. Но надо с уважением отметить, что тролль оказался

мудрее и тоньше своего внутреннего голоса, на который,

несомненно, повлияло количество выпитого виски. Тролль

прекрасно понимал, что сексуальная сцена сильно может

повредить художественному замыслу и задачам его спектакля.

Секс снизит планку пафоса и торжественности той личной

трагедии, которая сейчас разыгрывалась на глазах у

ошеломленной девушки. Так или иначе, он выдержал паузу

ровно столько, сколько она должна была бы длиться по

Станиславскому, и вновь перешел к делу.

А дело заключалось в том, что именно сейчас, в этот

труднейший для него период в его жизни возникла еще одна

женщина. Тут тролль напрягся изо всех сил, потому что времени

на тщательную проработку образа этой женщины у него не

хватило. Времени ему американцы вообще ни на что не

оставили. Тролль сейчас работал в условиях экстренной

импровизации. До этой проклятой встречи с двумя янки на

набережной Бигдой – то есть еще сегодня днем – он и думать не

думал, что в его плане все придется срочно поменять. Идея,

которая ему пришла в голову, когда он еще возвращался с

Бигдой на Холменколлен, была совершенно неожиданной,

рискованной, но в чем-то очень привлекательной. И

реализовывать ее теперь приходилось в условиях полного

цейтнота. Поэтому у него и оказался еще не готовый толком

такой важный в этом новом плане персонаж, как еще одна

женщина.

Хитрый тролль попытался нарисовать бедной Ингеле этот образ

довольно туманно, в стиле если и не сюрреализма, то по

крайней мере импрессионизма. По всем призрачным штрихам,

которыми он накидал силуэт этой женщины, выходило, что это

была роковая женщина. Тролль очень обрадовался, когда понял,

что его осторожные попытки более точно объяснить, что это за

роковая женщина, имеют большой успех у публики.

Влюбленность обостряет интуицию до звериной, а Ингела была

- 235 -

влюблена в тролля уже давно. Как удачно сложилось, что

однажды она смогла подсмотреть забытую им фотографию на

его письменном столе!.. Оказалось, что пьеса, которую тролль

судорожно придумывал только сейчас, самой Ингелой была

частично прочитана несколько раньше. Это значительно

облегчало его задачу.

– Это она? Эта русская? – дрожащим голосом спросила Ингела.

– Да, – трагическим голосом признался тролль и с облегчением

вздохнул. Но постарался сделать так, чтобы Ингела приняла это

за тяжелый вздох. Для этого тролль быстро поднял на нее

большие виноватые глаза и тут же испуганно отвел их в сторону.

– Но почему ты не можешь оставить ее? – спросила Ингела.

– Это очень длинная и очень тяжелая история, – как можно

медленнее произнес тролль. Получилось значительно. В

действительности тролль, конечно, не имел даже отдаленного

представления о том, что это могла бы быть за история. –

Скорее, она не может оставить меня, – на всякий случай уточнил

он.

– Не понимаю, – прошептала Ингела.

«Еще бы, я и сам не понимаю», – чертыхнулся про себя тролль,

но тут же сделал над собой героическое интеллектуальное

усилие. Что-то сказать было сейчас необходимо. Вот только что?

– Я не хотел бы говорить сейчас об этом, – сказал он как можно

более печально. Но он и сам понимал, что эта туманная реплика

могла лишь дать ему некоторый выигрыш во времени, не

больше того. Ингела смотрела на тролля грустными глазами,

наполненными слезами. «Нет, все-таки стоило бы сейчас с ней

переспать», – опять похотливо напомнил ему внутренний голос.

И опять тролль оказался выше этих низменных инстинктов, дело

было важнее.

– Понимаешь, девочка моя дорогая... – Тролль мучительно тянул

слова. – Эта женщина из России...

Что он этим хотел сказать, одному Богу известно, но Ингела, как

ни странно, немного помогла ему:

– Здесь замешан КГБ?

Тролль с интересом посмотрел на девушку. А что, неплохая

мысль. Россия и КГБ всегда помогают напустить максимум

тумана.

– Не стоит об этом, – тяжело опустил голову тролль. – По

- 236 -

крайней мере не сейчас.

«Очень неплохо», – еще раз отметил он про себя. Пожалуй, на

этом интригу можно пока приостановить. Все предельно ясно.

Роковая женщина из России. Раз она из России, наверное, за

ней по следу идет КГБ. Он, как благородный человек, не

способен бросить женщину в таких обстоятельствах. При этом

женщина красивая, и Ингела это знает, конспективно напомнил

сам себе тролль.

«Ну теперь, деточка моя, подумай сама, как бы ты решила эту

проблему, – удовлетворенно подумал он, внимательно

разглядывая Ингелу. – Интересно, догадается она или нет, что

теперь нужно сделать? Должна догадаться».

Теперь можно было и выпить.

– За тебя, девочка моя дорогая, – сказал тролль, приподняв

стакан с виски. – За то, чтобы в жизни твоей все сложилось

счастливо.

Голос его в этом месте правильно дрогнул, и Ингела всхлипнула,

вытирая слезы.

– Не нужно плакать, не нужно, – прошептал ей тролль голосом

человека, который уже прожил свою жизнь до конца. – А теперь

иди...

Ингела поцеловала его в щеку и молча пошла к выходу. Жаль,

что он прямо сейчас не мог ей сказать, где в этот момент

находится русская. Ну ничего, пусть совсем мало, но время еще

есть. Нельзя суетиться, все должно быть естественно.

Тролль искренне залюбовался длинноногой фигуркой Ингелы,

пока смотрел, как она уходила. «А все-таки надо было...» –

попытался опять было сказать внутренний голос. Кажется, ни о

чем другом он сегодня говорить не хотел.

Что ж, если он все правильно рассчитал, теперь дело остается

за Потоцким... Впрочем, додумать эту мысль Густавссон не

успел. Зазвонил телефон. Это был охранник из офиса Бюро, в

котором только что случился пожар.

 

29

 

Прошли уже сутки с того счастливого мгновения, как Людмила

Волкова обрела новое имя, а вместе с ним новую жизнь и своих

единственных родителей из Америки. Мистер и миссис

- 237 -

Трофимовы на следующее утро покинули свою дочь: они теперь

торопились в посольство, чтобы как можно скорее уладить все

формальности и подготовиться к перелету в Штаты.

Новые гости на рыбацкой ферме больше не появлялись,

отсутствовали даже высокий пожилой джентльмен и фрекен Бок.

Наверное, теперь они отправились на заслуженный отдых,

выполнив свою задачу, решила Людмила. Это значило, что ее

главных похитителей вполне устраивало ее нынешнее

поведение. Среди этих главных она безошибочно вычислила

высокого спортивного шведа средних лет, который приезжал на

рыбацкую ферму вчера вместе с молодой девушкой с очень

странным взглядом.

С ней теперь только охранники, даже кухарка сегодня не

приехала, правда, съестных запасов в доме оставалось еще как

минимум на неделю. Охранники, похоже, несколько ослабили

свою бдительность. Совершая уже привычную свою прогулку по

побережью, Людмила почувствовала, что охранник маячит где-то

за ее спиной по-прежнему, но напряжения, которое ощущалось

раньше, уже не было.

Они ей поверили. Хотя бы настолько, насколько это вообще

было возможно в такой особенной ситуации. Значит, свою

первую задачу она выполнила. Теперь оставалось только понять,

что будет дальше. Что бы ни было, она прекрасно понимала, что

с этим морем и чайками придется расстаться в самое

ближайшее время.

 

* * *

 

Уже возвращаясь к дому, она увидела довольно необычную для

здешних мест картину. Около дома припарковался автомобиль.

Это была обычная патрульная машина с мигалками на крыше и

надписью «Полиция» на борту. Мигалки были выключены, а

двери машины открыты с двух сторон. Около нее стояли двое

мужчин: один из них в штатском, Людмила обратила внимание

на то, что его лицо сразу внушало симпатию, второй –

здоровенный блондин – был в полицейской форме. Людмила

спиной ощутила, как вздрогнул, заметив полицию, следовавший

позади нее охранник.

«Интересно, что это? – подумала она. – Нарушение сценария

- 238 -

или так у них и было задумано?»

Дверь в дом также была открыта, на его пороге стояли два

охранника и с озабоченным видом смотрели на незваных гостей.

Блондин в полицейской форме жизнерадостно похлопывал

резиновой дубинкой по своей ладони и насмешливо

рассматривал немногочисленную публику на крыльце.

Чувствовалось, что его сложившаяся ситуация чем-то радовала.

«Похоже на случайное недоразумение, – подумала Людмила. –

Было бы похоже на случайность, – тут же поправила она себя, –

если бы не этот второй в гражданском костюме». Дело было

даже не в том, что стандартный полицейский экипаж обычно

состоит из двух полицейских в форме. Дело было еще в чем-то.

Интуитивно она почувствовала, что этот штатский оказался в

полицейской машине по какому-то особенному случаю. Если он

даже и полицейский, то явно не обычный патрульный, а значит,

неожиданный интерес полиции к рыбацкой ферме проявился не

так уж случайно. С другой стороны, если игру с Людмилой

Волковой ведут серьезные организации – а в этом уж она ни

капли не сомневалась, – то вполне может быть так, что полиция

играет какую-то отведенную ей роль во всем спектакле.

Впрочем, не стоит тратить слишком много времени на гадания

на кофейной гуще. Скоро все должно, так или иначе,

проясниться. В этом Людмила оказалась права, дальше события

развивались достаточно быстро. Правда, нельзя сказать, чтобы

многое сразу прояснилось. Скорее наоборот, еще больше

запуталось.

Заметив Людмилу, мужчина в штатском повернулся к ней,

приветливо улыбнулся, будто бы узнал ее лицо, и вдруг спросил

без всякого акцента по-русски:

– Вы Людмила Волкова?

«И что теперь прикажете отвечать? – ехидно подумала она. –

„Да, я Людмила Волкова“? Или „Нет, я Джессика Трофимова“?»

Она осторожно кивнула. Полицейский, казалось, не обратил на

нее особого внимания, хотя и вовсе не удивился ее появлению.

Охранник за ее спиной замер в ожидании событий.

– Мы приехали за вами, – сообщил ей мужчина в штатском.

Почувствовав в девушке некоторую неуверенность, он теперь

направился к ней. Охранники внимательно наблюдали за этой

сценой.

- 239 -

А напряжение действительно было. Все это шоу с полицейской

машиной вполне могло быть проверкой лояльности Людмилы, не

более того. И тогда понятно, почему так странно укомплектован

экипаж патрульной машины. Но не слишком ли грубой выглядела

бы такая проверка?

– Вы не предъявили ваших полномочий! – вдруг подал голос с

крыльца старший охранник.

– Каких еще полномочий? – удивился полицейский и захлопал

дубинкой по ладони еще сильнее. – Мы же не собираемся

входить в ваш дом – значит, никакой ордер на обыск нам не

нужен.

– Девушка живет в этом доме, – сказал охранник.

– Только не заставляйте меня думать, что в нашей свободной

стране кого-то насильно могут удерживать в каком-то доме. Я же

вас в этом не подозреваю. А если бы подозревал, вы бы сейчас

отправились со мной в участок, – веско объяснил блондин. Его

аргументация подействовала, и охранники замолчали. – Вот так,

– удовлетворенно сказал блондин и почти приветливо улыбнулся

им.

 

* * *

 

– Люда, прошу вас, не будем терять времени, – тихим голосом

сказал Потоцкий, подойдя к Волковой.

Людмила смотрела прямо ему в глаза, словно пыталась там

найти ответ на свой вопрос. И тогда Потоцкий облегчил ей

задачу, сказав несколько слов, которые его еще в Москве

просили передать Волковой, если возникнет вопрос о доверии.

– Девушка едет с нами, – объявил Потоцкий, обернувшись к

полицейскому.

– Куда ей захочется, туда она и едет, – пожал плечами

полицейский, злорадно глядя на охранников, и специально для

них пояснил: – Это потому что у нас свободная страна, господа!

Для пущей убедительности, когда они выезжали с дворика

рыбацкой фермы, блондин включил оглушительную полицейскую

сирену. Охранники, услышав этот звук, не сговариваясь

поморщились.

 

* * *

- 240 -

Через десять минут езды блондин принял вправо и остановил

машину около маленького «пежо», который мигал аварийками на

обочине. Людмила вопросительно посмотрела на Потоцкого.

Водительская дверца «пежо» открылась, и из машины вышла та

самая странная девица, которая приезжала вчера на рыбацкую

ферму вместе со шведом. «Как тут у них все интересно», –

только и подумала Людмила. Никакой радости во взгляде

девушки она не нашла, та по-прежнему смотрела на Людмилу,

как на ядовитую змею. Кажется, ее звали Ингела – Людмила

вспомнила, что швед представил ее вчера.

Зато полицейского блондина Ингела приветствовала радостной

улыбкой, и он просиял в ответ.

– Что происходит? – спросила Людмила Потоцкого. Теперь они

вдвоем оставались в полицейской машине, блондин ворковал с

Ингелой на обочине.

– Боюсь, всего сразу не расскажешь, – улыбнулся Потоцкий, и

эта улыбка немного успокоила Людмилу. Не может так человек

улыбаться, когда готовит тебе какую-нибудь гадость. – Могу

объяснить пока только вкратце. Эта милая девушка...

– Да уж, очень милая, – задумчиво сказала Людмила.

– Похоже, у вас с ней какая-то взаимность, – заметил Потоцкий,

поймав взгляд Людмилы. – Так вот, эта милая девушка помогла

мне вас найти. Она же связалась со своим приятелем в полиции,

который вызвался нам помочь. У нее много приятелей в

полиции, потому что ее папа работает старшим полицейским

инспектором.

– То есть это не вполне официальная полиция? – уточнила

Людмила.

– Не вполне, – согласился Потоцкий. – Это просто друг из

полиции. Поэтому он и не мог бы обыскать дом, если бы вы

оказались там. Ингела это предусмотрела. Она сидела в засаде

с биноклем, как заправский шпион, и ждала, когда вас выведут

на прогулку по берегу. А ее приятель из полиции караулил

неподалеку.

– Какая умная девочка, – с непонятной интонацией сказала

Людмила.

– А главное – очень ревнивая.

– Что? – не поняла Людмила, но ответить Потоцкий не успел. За

руль вернулся Юхан – так звали блондина, – и они поехали

- 241 -

дальше.

– Мало времени, – озабоченно сказал Юхан, глянув на часы. –

Через полчаса я должен появиться в участке.

Некоторое время он молчал, а потом очень гордым голосом

сказал:

– Я сегодня уже три раза нарушил должностные инструкции.

– Похлопочите там у себя об ордене для норвежского офицера,

– тихо шепнул Потоцкий Людмиле по-русски.

– Что значит «похлопочите»? Сами похлопочите у себя.

– У меня в организации орденов не выдают, – сказал Потоцкий. –

Только у вас.

– Чего-то я не понимаю...

– И не пытайтесь.

 

* * *

 

Она недоуменно смотрела на Потоцкого несколько секунд, а

потом вдруг поняла, что они говорят о какой-то сущей ерунде.

Еще она только сейчас поняла, что страшное наваждение,

которое происходило с ней последние полтора месяца, уже

позади, что рядом с ней впервые за все это время сидит парень,

приехавший из Москвы, что фрекен Бок больше не будет колоть

ей наркотические инъекции...

Людмила вздрогнула и заплакала, уткнувшись Потоцкому в

плечо. Сначала тихо, а потом все громче и громче.

 

* * *

 

Ингела села за руль своего «пежо» и посмотрела на

отъезжающую полицейскую машину. Девушка довольно

улыбнулась и слегка побарабанила пальцами по рулю в знак

своей победы: ее план удался. Опасная русская женщина теперь

покинет Осло, и, главное, она покинет навсегда ее любимого

мужчину Эрика Густавссона. Угрызения совести Ингелу

нисколько не мучили. Она отдала русскую красавицу в надежные

руки ее же соотечественника, который наверняка разберется с

русской мафией со знанием дела. Не втягивать же было, в

самом деле, в подобного рода разборки такого ученого, как

господин Густавссон. Так что за эту русскую змею можно было не

- 242 -

волноваться. Хотя, откровенно говоря, Ингелу не так уж сильно

волновало, как дальше сложится судьба Людмилы. Сложится

как-то, можете не сомневаться! Достаточно было только один раз

увидеть эту рыжую бестию, чтобы понять, что она-то как раз

нигде не пропадет. Эти русские женщины те еще штучки... Это

мафия должна их опасаться, а не они мафию. Ее милый

наивный профессор Густавссон что-то перепутал.

Коварный план в голове Ингелы сложился как-то сам собой.

Однако теперь она не смогла бы сказать точно, произошло ли

это в тот чудесный вечер, когда Эрик признался, как много она

для него значила, или этот план родился чуть позже, когда

господин Густавссон взял ее с собой на рыбацкую ферму Бюро.

Кстати, это было довольно недальновидно с его стороны. Одно

дело, что Ингела видела раньше рыжую красавицу на

фотографии, которую швед случайно оставил на письменном

столе. Совсем другое – когда Ингела увидела ее в жизни. О, в

жизни она оказалась куда более опасна, чем на снимке, флюиды

опасности прямо-таки искрились вокруг этой роковой женщины!

Нужно быть таким оторванным от земной жизни, каким был

профессор Густавссон, чтобы не замечать столь очевидных

вещей. «Милый-милый, доверчивый Эрик, наверное, ты и в

самом деле очень талантлив в своих загадочных науках, но в

обычной жизни ты ничего не понимаешь, ты способен

поскользнуться на ровном месте, не говоря уже о том, чтобы

попасть в заранее расставленную для тебя ловушку. Ну ничего,

теперь все эти бытовые проблемы больше не будут тебя

касаться, – подумала с любовью Ингела. – Теперь я смогу

защитить тебя – навсегда и ото всех».

Конечно, еще какое-то время он будет думать, что совершил

огромную ошибку, взяв ее с собой на рыбацкую ферму. Только

благодаря этому она и узнала, где находится русская. Вовсе это

не было ошибкой с вашей стороны, дорогой профессор

Густавссон! Это само провидение вмешалось в ситуацию, чтобы

спасти от неприятностей вас и подарить наконец давно

желанное счастье скромной норвежской девушке Ингеле. Ничего,

когда-нибудь это поймет и сам профессор, хотя поначалу,

наверное, будет сердиться на Ингелу. А потом поймет и простит.

Это если еще узнает, каким образом она здесь замешана.

Девушка постаралась сделать так, чтобы не оставить своих

- 243 -

следов. Охранники на рыбацкой ферме не видели ее в

полицейской машине. Да и в самой полиции никаких заявлений

она не оставляла, младший инспектор Юхан Боргнэс, давно уже

питавший растущие симпатии к дочери своего старшего коллеги,

просто оказал ей дружескую услугу. При этом он вовсе не

нарушал норвежских законов. Наоборот, они сделали все так, как

положено было сделать, – помогли скрыться иностранке,

которую преследовала мафия с ее родины. Просто не было

никаких лишних протоколов и прочих формальностей, только и

всего. Раз эти люди на рыбацкой ферме так быстро

стушевались, увидев полицейскую форму, значит, закон и

справедливость были не в полной мере на их стороне. «А рыжая

бестия сама захотела уехать с русским мужчиной, так прямо

сразу за него и ухватилась, – неприязненно подумала Ингела, –

не вспомнила, наверное, даже на минутку о профессоре

Густавссоне, который столько возился с ней. Ну и хорошо, что не

вспомнила. О профессоре как раз теперь есть кому

позаботиться, не волнуйтесь!»

Здесь нужно заметить, что коварство Ингелы было довольно

незатейливым. Задача содержала в себе уравнение с

классическими составляющими любовного треугольника. Любая

девушка в ее возрасте догадалась бы, как следует его решить.

Другое дело, что далеко не любая девушка отважилась бы на

сам поступок. И этим Ингела сильно отличалась от многих своих

сверстниц. Решение подсказала ей сама жизнь, когда на

Холменколлене появился такой неожиданный персонаж, как

Андрей Потоцкий. Одно то, что он приехал из России, уже

подсказывало ей путь к спасению своей любви. То, что при этом

Потоцкий оказался довольно хорош собой и вообще

привлекателен как мужчина, нисколько не осложнило задачу, а,

наоборот, упростило ее. У Ингелы было не так уж много времени

на реализацию своего плана действий. Она могла попросту не

успеть завести дружбу с этим русским, ведь дружба эта должна

была оказаться в конечном итоге очень сильной – такой, чтобы

Потоцкий решился на очень серьезный поступок по просьбе

Ингелы. На дружбу, иными словами, требовалось слишком много

времени, а его как раз не было. Поэтому девушка и выбрала

путь куда короче и куда эффективнее. Всякие ханжи, конечно,

могут сказать, что этот путь отличается также и сомнительностью

- 244 -

– особенно для влюбленной в другого мужчину девушки. Но

любовь, господа, требует жертв, и порой довольно серьезных!

Хотя, если уж совсем откровенно, Ингела вовсе не считала ночи,

проведенные с Потоцким, слишком уж большой жертвой со

своей стороны. Даже наоборот... Впрочем, в такие нюансы она

не хотела бы теперь углубляться.

Теперь куда важнее было то, что ее план удался. Это было

главным. Теперь уже все волнения и сомнения позади.

Она очень надеялась, что русский откликнется на просьбу о

помощи, когда услышит о том, что в беде оказалась его

соотечественница. Русский произвел на нее впечатление

человека, который не откажет ближнему в помощи. И, что еще

очень важно, человека, который не побоится вмешаться в какую

то ситуацию, чтобы помочь другому. Это Ингела сразу

почувствовала интуитивно. И тут еще, конечно, обстоятельства,

при которых ему пришлось узнать про свою соотечественницу...

Вот она, кстати, разница между просьбой, с которой к тебе

обращаются по-дружески, говорят: «Помоги, ты же мне друг, или

как?» И совсем другое, когда просьбу тебе шепчет на ухо

горячими губами девушка, которая лежит рядом с тобой в

постели и с которой только что ты испытал редкое блаженство.

Но это теперь Ингела могла так все хорошо объяснить себе и

разложить по полочкам. Она поступила так первый раз в жизни,

и, самое честное слово, никогда раньше ей и в голову не могло

прийти, что она на такое способна. Никаким разумом, никакими

планами она не руководствовалась, когда в первую ночь

оказалась в спальне Потоцкого. Ее втолкнула туда какая-то

звериная интуиция. Что совершенно неудивительно, потому что

когда дело касалось профессора Густавссона, Ингела нередко

ощущала себя настоящей львицей в джунглях, а вовсе не

цивилизованной скандинавской девушкой, учащейся

университета города Осло.

Конечно, она постаралась описать Потоцкому ситуацию в самых

ярких красках. Но разве она их сгустила? Вовсе нет. Она

рассказала ему все как есть. Про то, что рядом с Осло прячется

от страшной русской мафии некая рыжеволосая красавица из

России, что профессор Густавссон, будучи крайне благородным и

порядочным человеком, вынужден заботиться о ней и скрывать

ее местонахождение от плохих людей, что наверняка это мешает

- 245 -

нормальной жизни и важной научной работе, которой занимается

профессор, а то и вовсе создает для него какую-то угрозу,

которую сам он еще не понимает. Наконец Ингела полностью

открылась Потоцкому, рассказав ему, что она уже давно любит

Эрика Густавссона и решила посвятить этому человеку всю свою

жизнь, что она боится за профессора, потому что он совершенно

не представляет себе, какие могут быть последствия для него,

если русская мафия узнает, что он стоит на ее пути... О том, что

она боится куда в большей степени того, что рыжеволосая

ведьма окончательно околдует ее профессора, Ингела

благоразумно умолчала. Вообще она старалась придать

портрету русской максимум привлекательности и даже

сексуальности, чтобы у Потоцкого появился дополнительный

стимул для спасения соотечественницы.

А потом она поведала ему, что ей случайно стало известно то

место, где скрывается русская. Это совсем недалеко от города, и

у нее появилась классная идея. Она прекрасно понимала, что

иностранец ничего не сможет поделать в этой ситуации, и тогда

вспомнила про своих друзей в криминальной полиции, где

работал отец...

К счастью, она не ошиблась в Потоцком. Он проявил именно то

благородство, на которое она и рассчитывала.

 

* * *

 

Все эти воспоминания пронеслись в голове Ингелы в несколько

мгновений, пока полицейская машина, за рулем которой сидел

младший инспектор Юхан Боргнэс, еще виднелась в конце

автострады. Она завела машину и, конечно, не обратила

внимания на то, что метрах в сорока позади ее «пежо» давно

уже стоял другой автомобиль, только водитель его забыл

включить аварийный сигнал.

– Полицейский с русскими уехал, девчонка пока стоит на дороге,

– сказал этот забывчивый водитель в телефонную трубку.

– Бросай, к черту, девчонку, – ответил ему голос Эрика

Густавссона. – Следуй за русскими, я пришлю к тебе сейчас

подкрепление.

 

* * *

- 246 -

«Так, Потоцкий, молодец! – подумал шведский тролль. – И

девчонка тоже не подкачала». Пока все шло по плану.

Густавссон контролировал его выполнение строго по пунктам,

стараясь не упустить из внимания ни одной детали.

По его расчетам, Ингела должна была вступить в дело вскоре

после того, как они вместе с ней побывали на рыбацкой ферме.

Туда он ее отвез с одной-единственной целью: чтобы она

хорошенько усвоила адрес и сообщила его Потоцкому.

Как и ожидалось, ближайшей ночью девчонка, накачанная до

предела ревнивыми фантазиями – а об этом тролль

основательно позаботился предыдущим вечером, – вновь

нырнула в спальню к русскому. Густавссон на этот раз создал ей

все условия, даже пораньше покинул резиденцию на

Холменколлене. От нее только требовалось нашептать русскому

адрес, больше ничего, но девчонка оказалась сущим дьяволом и

превзошла самые смелые ожидания тролля.

В его плане было два слабых места. Одно из них – это сам

момент освобождения русской пленницы из дома на море. Эрик

сначала не очень хорошо себе представлял, как русский будет

решать эту проблему. Прежде всего потому, что он так до конца

еще и не понял, что такое этот Потоцкий. Может ли он, к

примеру, затеять там перестрелку с охранниками или пойдет на

какие-то другие меры?

 

* * *

 

Но это была еще не главная проблема. И то, как она будет

решена, целиком зависело от ответа на главный вопрос. Это и

был вопрос о самом слабом месте в плане Густавссона. Вопрос

заключался в том, пойдет ли вообще Потоцкий на эту авантюру.

А чтобы это понять, нужно было сначала понять другое – кем

был в действительности Потоцкий?

Вариант первый. Он был на самом деле обаятельным и

довольно эрудированным русским миллионером, который

совершенно случайно попал в сложившуюся ситуацию.

Вариант второй. Он был миллионером, который еще не так

давно работал в русских спецслужбах, в России теперь таких

немало. Это был самый запутанный вариант, потому что он не

давал ответа на вопрос, известно ли было что-либо Потоцкому о

- 247 -

Людмиле Волковой до его знакомства с Густавссоном или нет.

Наконец, вариант третий. Не был Потоцкий никаким

миллионером, а был действующим сотрудником русской

разведки. И тогда прислан он был с одной только целью – найти

и вернуть на родину стратегически важную для российского

государства голову Людмилы Волковой. Об этом варианте

Густавссон размышлял и раньше. И долгие трудные

размышления на эту тему приводили его чаще всего к

отрицательному ответу. Слишком мало шансов встретить в этой

жизни профессионала разведки, который крутит, судя по всему,

довольно продолжительный роман не с кем-нибудь, а с

принцессой Сан-Касини Донателлой. Это во-первых. Во-вторых,

не Потоцкий все-таки искал выхода на Густавссона, все обстояло

совсем наоборот. В-третьих, ватиканский тайный агент Джузеппе

Торно был знаком с Потоцким еще и раньше, никакого

отношения к разведке тогда Потоцкий вроде бы не имел,

итальянец это подтверждал. Наконец, в-четвертых, с чего бы это

профессиональному шпиону так хорошо разбираться в вопросах

истории?

Вроде бы аргументов было достаточно. Но всегда в таких

случаях оставался пункт «в-пятых», который напрочь

опрокидывал все предыдущие пункты, а сам при этом

формулировался очень просто: а почему бы и нет?

Самое забавное заключалось в том, что сам шведский тролль

уже окончательно запутался, пытаясь понять, какой из трех

вариантов ипостасей Потоцкого теперь оказался бы удобнее

всего ему самому. Ситуация слишком изменилась с тех пор, как

в нее вмешались наглые американцы. Если раньше Густавссон

считал дело с русской компьютерщицей почти решенным, то

теперь приходилось подступаться к нему чуть ли не с самого

начала. И тут уж ему было не до Потоцкого. Одновременно

вести игру и с ним, и с американцами тролль не мог физически.

Зато чудесным образом совпадало присутствие в Осло

Потоцкого и Волковой в тот самый момент, когда на горизонте

нарисовались посланцы Дяди Сэма. Уж по крайней мере тролль

мог быть совершенно спокоен за то, что американцы ничего не

знают о существовании Потоцкого, а тем более о том, что он жил

сейчас у него на Холменколлене. Раз так, это был его,

Густавссона, козырь. Кем бы там ни был Потоцкий в

- 248 -

действительности, теперь он сыграет для американских зрителей

роль русского разведчика, который похищает у них из-под носа

свою соотечественницу. Комар носа не подточит – настолько

стройной и логичной представлялась такая картинка!

Другое дело, у тролля теперь прибавлялось забот: предстояло

еще отследить маршрут второго похищения Волковой и вовремя

вмешаться, чтобы в конце концов вернуть себе эту

сверхспособную девицу. И первоочередной задачей здесь было

не допустить того, чтобы Потоцкий сразу вывез ее в Россию.

Второй раз выкрасть оттуда Волкову троллю уже явно никогда не

удастся. Впрочем, это уже все были проблемы технического

порядка. Главное, что при этом снималась основная головная

боль – американцы. Потерять раз и навсегда эту Волкову тролль

рисковал только в двух случаях – если ее заполучат американцы

или если она окажется в России. Значит, ему предстояло сделать

все возможное, чтобы не допустить ни того ни другого.

 

* * *

 

Ингела оказалась настолько изобретательной девушкой, что,

сама того не ведая, помогла Густавссону решить проблему с

освобождением Волковой с рыбацкой фермы с минимальными

потерями. Шведский тролль чуть не взвыл от воcторга, когда

получил расшифровку ее переговоров с патрульным

полицейским Боргнэсом. Настолько элегантное решение ему

самому даже не пришло в голову. Тролль до конца, конечно, не

исключал возможности того, что где-то в Осло сейчас ожидает

своего часа группа русских коммандос, прибывшая сюда для

помощи Потоцкому. Пусть это был и ничтожный шанс, но все же

он был. А там, где коммандос, там не избежать лишнего шума и

пальбы. Для того чтобы пустить пыль в глаза американцам, это

был, что и говорить, неплохой ход. Но вообще насилия тролль

не одобрял, если только оно не было необходимым средством.

Вариант же, который Ингела предложила Потоцкому –

воспользоваться помощью одного-единственного норвежского

полицейского, – эту проблему полностью снимал.

 

* * *

 

- 249 -

За несколько часов до того, как полицейская машина Боргнэса

приехала на рыбацкую ферму, Эрик Густавссон распрощался с

Ингелой и Потоцким и покинул резиденцию на Холменколлене.

На этот раз он уселся не в свой традиционный «вольво», а в

мини-автобус с плотно зашторенными окнами. Это был

передвижной пункт технического контроля Бюро, оборудованный

по последнему слову техники. Тролль велел водителю проехать

два квартала и свернуть в переулок. Потом он включил все

мониторы и приготовился любоваться прямой трансляцией из

своей резиденции. Честное слово, эта лихая норвежская девица

нравилась ему все больше и больше! Он с одобрительной

улыбкой проследил за тем, как Ингела, оглядевшись по

сторонам, насыпает в кофейник какой-то порошок. «Надеюсь, не

яду она им сыплет», – не без иронии подумал он при этом.

Затем на другом мониторе тролль увидел, как Ингела выходит из

дома и приближается к машине со скучающими охранниками.

Вот она приглашает их войти в дом, чтобы выпить чашечку кофе

и взбодриться. «Сейчас вы точно взбодритесь, ребята!» –

хмыкнул тролль. Дождавшись, пока охранники выпьют кофе,

тролль посмотрел на часы и засек время. Интересно, сколько им

понадобится, чтобы уснуть? Через четверть часа оба охранника

полулежали в креслах с отвисшими челюстями и натужно

храпели. «Умница, хорошо хоть яду не дала!» – одобрил тролль.

А вот в зале показался наш друг Потоцкий, окинул

внимательным взглядом спящих охранников и последовал к

выходу вслед за Ингелой. Теперь они садятся в ее голубенький

«пежо» и благополучно отбывают на свою тайную операцию.

«Очень хорошо!» – подумал тролль. Вскоре он вернулся в

резиденцию и принимал сообщения от своих наблюдателей уже

в более комфортной обстановке.

Какое-то время все еще шло по плану. А вот потом начались

неожиданности.

 

30

 

– Не понял, – сказал Николай Дмитриевич.

– А чего ты, собственно, не понял? – мрачно ответил ему

коллега-генерал. – По-моему, все очень даже понятно.

Оба они руководили операцией, которая шла сейчас в Норвегии,

- 250 -

и только что выслушали последний доклад о сложившейся

оперативной обстановке на линии огня.

– Кто угодно, только не он, – сказал Николай Дмитриевич. Голос

у него при этом был подавленным.

– Остынь, все через это проходили. «Кто угодно, только не он»! –

передразнил коллега. – Я тебя давно предупреждал, Коля, эти

эксперименты до добра не доведут. Я, конечно, не знаю, кем он

был, этот твой малый. Но мне довольно того, что ты взял его в

дело со стороны.

– Что значит был? – поднял глаза Николай Дмитриевич.

– То и значит, для нас его больше нет, – спокойно сказал

коллега. – Если ты по-прежнему не желаешь ничего понимать,

почитай еще раз.

Он бросил на стол последнюю сводку из Осло.

– Что же ты так торопишься-то, Роман Владимирович? – покачал

головой Николай Дмитриевич.

– По-моему, я уже никуда не тороплюсь. По-моему, уже

приехали, тебе не кажется?

– А что, собственно, произошло?

– Ну, знаешь!.. Хочешь, я тебе заново перечислю, что такого,

собственно, произошло? Изволь! Сначала твой человек получает

приказ об окончании операции. Он исполнил приказ? Он

вернулся в Москву?

– Нет.

– Хорошо, то есть ничего хорошего. Но пойдем дальше. Наши

люди посещают эту самую рыбацкую ферму, потому что

вычисляют адрес по материалам, изъятым в офисе бюро

Густавссона. Но Волковой они там уже не находят. Кто еще мог

знать про этот адрес? Только твой малый. Странно, правда?

Тебе и этого мало? Мне бы уже было достаточно. Но есть ведь

еще удивительные факты, которые не оставили бы сомнений

даже у слепой и глухой мартышки! Предварительное

наблюдение, установленное за фермой, показало, что там твой

человек побывал не как-нибудь, а в компании с полицейскими,

на полицейской машине! Коля, неужели и этого тебе

недостаточно? Слушай, я понимаю, как это все тяжело, я

понимаю, что это твой человек, но наберись ты мужества,

посмотри правде в глаза.

– Пока еще ничего смертельного я не услышал, – невозмутимо

- 251 -

заметил Николай Дмитриевич. – То, что он не вернулся вовремя

в Москву, ничего не значит. Связь с ним крайне затруднена, какие

там новые вводные могли у него появиться, мы здесь не знаем.

Он принял самостоятельное решение исходя из ситуации. Такое

право у него было.

– И кто же ему его дал?

– Я.

– Не много на себя берешь?

– Сколько выдержу. Теперь дальше. То, что он приехал на

ферму на полицейской машине... или его привезли туда на ней

– этого мы пока с тобой не знаем, – тоже ничего еще не

доказывает.

– Ну хорошо, хорошо, допустим. Хотя я лично никаких вариантов

пока не допускаю. Но последний-то эпизод! С американцами!

Тоже ничего не доказывает?!

– С последним эпизодом я пока еще не разобрался, – честно

сказал Николай Дмитриевич. – Но не разобрался, Рома, это не

значит сделал вывод. Это значит, что нужно еще думать.

 

* * *

 

Последний эпизод, касавшийся зафиксированной встречи

Потоцкого и Волковой с американцами, установленными как

кадровые сотрудники разведки, действительно особого

оптимизма не внушал. Но Николая Дмитриевича смущала в этой

встрече какая-то неестественность. Со стороны Потоцкого это

было все равно что засветиться в обнимку с Люсей Волковой

перед входом в посольство США в Осло.

 

* * *

 

– Ты, Роман Владимирович, не забывай, что без этого парня мы

бы вообще сейчас не узнали, где находится Волкова.

– Я и не забываю. Только что это меняет? С кем не бывает –

был хороший парень, служил интересам родины, а потом устал,

стал уже не очень хорошим, тут ему еще немалых деньжат

предложили и безоблачную жизнь. Не исключено, что вместе с

той же нашей Люсей Волковой. Девица эффектная, пальчики

оближешь. И будут они теперь жить-поживать и добра наживать

- 252 -

где-нибудь, скажем, в Атланте. Почему бы и нет?

– Ты уже и Волкову в перебежчики зачислил? – зло

поинтересовался Николай Дмитриевич. – А ты не подумал, чего

же им тогда ее топить в Турции пришлось, чтобы к себе

вывезти? Почему же мирно не смогли договориться?

– А это как знать, пришлось им ее топить, или это она сама к

ним золотой рыбкой нырнула, – поднял палец Роман

Владимирович.

– Побойся Бога!

– Бога я боюсь, – согласился Роман Владимирович. – Ты зря так

на меня пыхтишь, между прочим. Я нашей конторе точно так же

необходим, как и ты.

– В каком смысле? – удивился неожиданному повороту Николай

Дмитриевич.

– А в том смысле, что мы с тобой, выражаясь современным

языком молодежи, как Инь и Ян.

– По-твоему, значит, Инь и Ян – это язык молодежи?

– А что? В наше с тобой время так не выражались. Но по смыслу

понятно. Ты хороший, я плохой. Ты романтик, я циник.

 

* * *

 

«Ну да, плохой и хороший лес, и стоят оба этих леса друг

напротив друга, а между ними дорога», – вспомнил Николай

Дмитриевич сказку жены, созданную для внучки.

Когда дверь за коллегой-генералом закрылась и Николай

Дмитриевич остался один, он пододвинул к себе сводку из Осло.

Полностью прочитать ее ему предстояло сейчас впервые,

впрочем, в устном докладе самые важные пункты должны были

быть отражены.

Итак, вырисовывалось следующее. Некоторое время назад наше

наблюдение за резиденцией Международного бюро научно

технических исследований, расположенной на Холменколлен в

Осло, зафиксировало чужих. Этим термином обозначалась

обычно ситуация, в которой наружное наблюдение выявляло

чей-то еще интерес к объекту, которым оно занималось.

Наблюдатели вызвали к себе подмогу, которая, в свою очередь,

села на хвост машине чужаков. Впоследствии было установлено,

что интерес к Бюро проявляли американцы. Работа пошла

- 253 -

дальше. Постепенно выяснилось, что как раз за последнюю

неделю заметно повысилась активность американской военной

разведки в Осло. С помощью резидентуры быстро вычислили

двух новых персонажей из этого ведомства, которые прилетели в

Норвегию совсем недавно, один из них работал под прикрытием

Госдепа, у другого была корреспондентская крыша. Как раз

работа по этим двум американским гражданам и привела к

совершенно неожиданному результату: американцев засекли во

время встречи с пропавшими из поля зрения сутки назад

Андреем Потоцким и Людмилой Волковой.

Наш сотрудник сообщал, что встреча американцев с русскими

происходила в баре международного центра в «Плазе» и

производила впечатление запланированной и весьма

доброжелательной с обеих сторон. «Психолог, блин! – подумал

зло Николай Дмитриевич. – Что же им было, стаканами друг в

друга швыряться, что ли, на глазах у ошеломленной публики?

Так, что тут еще есть? Содержание беседы неизвестно. Точное

время беседы установить не представилось возможным. А это,

интересно, почему? Ах вот оно что, – увидел генерал, – начало

встречи русской парочки с американцами отследить не удалось».

Он вчитался в отчет внимательнее. «Американцев потеряли у

входа в „Плазу“, а нашли уже в баре, когда они сидели с

Потоцким и Волковой, минут через пятнадцать. То есть как

именно они встретились, никто не видел. Забавно, а откуда же

тогда такой многозначительный вывод о том, что встреча

производила впечатление запланированной? Учитывая еще, что

и содержание разговора осталось никому не известным? А

многозначительность скорее всего для того и появилась, чтобы

замазать свой же собственный прокол, – догадался генерал. –

Запомним. Что еще? Вот... Точно так же, как у этого эпизода не

было начала, не было у него и концовки. Почему?»

Генерал прочитал это место несколько раз. Получалось, что

сотрудника отвлекло в этот момент от наблюдения какое-то

случайное обстоятельство. Так или иначе, когда он смог

восстановить наблюдение, ни американцев, ни русской парочки

за столиком уже не было. Это было довольно странно, если

учесть, что сотрудник, судя по его же рапорту, отвлекся всего на

одну-две минуты, не больше. Так быстро посетители бара не

успели бы даже расплатиться с официантом.

- 254 -

«Чертовщина, – подумал Николай Дмитриевич. – Подлинная

чертовщина».

Итак, дальше сотрудник побежал искать американцев, он их и

нашел через какое-то время в холле Плазы, русской парочки

рядом уже не было. Тут как раз криминал отсутствовал. Этот

сотрудник работал по американцам и знать ничего не знал, что

русской парочкой так пристально может интересоваться Москва.

То, что американцы встречались именно с Потоцким и Волковой,

выяснилось уже позже, когда были получены фотографии

встречи.

 

* * *

 

«Ну и что прикажете делать с такой информацией?» – задумался

генерал, откинувшись на спинку стула.

«Андрюша Потоцкий, он же Саша Воронцов, вполне грамотно

находит подходы к шефу Бюро. Ну не без нашей, конечно,

помощи, – вспомнил на всякий случай генерал, – но основную

скрипку сыграл все же именно Воронцов. Он выходит на

Густавссона. Он после Крита летит в Норвегию, устанавливает

местонахождение этого загадочного Бюро. Он устанавливает

местонахождение похищенной Людмилы Волковой. Он получает

приказ вернуться в Москву, но не возвращается. А может быть,

ему становится известно, что Бюро планирует перепрятать

Волкову, и тогда он действует на опережение, не имея

возможности предупредить наших? Допустимо.

Потом он сам увозит Волкову вместе с каким-то полицейским.

Потом парочка вообще пропадает из виду и вдруг проявляется

на встрече с американскими военными разведчиками. И после

этого Потоцкий и Волкова исчезают уже окончательно».

Мог ли Роман Владимирович оказаться прав? Теоретически,

базируясь на анализе фактов, – вполне. Но разница между ними

заключалась как раз в том, что генерал знал Воронцова

Потоцкого, а его коллега нет. И потому прав Роман

Владимирович мог быть тоже только теоретически.

Что-то еще было в этом отчете по встрече американцев с

русской парочкой, что-то было еще важное, только генерал пока

никак не мог понять, что именно. За последний час в своем

кабинете он, казалось бы, пробежал его глазами раз двадцать.

- 255 -

Что же он упустил, что там такого оставалось?

«Когда что-то потерял и никак не можешь найти, ищи на самом

виду, – вспомнил он старую житейскую мудрость. – Ну и что у

нас на виду?» – подумал он, в который раз изучая отчет. И вдруг

застыл, не веря своим глазам.

На самом виду было время и место зафиксированной встречи.

Собственно, с этого отчет и начинался. Центр «Плаза», Осло,

двое суток назад, в 17 часов 15 минут по норвежскому времени.

«Может человеку в жизни хоть один раз сильно повезти или

нет?» – задумался генерал. Вечером двое суток назад он сидел

на даче и смотрел выпуск новостей. Он уже собрался выключать

телевизор, позевывая от скуки, когда увидел на экране лицо Иры

Протопоповой – корреспондента Первого канала.

 

* * *

 

Ира Протопопова была личностью во всех отношениях

незаурядной и яркой. Правда, при этом она жила в особом мире,

совершенно недоступном пониманию Николая Дмитриевича.

Появившись в Москве в самый разгар перестройки, Ира зорко

огляделась по сторонам и в скором времени вышла замуж за

известного в останкинских коридорах постановщика праздничных

телевизионных шоу. Убедившись, что, несмотря на всю ее

красоту и женский талант, телережиссер не собирается

ограничиться моногамными отношениями, Ирина не стала

тратить на него слишком много времени и, родив сына, ушла

вместе с ребенком к безумно влюбленному в нее молодому

музыканту. Тот в отличие от телережиссера вел себя безупречно

и на посторонних женщин не заглядывался, но второй брак у

Ирины не сложился уже по другой причине. Она сама пала

жертвой страсти на стороне, и на этот раз предметом ее любви

стал не кто иной, как подчиненный Николая Дмитриевича

перспективный майор Карписонов. К тому времени Ирина уже

была ведущей довольно популярного ток-шоу, и портреты ее

регулярно публиковались в телевизионных еженедельниках.

Узнав, что майор Карписонов собирается бросить семью и

жениться на этой штучке, в кадрах пришли в ужас и

одновременно засомневались в его перспективности.

Сам Николай Дмитриевич имел удовольствие лично

- 256 -

познакомиться с известной телеведущей, когда она как фурия

ворвалась в его кабинет. Пока генерал приходил в себя и

пытался ответить себе на вопрос, каким образом ей вообще

удалось проникнуть в здание, не говоря уже о его собственном

кабинете, Ирина Протопопова использовала фактор

неожиданной агрессии и повела немедленное наступление. Ей,

видите ли, стало известно, что ее жениха майора Карписонова

собираются отправить в долгосрочную служебную командировку

куда-то там в Африку, а об этом не может быть и речи, потому

что, во-первых, она не может бросить телевидение, а российские

телезрители, в свою очередь, никогда не простят потери такой

популярной и нужной народу программы. Во-вторых, прежде чем

принимать такие решения, неплохо бы сначала переговорить с

будущей женой майора. Когда Николай Дмитриевич робко

вспомнил, что вроде бы у энергичного майора в настоящий

момент была совершенно другая официальная жена, Ирина

Протопопова смерила генерала презрительным взглядом и

сообщила ему, что подобной бестактности от вроде бы

интеллигентного и тем более уж совсем пожилого человека

(дословно! – это Николай Дмитриевич тогда хорошо запомнил)

она никак не ожидала...

В общем, что и говорить, в ту первую их встречу ведущая Ирина

Протопопова произвела на генерала неизгладимое впечатление.

– Ты бы, майор, взвесил все, прежде чем решаться на такой

поступок, – только и смог сказать некогда перспективному

майору Николай Дмитриевич.

– А я все взвесил, товарищ генерал, и таково мое решение, –

смело ответил командиру Карписонов и посмотрел ему прямо в

глаза. Заглянув в них и приметив там бездну, Николай

Дмитриевич лишь горько про себя вздохнул. Он понял, что до

разума майора Карписонова никому не удастся достучаться

ближайшие несколько лет.

Самое забавное заключалось в том, как события развивались

дальше. Майор Карписонов ушел из семьи и скоро женился на

телекрасавице Протопоповой. Ирина ушла от молодого

музыканта, прихватив с собой общего с телережиссером сына.

Они пожили с майором Карписоновым на съемной квартире, но

через некоторое время Протопопова стала охладевать к майору

все больше и больше. Романтический ореол шпионской

- 257 -

профессии спал с могучих плеч Карписонова, а его бесконечные

рассказы про прослушки и слежки Протопопову стали

постепенно утомлять все больше и больше. К тому же и майор,

который уже не поехал в Африку на опасное задание, стал

потихоньку увлекаться спиртным и все чаще впадать в

депрессии. Тогда Протопопова, оценив ситуацию, собрала

чемоданы, забрала своего сына, общего с телережиссером, и

ушла обратно к молодому музыканту, который верно и терпеливо

дожидался ее в своей московской квартире. Надо, правда,

сказать, что это была квартира его пожилых родителей и они

проживали вместе с ним. Но и он, и его родители приняли

Протопопову и ее сына, общего с телережиссером, без единого

упрека.

Майор же Карписонов, растеряв свою перспективность, ушел из

разведки и, как ни странно, стал довольно удачным банкиром

средней руки.

Но забавное заключалось вовсе не в этих фактах, а в том, что

Николай Дмитриевич с тех пор и до сегодняшнего дня остался

очень дружен – с кем бы вы думали? – с Ириной Протопоповой!

Такова, кстати сказать, была судьба всех мужчин, которые с ней

знакомились и с которыми она сама желала поддерживать

отношения. Конечно, в случае с Николаем Дмитриевичем речь

шла о дружбе и ни о чем больше, но если говорить о других

мужчинах в жизни Ирины Протопоповой, то они так и тянулись

потом всегда за ней, словно крысы за волшебной флейтой

Нильса из известной датской сказки. Порой поздними вечерами,

когда Ирина возвращалась с эфира в квартиру своего

музыканта, туда же сбегались с тортиками и коньяком и первый

ее муж, телережиссер, и кое-кто еще с телевидения, и даже

майор в отставке, а ныне банкир Карписонов. Все они вместе с

самим музыкантом и его папой усаживались на кухне вокруг

стола и влюбленными глазами смотрели на Ирину Протопопову,

и было в этих сценах что-то от древнего идолопоклонничества.

– Это не просто женщина! – однажды мудро сказал

телережиссер, высоко подняв указательный палец, своим

собратьям по несчастью, среди которых был и бывший майор

Карписонов (они, кстати, теперь все очень дружили). – Эта

женщина послана нам Богом в качестве наказания нам,

мужчинам, за все наши прегрешения!

- 258 -

И все с ним согласились.

 

* * *

 

Николай Дмитриевич, разумеется, не входил в клуб мужей и

любовников Ирины Протопоповой, но вот дружил с ней с

искренним удовольствием. При всех своих странностях Ирина

была блестящим профессионалом, а это качество – довольно

редкое по нынешним временам – генерал особенно ценил в

людях, какой бы там ни была их частная жизнь. Кроме того, что

Протопопова обладала так называемой телехаризмой, то есть

способна была прошибить стекло телевизора и, что называется,

дотянуться до зрителя рукой, а выражаясь еще проще, повести

многомиллионную аудиторию в любом известном только ей

направлении, – так вот, кроме всего этого, было у нее и еще

одно редкое профессиональное качество. Как журналист,

Протопопова умудрялась находить совершенно уникальные

темы и раскапывать удивительные истории. И помимо этого, был

у телекрасавицы еще один очень редкий дар – оказываться в

нужное время в нужном месте, как говорят в американских

фильмах.

 

* * *

 

«Вот именно, в нужное время и в нужном месте!» – подумал

сейчас Николай Дмитриевич, вспоминая репортаж

Протопоповой, который он на днях увидел по телевизору.

Красивая Ира Протопопова стояла на фоне центра «Плаза» в

Осло, где проходила международная конференция по вопросам

континентального шельфа в Баренцевом море, в которой

участвовала, конечно, и российская делегация. А потом съемки

продолжились уже в самой «Плазе»...

Николай Дмитриевич быстро набрал номер мобильного

телефона Протопоповой.

– Привет, красавица! Ты уже в Москве?

– Не спит разведка! Приятно слышать, Николай Дмитриевич.

Только что вернулась из Осло.

– И как там – в Ослином царстве?

– Жутко, товарищ генерал! – радостно отрапортовала Ирина. –

- 259 -

Инфляция, безработица, голодающие трудящиеся, народные

бунты повсюду.

– Ты мне скажи, красавица, много ты там наснимала? – не

утерпел скорее перейти к делу Николай Дмитриевич.

– Как обычно...

– А остались у тебя эти, как вы их там называете... отходники?

– Чего-чего? – переспросила Ирина и тут же, поняв, что имел в

виду генерал, расхохоталась. – Исходники, Николай Дмитриевич,

исходники! В смысле исходный материал.

– А я думал, что отходники, потому что это то, что вы не

показываете по ящику, ну в том смысле, что они идут у вас в

отход.

– Гениально, мой генерал! Теперь я их так и буду называть – от

ход-ни-ки! Гениально!

– А где ты сейчас, красавица моя?

– Как всегда, на посту. В Останкино, Николай Дмитриевич!

– Так вот ты сиди там и никуда не уезжай. Я сейчас к тебе

приеду! – заволновался генерал. – А эти отходники у тебя с

собой?

– Так точно, товарищ генерал!

 

* * *

 

В кафе на первом этаже Останкино, несмотря на поздний час,

жужжала многочисленная публика. Здесь пересекался на

недолгие мгновения реальный и виртуальный мир России, и

любой простой телезритель, случайно попавший в телецентр,

чтобы посидеть на задней скамейке на записи какой-нибудь

лотереи, а то и на самом «Поле чудес», мог запросто увидеть за

соседним столиком известного телевизионного человека. А при

большом желании с ним даже можно было вступить в короткий

разговор. Наиболее отчаянные любители телевизионных

искусств и вовсе могли подойти к своему любимому

виртуальному персонажу, слегка хлопнуть его по плечу и бодро

поинтересоваться:

– Как жизнь, Лева?

Лева, конечно, поначалу шарахался от такого обращения и долго

честно пытался вспомнить лицо человека, который подошел к

нему с такой уверенностью, но не вспоминал и смущенно

- 260 -

пытался как-то выпутаться из неловкого положения. Дело в том,

что телеведущие действительно не всегда помнили людей,

которые к ним время от времени подходили, а потому боялись

понапрасну обидеть своим неузнаванием хорошего человека.

Поэтому Лева или кто другой из ведущих, к кому с такой

искренней радостью обращался неведомый поклонник, обычно

неуверенно кивали в ответ, мол, ничего жизнь, хорошо, спасибо...

А поклонник отходил, крайне довольный собой, и значительно

подмигивал своим приятельницам, которые сидели застенчиво

за дальним столиком и, конечно, только что видели его неземной

триумф.

Среди таких активных поклонников были, правда, и особенно

нагловатые, которые простым вопросом про жизнь не

довольствовались. Порой они подходили к какому-нибудь

телеведущему, одиноко сидевшему за столиком, молча

подсаживались к нему и тяжело вздыхали:

– М-да... Видел я тебя на прошлой неделе, Леха! Как-то ты

выдохся... Как-то у тебя ушел кураж, не замечаешь?..

Телеведущий ошалело смотрел на непрошеного гостя и молчал.

Гость понимал это молчание как полное согласие со своим

мнением, подбадривающе кивал ведущему и говорил:

– Ничего, это пройдет... – А потом задорно предлагал: – Выпьем,

Леха? Я угощаю!

Обидевшись на отказ выпить, активный поклонник возвращался

в компанию своих друзей и небрежно присаживался с

отсутствующим видом.

– Ты чего, знаком с ним? – спрашивали изумленные друзья.

Поклонник неопределенно качал головой, как бы не отрицая

такого предположения.

– И о чем вы говорили? – возбужденно интересовались друзья.

– Да так, – загадочным голосом отвечал активный поклонник. – У

нас с ним давние разговоры...

 

* * *

 

Вот в этом кафе в Останкино и сидела роскошная Ирина

Протопопова, одним глазом бдительно посматривая на главный

вход в ожидании Николая Дмитриевича. Эта женщина не из тех,

кого нужно долго искать глазами, подумал с привычным уже

- 261 -

восхищением генерал, сразу обнаружив Ирину среди

многочисленных обитателей кафе. Она сидела за крайним

столиком, но почему-то казалось, что теперь самый центр всего

кафе переместился именно в этот край.

«Вот что такое гвардия», – с уважением подумала Протопопова,

заметив в руке генерала маленький изящный букет. Пожалуй,

она не могла припомнить ни одного случая, когда Николай

Дмитриевич явился бы к ней без цветов. За исключением только

их самой первой встречи, но тогда явилась она к нему, а не он к

ней.

– Как звездная жизнь?

«А теперь гвардия обязательно поцелует даме ручку», – с

удовольствием подумала Протопопова, и генерал тут же

наклонился к ее руке для поцелуя.

– Звездим потихоньку, – ответила она и не смогла удержаться: –

Все-таки в мужчинах вашего поколения есть особый шарм.

Потомкам он, увы, не передался.

– Тебе ли жаловаться, деточка? – улыбнулся генерал.

– А что? Так, перебиваемся чем Бог послал, – кокетливо

улыбнулась Протопопова.

...Вот что его всегда профессионально останавливало в слишком

красивых женщинах, так это совершенно лишнее внимание

окружающих к собственной персоне. Николай Дмитриевич

отчетливо ощутил сейчас на себе чуть ли не с десяток взглядов,

которые доброжелательными назвать было трудно. Еще бы,

приплелся какой-то старый хмырь и теперь на глазах у

общественности посягает на общенародное достояние, которым,

безусловно, являлась Ирина Протопопова.

Стервозная телекрасавица, конечно, прекрасно понимала и его

переживания, и смысл окружавших их взглядов. В такое

положение они попадали уже далеко не в первый раз. И, как

всегда, она постаралась ситуацию обострить еще больше.

Протопопова придвинулась поближе к генералу, обняла его

одной рукой за шею и приникла к уху, страстно зашептав:

– Мой генерал, вы приехали с заданием? Кого мне нужно убить и

как? Зарезать или пристрелить?

Скрипнув зубами, Николай Дмитриевич с трудом сохранил

спокойное выражение лица и тихо сказал:

– Что же ты делаешь, деточка? Зачем тебе это?

- 262 -

– А пусть подергаются немного, – невозмутимо ответила

Протопопова. – Да и имиджу не повредит. Неизвестный

бойфренд с цветами. Наверняка здесь ошивается парочка

корреспондентов из «Экспресс-газеты». Завтра, глядишь,

напишут.

– Насчет бойфренда, конечно, спасибо за комплимент... – с

легким смущением сказал Николай Дмитриевич. Злиться на нее

было невозможно. Во-первых, на нее вообще никогда

невозможно было злиться. А во-вторых, уж к этим ее шуточкам

он привык давно – собственно, с тех пор, как она их стала себе

позволять в отношениях с ним.

– А вдруг вас уже сфотографировали? Тайком? – Она сделала

испуганные глаза. – И завтра во всех газетах, представляете, вы

и я! «Последняя любовь Ирины Протопоповой»!

– Скорее уж последняя любовь пожилого бойфренда, – не так уж

весело пошутил генерал и вдруг осекся. У входа в кафе

показался вдруг не кто иной, как Женя Линдерман собственной

персоной. За топ-менеджером интимных интриг следовала

небольшая, но почтительная свита. Как это часто бывает в

похожих ситуациях, взгляды генерала и Линдермана тут же

пересеклись, и топ-менеджер заметно вздрогнул. Он

инстинктивно слегка поклонился Николаю Дмитриевичу и

прошествовал дальше в поисках свободного столика, но походка

его после такой неожиданной встречи заметно изменилась.

Вместо той царственной поступи, с которой он вплывал в кафе,

Женя теперь мелко засеменил вперед, чем несколько удивил

свою свиту.

Протопопова моментально отследила взгляд генерала и ехидно

присвистнула, опять повернувшись к нему:

– Ого, ничего себе бойфренд! Хотите сказать, что вы знакомы с

этим типом?

– А ты его тоже знаешь? – недовольно спросил Николай

Дмитриевич.

– Господи, да кто же его не знает, прохвоста такого?! – чуть не

всплеснула руками Ирина. – Можно сказать, живой укор

Уголовному кодексу.

– А что он, кстати, здесь делает?

– Работает, – пожала плечами Протопопова. – Роет свои

крысиные ходы.

- 263 -

– В каком смысле?

– В смысле ищет, кому бы впихнуть денег за то, чтобы

засветиться во всероссийском эфире.

– А я думал, он известности не ищет, – удивленно сказал

Николай Дмитриевич.

– Ошибаетесь, еще как ищет. Так и мечтает, когда его наконец

причислят к медиалицам. Насколько я знаю, ему сегодня крупно

повезло. Удалось сторговаться с программой... – Ирина хитро

улыбнулась, назвав известную фамилию ведущего.

– И как же его там подадут?

– Красиво, с приправами! – хихикнула Протопопова. – Как

сводника, конечно, как его еще можно подавать...

– Постой, так он же деньги платит...

– Конечно, платит. Кто же его тут бесплатно будет показывать?

– Так его же сводником назовут. Или там сутенером. А он за это

платит?.. – опять не понял генерал.

– Все верно, мой генерал! И сутенером его назовут, и сводником,

а он будет платить за такой великолепный пиар, потому что

бесплатно его вообще никак не назовут и не покажут.

– Что-то я не понимаю ваши правила игры.

– Да это не наши правила, это его правила, – охотно пояснила

Протопопова. – Его любой скандал устроит, ему все равно. Это

вот вы обидитесь, если вас сутенером в эфире назовут...

– Не наглей! – строго сказал Николай Дмитриевич, внутренне

вздрогнув от такой перспективы.

– Вот видите, уже напряглись! – радостно заметила Ирина. – Ох

и нравится мне ваше поколение, товарищ генерал, честное

слово! Возьмите меня к себе жить!

– Змея, – коротко откомментировал генерал.

– Хорошо, я буду жить у вас в банке.

– В каком еще банке?

– В какой. В стеклянной банке. Я змея и готова жить у вас дома

в стеклянной банке.

 

* * *

 

Николай Дмитриевич заметил нервные взгляды, которые время

от времени на него кидал Женя Линдерман из-за своего столика.

Генерал, конечно, понимал, что, поехав в Останкино, он рискует

- 264 -

нарваться на лишние встречи, но уж Линдерман при этом никак

не входил в его планы. Можно, разумеется, было запросить

съемочные материалы Протопоповой официально у руководства

канала или, проще простого, позвонить самой Ирине и

договориться, чтобы она привезла их к нему. Но на все это ушла

бы уйма времени, а терять его совсем не хотелось. Честно

сказать, даже засиживаться в останкинском кафе ему сейчас

было не очень-то с руки, но здесь уж нужно было соблюсти

этикет в отношениях с теледивой.

Как только генерал собрался все-таки попросить Протопопову

подняться с ним в редакционную комнату, чтобы отсмотреть

материал, к их столику подвалила радостная компания

телевизионных коллег во главе с очень популярным некогда

ведущим, который сейчас временно трудился на дециметровых

каналах.

– Любовь моя! – закричал ведущий и, блеснув знаменитыми на

всю страну очками, кинулся обнимать Протопопову. – Какая же

ты все-таки у нас сексуальная! Даже в таком закрытом платье!

«Учись разговаривать с женщинами», – сказал сам себе Николай

Дмитриевич и вздохнул. Теперь придется еще отсидеть как

минимум полчасика в этой компании. «До чего же они на

телевидении все обожают целоваться!» – почему-то подумал он,

наблюдая, как тщательно расцеловывались между собой все

присутствовавшие за столиком. Они ведь не просто целовались,

они при этом внимательно следили за тем, чтобы никого не

пропустить, иначе будет нарушен этикет. «Вот бы и нам ввести

такое правило в конторе», – весело предложил сам себе

Николай Дмитриевич.

 

* * *

 

– Так вот, душа моя, – обратился ведущий к Протопоповой, – я

тут объясняю молодежи понятие ночного монтажа.

– А-а! – уважительно кивнула Ирина, и ведущий обратился к

молодежной аудитории, которая составляла основную часть его

свиты. Вернее сказать, что он в большей степени обращался к

одной только представительнице молодежи – самой юной и

самой симпатичной во всей толпе, которую он привел вместе с

собой.

- 265 -

– Вам, кстати, тоже будет интересно, профессор, – заметил

ведущий Николаю Дмитриевичу.

Благодаря Ирине они уже были знакомы. Ирина была негласным

проводником генерала в сложной культурной жизни столицы.

Если бы не она, не видать бы ему как своих ушей последних

выставок и премьер. Раз в квартал он позволял себе теперь

такую слабость. На какой-то премьере они и познакомились с

ведущим, Ирина представила его профессором каких-то очень

точных наук, это был довольно грамотный ход, потому что в этой

области ведущий поддержать разговор явно не смог бы.

– Ночной монтаж сломал много судеб в истории телевидения, –

поучительным голосом сообщил ведущий. – Но без этого

явления телевидение немыслимо.

– Маэстро, вам бы уже пора Ветхий Завет телевидения писать, а

не о ночных монтажах вспоминать, – заметила ехидно

Протопопова.

– А чего его писать? Я сам и есть его Ветхий Завет, – ничуть не

смутился маэстро. – Так вот, дети... – Он опять нашел взглядом

самую юную и симпатичную, вдохновился и продолжил свой

увлекательный рассказ.

– Не беспокойтесь, скоро пойдем в редакцию, – успела ему

шепнуть Ирина. – Вам, как я понимаю, нужна Норвегия?

– Мне нужно то, что ты снимала в «Плазе». Все-все, до секунды,

– так же шепотом ответил ей генерал.

Протопопова кивнула и достала свой мобильник.

– Микола? Это я, твоя повелительница, – командным голосом

сказала она трубке. – Через десять минут чтобы как штык был в

редакции. И выложи на мой стол все пленки из Осляндии.

Усвоил?

– ...И поэтому знайте, дети, когда кто-то вам звонит поздним

вечером и предупреждает, что останется на ночной монтаж, этот

человек лжет вам, ибо не было в нашей истории ночных

монтажей, которые не заканчивались бы любовной

вакханалией... Если мы, конечно, говорим о настоящих ночных

монтажах, – на всякий случай уточнил маэстро, видимо, что-то

вспомнив.

– Не бойся, девочка, – сказала Протопопова самой юной и самой

симпатичной, которая при последних словах маэстро почему-то

слегка испугалась. – Он сам у нас уже давно не монтирует, –

- 266 -

кивнула она в сторону ведущего.

– Ты змея, Протопопова, – грустно констатировал маэстро.

– Черт, вот ведь удался день! – посмотрела Протопопова на

генерала радостными глазами.

 

* * *

 

– Ирочка! – услышал мужской голос позади себя генерал. Вот же

ж черт, нужно быстрее уходить из этого кафе.

Поскольку места за их столиком больше не было, вновь

прибывшая компания тут же устроилась за соседним. Ее

возглавлял видный деятель Государственной думы, переживший

уже несколько созывов благодаря своему тонкому

политическому чутью и грамотному лавированию в океане

фракций, движений и партий. Его сопровождала очаровательная

помощница-блондинка. «Господи, – вздохнул про себя Николай

Дмитриевич, – ну почему же у них всегда помощницы молодые

блондинки? Взяли бы хоть раз для разнообразия, скажем,

брюнетку...»

Помимо штатной помощницы-блондинки, в группе депутата в

этот вечер состоял еще молодой эстрадный певец, которого в

последнее время усердно раскручивали по разным телеканалам.

Певец пока скромно молчал, украдкой бросая из-под своих

пушистых ресниц внимательные взгляды по сторонам. Его явно

интересовало то, как местная публика на него реагирует.

 

* * *

 

– Ирочка, – укоризненно сказал бессменный депутат, – вы про

меня совсем забыли.

– У меня теперь нет программы. Я снимаю документальные

фильмы.

– Снимите меня в документальном фильме, – живо откликнулся

депутат.

– А на какую тему?

– Господи, солнце мое, да какая разница? – искренне удивился

депутат. – Что увидим, про то и споем.

– Вообще-то у меня сейчас проект про неравные браки, –

задумчиво сказала Протопопова.

- 267 -

– Отлично! – обрадовался депутат. – Я могу многое рассказать

про неравные браки.

– Потом еще мы начинаем кино про лилипутов, – уже откровенно

издевалась Протопопова, но депутат этого не заметил.

– Про лилипутов? – удивленно переспросил он.

– Ну да, – как бы рассеянно кивнула головой теледива. – Это

такая проблема теперь...

– Ну, вообще это серьезная проблема, – нерешительно

согласился депутат и слегка задумался.

– Планируется еще про шахидов, – невзначай вспомнила

Протопопова. Генерал уже догадался, что это маленькое шоу

она устраивает в качестве развлечения лично для него.

– Про шахидов я могу, – оживился депутат. – Это вообще моя

тема, вы же знаете, терроризм там всякий...

– Про терроризм сейчас важно, – неожиданно вклинился

молодой певец, картинно тряхнув своей эстрадной гривой.

«Господи, ты-то еще куда? – с тоской подумал генерал. – Что за

прыть!»

– Мы вчера, – певец таинственным взглядом указал на депутата,

– вместе были за зубцами. Как раз об этом там много говорили.

«За зубцами» – это означало «в Кремле», догадался генерал.

Теперь хоть понятно, зачем этот юнец встрял в разговор.

Протопопова посмотрела на юнца с зоологическим интересом.

– Вообще ситуация, конечно, серьезная, – весомо сказал депутат

и обвел всех тяжелым взглядом. – Преференции сильно

меняются, прямо на глазах...

– Чего меняется? – шепотом спросил Протопопову генерал.

– Не важно, не обращайте внимания, это такой птичий язык...

– Сейчас, понятно, еще играет выборная составляющая... –

увлеченно забормотал депутат, обращаясь уже куда-то внутрь

себя. Со стороны это немного походило на чтение каких-то

религиозных мантр. Певец с почтением их выслушивал, а

помощница-блондинка приобрела отсутствующее выражение

лица. Похоже, ей текст был хорошо знаком заранее.

– Ну ладно, – вдруг решительно встала из-за стола Протопопова.

– Вы тут пока порепетируйте, а нам с профессором нужно идти.

– Зря уходишь, любовь моя, – философски заметил маэстро

ведущий, до сих пор он молчал и с сарказмом смотрел на

депутата. – По-моему, товарищ очень интересно рассказывает...

- 268 -

– Дела, знаешь! – жестко ответила Протопопова. – Мне уже тоже

пора за зубцы.

Глянув напоследок на Женю Линдермана, генерал заметил, что

тот смотрит на него почти с открытой тревогой.

 

* * *

 

– Вы бы позвонили жене, предупредили, что остаетесь на ночной

монтаж, – ехидно посоветовала Протопопова, когда они вошли

наконец в редакцию, где их ждал вымуштрованный

повелительницей ассистент режиссера Микола.

– В каком это смысле? – покосился на нее генерал, вспомнив

рассказ-предупреждение телеведущего в кафе.

– Ничего личного, – успокоила его теледива. – Только бизнес.

Просто пленки, которые вы хотите посмотреть, займут несколько

часов.

Ирина включила монитор и примостилась рядом с Николаем

Дмитриевичем, держа руку на кнопках магнитофона.

– Итак, что нас интересует?

– В центре «Плаза» должен быть большой бар, огороженный

стеклянной стенкой.

– Да, конечно, я там стенд-апы снимала.

– Чего ты делала? – с подозрением спросил Николай

Дмитриевич.

– Не волнуйтесь, никакой эротики. Стенд-ап – это когда

корреспондент стоит в кадре и говорит свой текст.

– Ты была совсем рядом... – задумчиво сказал генерал. – Еще

мне нужно, если вы снимали, всякие там залы, коридоры,

двери... Да вообще все подряд, кроме выступлений на

конференции.

– Это точно до утра.

– Сможешь остаться?

– Всю эту ночь я буду вашей, мой генерал!

 

* * *

 

К счастью, техника позволила просматривать пленки на

скорости, иначе он бы и правда остался в Останкино до утра.

Сколько же они снимают, эти несчастные телевизионщики, чтобы

- 269 -

выдать в эфир всего пару-тройку минут!..

Ирина перед камерой смеется, что-то серьезно пытается сказать,

потом опять внезапно начинает смеяться, можно прокрутить

дальше... Хотя стоп. Позади нее виднеется проход к бару, стоит

посмотреть еще раз, не появился ли там кто-нибудь интересный.

Нет, пока все спокойно. Крутим дальше.

Местные секьюрити ходят по «Плазе», рыская направо и налево

внимательными глазами. Мимо. Дальше.

Прошел российский министр, поздоровался с Ириной.

Прошел норвежский министр, тоже поздоровался с Ириной.

Прошел какой-то китаец, не поздоровался.

Прошли какие-то... Стоп!

Николай Дмитриевич вытащил из кармана фотографии

американцев, которые встречались в «Плазе» с Потоцким и

Волковой. Сходится!

И куда они идут? Судя по всему, они еще не были в баре, они

только что вошли в «Плазу». Так, смотрим... Они просто идут

несколько секунд, потом камера выключается, и на мониторе

опять возникает красивая Протопопова, которая кокетничает с

оператором.

– Можно это как-то запомнить? – показал Николай Дмитриевич

на монитор.

– Элементарно, сейчас запишу тайм-код.

 

* * *

 

До утра, к счастью, им сидеть в Останкино не потребовалось.

– Когда захочешь, я тебя отведу в ресторан, – пообещал от

щедрот довольный генерал.

– Пошло, товарищ генерал! – откликнулась лишь слегка

уставшая Ирина. – Лучше скажите, я помогла родине?

– Ты моя умница! – Николай Дмитриевич даже чмокнул ее при

этом в нос.

– Родина помнит, родина знает?

– Не сомневайся!

Он не зря думал, что любому человеку хотя бы раз в жизни

должно очень сильно повезти. Ему как раз теперь повезло. И

шансы на это везение первоначально, между прочим, были

минимальные. Но ему повезло, черт возьми...

- 270 -

– А орден дадут? – спросила Ирина.

– Конечно, – сказал он. – Поедем с тобой, красотка, за зубцы и

получим там твой орден...

 

* * *

 

Наверное, это действительно такой особенный талант –

оказываться в самое нужное время в самом нужном месте,

подумал он с уважением о Протопоповой. Главное он теперь

знал. Встреча Потоцкого и Волковой с американцами в Осло

вовсе не планировалась. По крайней мере она не планировалась

самим Потоцким или Волковой. Американские коллеги сами

нашли наших ребят. Другой вопрос, как им это удалось. Это

первое обстоятельство.

А второе обстоятельство заключалось в том, что Потоцкому

удалось эту встречу вовремя прекратить и оторваться вместе с

Волковой от назойливых американских друзей. «Так что, дорогой

Инь, – вспомнил теперь с удовольствием Николай Дмитриевич

своего коллегу-генерала, – с выводами ты, как и говорил, явно

поторопился».

Что касается нашего сотрудника, следившего за встречей в

«Плазе», отвлекся он от своего занятия вовсе не случайно, как

ему показалось. Мелкий инцидент с поимкой карманного

воришки за его спиной в баре был кем-то грамотно

инсценирован. Пока сотрудника отвлекали, американцы вывели

Потоцкого и Волкову из бара.

И наконец, последнее. Потоцкий и Волкова в Осло были не одни.

Иными словами, за ними была установлена слежка. И самое

интересное, что, похоже, слежку эту затеяли не американцы.

Все это Николай Дмитриевич смог понять после того, как

отсмотрел почти с десяток пленок Протопоповой. Он собрал

воедино в своем сознании фигуры разных людей и фрагменты

еле видных на заднем плане сценок, которые случайно попадали

в объектив телекамеры в разное время, а потом все это

последовательно смонтировал в своей голове в нужной

последовательности. «Кажется, я употребил правильное

телевизионное слово», – подумал Николай Дмитриевич,

благодарно глядя на Протопопову. Да, он именно смонтировал у

себя в голове все эти разрозненные эпизоды.

- 271 -

Итак, главное он теперь знал. Потоцкий никому не продавался.

Правда, генералу по-прежнему было ничего не известно о том,

где теперь находились Потоцкий с Волковой и что с ними

происходило...

 

31

 

Это было самое красивое время суток, которое себе можно

только представить летом на Балтийском море. Паром

пробирался между десятков, а может быть, и сотен мелких

островков у побережья Швеции, а закатное солнце окрашивало

всю картину в очень мягкий оранжевый цвет. От этого островки

казались сказочными видениями. Островки были разными:

большинство из них были совершенно необитаемыми, а на

некоторых стояли летние домики. Чем дальше паром уходил от

берега, тем меньше островков с домиками им попадалось на

пути.

Раньше ей непременно захотелось бы очутиться на таком

островке с маленьким домиком и пожить там хотя бы месяц

другой. Она вставала бы рано утром, плавала в море и весь

день провожала бы глазами гордо шествовавшие мимо лайнеры

и паромы. Но это раньше. Теперь, похоже, Людмила Волкова

разлюбила море. Может быть, со временем это и пройдет, но

пока она точно бы ни за что не согласилась на домик у моря.

Слишком много морской воды случилось в ее жизни за

последнее время.

Она почувствовала, что Андрей Потоцкий, который стоял совсем

недалеко на палубе парома, наблюдает сейчас не за морем, а за

ней и, кажется, догадывается, о чем она думает.

 

* * *

 

...Еще один человек в этот момент рассматривал гладь

Балтийского моря, жмурясь с довольным видом на солнце.

Настроение у Эрика Густавссона, находившегося сейчас в

стокгольмском порту, в первый раз за последние дни было

приподнятым. Его план сработал.

Русская парочка не так давно благополучно отчалила от

шведского берега на пароме и через пару часов должна была

- 272 -

прибыть в Хельсинки. Уже здесь, в порту, ребятам Густавссона

удалось отсечь от Потоцкого и его спутницы двух надоедливых

американцев, которые намеревались шмыгнуть за русскими на

паром. Шведский тролль радостно ухмыльнулся.

Во-первых, у американцев теперь не будет никаких сомнений,

что девицу у них из-под носа увел непонятно откуда

нарисовавшийся русский, так что всякие подозрения в адрес

Международного бюро научно-технических исследований и

лично герра Густавссона с их стороны исключаются. Он бы и рад

был помочь Дядюшке Сэму, однако в дело вмешались

непредвиденные обстоятельства, скорее всего русская разведка.

Что ж тут поделаешь...

Во-вторых, сам американский «хвост» был теперь надежно

изолирован в полицейском участке Стокгольма как минимум часа

на два. Американцев задержали при посадке на паром, потому

что полиция вовремя получила наводку от своей агентуры о том,

что на судно попытаются пробраться два террориста. Знаковое

слово террор подействовало безотказно. Главное, оно

гарантировало, что разбираться с подозреваемыми будут долго и

вдумчиво – хотя бы потому, что сигнал тревоги поступил от

проверенного агента (тут уж тролль постарался), потом какое-то

время уйдет на выяснение отношений с американским

посольством... Все это значило, что американцы уже никак не

смогут предупредить своих сотрудников в Хельсинки о том, что

русская девица пропала из их поля зрения, пока паром будет

бороздить Балтийское море. Когда янки поймут, что к чему, будет

уже поздно. И встречать парочку в столице Финляндии будут

только люди Густавссона. Впрочем, янки до конца так ничего и

не поймут, они наверняка решат, что проделки с полицией – дело

рук русской разведки.

Итак, русская парочка – на пароме, с которого она никуда в море

не денется. Цэрэушники – в стокгольмском полицейском участке.

А сам он, Эрик Густавссон, находящийся вне всяких подозрений,

держит ситуацию под полным своим контролем. Потихоньку все

встает на свои места, подумал шведский тролль. Теперь нужно

наверстывать время, его слишком много было потеряно во

время этой игры в прятки. Теперь нужно как можно быстрее

начать работу с русской девицей. Долгие хлопоты должны

окупиться немалой прибылью.

- 273 -

* * *

 

...Было странно, что она так и не спросила его, что с ними будет

дальше и куда они направляются на этот раз. В последний раз

она спросила его об этом, когда они ехали на автомобиле из

Осло в Стокгольм.

– Что дальше? – сказала она. Он посмотрел на нее,

оторвавшись от дороги, и пожал плечами.

– Буду думать, – ответил он.

И тогда она решила больше не задавать вопросов. В конце

концов, он сам все решает и он один знает, как им быть дальше.

И очень хорошо, что она теперь может больше об этом не

думать.

Ей запомнилась эта долгая поездка. Она знала, что дальше, в

конце пути, все будет хорошо. И она могла спокойно

рассматривать проплывающие мимо леса и небольшие уютные

городки.

 

* * *

 

...Людмила обернулась. Потоцкий по-прежнему стоял позади нее

и молчал.

– Скажи, сколько времени у нас еще есть?

Потоцкий внимательно посмотрел на нее. Странно, она не

спросила, сколько еще времени у них до Хельсинки. Она

спросила, сколько времени у них еще есть. Он посмотрел на

часы и слегка прищурился.

– Минут сорок, не больше.

– Пойдем в каюту. – Она взяла его за руку и сильно потянула за

собой.

 

* * *

 

– Ты сошла с ума, – успел он только шепнуть ей.

– Не беспокойся. Это не благодарность за мое спасение. Это

совсем другое. И давай не тратить времени на разговоры. Ты

сказал, что у нас его совсем нет.

Какое-то время их не было на Земле. Где они были эти полчаса,

так и останется неизвестным, – где-то в ином измерении, между

- 274 -

небом и землей, а может быть, где-то еще.

 

* * *

 

...Пока она одевалась, он с удивлением привыкал к новой

реальности. Для Потоцкого это был неожиданный вираж.

Людмила Волкова в его сознании занимала совершенно особое

место. Он разгадывал ее еще там, в Москве, потом в городке

Тутаеве, а потом снова в Москве шаг за шагом, словно археолог,

который очищает неизвестную еще ему статую от наносного

песка и хлама. Он создавал ее портрет сантиметр за

сантиметром. И ему казалось до сих пор, что даже теперь она

была еще далеко не совсем видна и понятна ему.

 

* * *

 

Чем больше он узнавал о ней, тем меньше воспринимал как

некую обычную земную женщину. Все началось с того момента,

когда его наконец допустили в святая святых таинственного

банка «Феникс». С этого самого времени его представления о

Людмиле Волковой как о рыжеволосой красавице-модели

рассыпались раз и навсегда.

С помощью консультантов, которых ему дали в банке, а точнее

было бы сказать – в одном из институтов, входивших в

структуру «Феникса», он получил первое представление о тех

проектах, связанных с компьютерными программами, которыми

здесь занимались. Если бы не серьезные ученые мужи, которые

помогали ему освоиться с этой информацией, он бы решил, что

попал в общество сумасшедших писателей-фантастов.

Программы, позволявшие компьютерам взаимодействовать с

человеком без каких-либо датчиков или проводов. Программы,

создававшие общее информационное поле между

искусственным интеллектом машины и человеческим сознанием.

На их фоне программы, способные работать как оружие –

например, входя в глобальные сети, адресно обрушивать в

заданных масштабах те или иные финансовые рынки или

проекты, касавшиеся взаимодействия космических аппаратов и

наземных вооружений, – выглядели не столь уж фантастичными

и эффектными. И наконец, венец компьютерного создания –

- 275 -

программа под кодовым наименованием «Серый кардинал». За

всеми этими проектами стоял некий гениальный программист,

которым, как выяснилось, была двадцатипятилетняя Людмила

Волкова. Она казалась не женщиной, не человеком даже, а

некоей секретной сверхтехнологией государственного значения.

– Впрочем, программистом в точном смысле этого слова назвать

эту девушку нельзя, – объяснил ему один из консультантов

академиков.

– Понимаю, – нагло соврал тогда Потоцкий, и академик

посмотрел на него с явным недоверием.

– У нее удивительная интуиция, которая опережает знание сразу

по нескольким базовым научным направлениям, – на всякий

случай постарался пояснить академик. – Мозг ее способен

подвергать эти прорывы немедленному анализу, оперативно

обобщать выводы и выдавать совершенно неожиданный

результат... Примерно ясно, о чем идет речь?

– Ну да, – кивнул Потоцкий и покраснел.

 

* * *

 

Несколько дней он честно посвятил тому, чтобы попытаться

понять смысл главной программы, которая называлась «Серый

кардинал». Насколько он догадывался, именно она считалась у

седых академиков приоритетной. Она была основана на

возможностях, которые открывались при взаимодействии

искусственного и человеческого интеллектов. Образно говоря,

получалось, что человек мог в процессе этого контакта

позаимствовать кое-какие оперативные способности

компьютерного мозга, в том числе возможности мгновенной

обработки огромного количества информации. В свою очередь, в

компьютере теперь можно было создать нечто вроде матрицы,

которая объединяла в себе уже и те данные и установки,

которые поступали из человеческого мозга. А дальше эта

матрица могла взаимодействовать с другим человеческим

сознанием, подвергая его неслыханной обработке... Собственно,

дальше в представлении Потоцкого начиналась уже форменная

чертовщина, разобраться в которой он все равно бы не успел до

конца своей жизни, даже если бы и прожил до ста лет.

Честно говоря, ему вполне хватило раздумий только об одном

- 276 -

изучавшемся в этом центре «Феникса» явлении, а именно –

эффекте сотой обезьяны. Несмотря на такое экстравагантное

название, речь шла, как оказалось, о серьезном научном

термине. Ученым было известно, что если в любой животной

популяции – например, среди обезьян в таком-то регионе –

какое-то критическое число особей выучивается открывать

бутылки с молоком или, скажем, мыть посуду, то это умение

мгновенно распространяется по всем другим стаям, которые не

могли иметь никакого физического контакта с этими

«продвинутыми» обезьянами. И это возможно не только в

животном мире. Такие же явления наблюдаются при воздействии

на кристаллы в одном регионе, а последствия этого воздействия

могут сказаться на таких же кристаллах совершенно в иных

местах.

Похоже, одним из направлений «Серого кардинала» была

попытка распространить такую способность на компьютеры...

 

* * *

 

– Тебе было хорошо? – спросила Людмила.

– Я буду помнить тебя всегда, – сказал Потоцкий. Он глянул на

часы. Им нужно было теперь торопиться.

 

32

 

В морском порту Хельсинки, куда прибыл паром «Салья Лайн»

из Стокгольма, случилось нечто непонятное. Агенты

Международного бюро научно-технических исследований

довольно быстро распознали в ручейке выходящих с парома

пассажиров Андрея Потоцкого, но вот русской девицы рядом с

ним не было. Правильнее было бы сказать, что ее вообще не

оказалось среди прибывших на пароме. То, что русская улизнула

в порту, каким-либо образом замаскировавшись, тоже

практически исключалось. На этот раз шведский тролль бросил в

бой своих лучших специалистов, в порту Хельсинки дежурили

классные профессионалы сыскного дела, нанятые Бюро за очень

большие деньги. На этот раз их было достаточно для того, чтобы

ни одна мышь не пропала бы незамеченной с парома. И тем не

менее Людмилу Волкову они не обнаружили.

- 277 -

Шанс, что она каким-то образом спряталась на самом пароме,

также исключался. Негласный подсчет количества пассажиров,

покинувших паром, показал несоответствие с количеством

пассажиров, принятых на борт в Стокгольме. В принципе это

было серьезным основанием, чтобы подвергнуть судно

тщательной проверке. Но старший помощник капитана сначала

решил не поднимать тревоги, надеясь, что произошла простая

ошибка при подсчете выходивших и выезжавших пассажиров.

Тем не менее на душе у помощника было неспокойно, так как

инструкция оказалась нарушенной. Поэтому когда к нему

обратился за помощью встречавший свою родственницу

господин, старший помощник даже обрадовался тому, что он

теперь так или иначе исправит свой промах, и охотно согласился

на дополнительную проверку опустевшего парома. Но проверка

эта ничего не дала, и огорченный родственник, поблагодарив

старшего помощника, удалился весьма расстроенный и

озадаченный. Наверняка он проглядел свою даму в оживленной

толпе пассажиров, пожал плечами старший помощник. Такое

часто случается. Что же касается несоответствия пассажиров

при посадке и высадке, то такое, хотя и редко, тоже иногда

случается. Значит, произошла какая-то ошибка в подсчетах,

успокоился окончательно старший помощник.

 

* * *

 

– Этого не может быть! – кричал исступленный голос Эрика

Густавссона в мобильном телефоне у старшего группы. – Она

вместе с ним вошла на паром, ты понимаешь меня или нет?!

– Понимаю, – устало отвечал старший группы наблюдения. Это

был очень опытный сотрудник, много повидавший и привыкший

ничему не удивляться.

– Но если она была на пароме, то сейчас она должна быть в

Хельсинки!

– Ее здесь нет, – спокойно отвечал старший группы.

– Я сам видел, как она садилась на паром! – раздался опять

крик Густавссона. – Своими глазами!

– Слышу, шеф.

– Она должна была сойти в Хельсинки! – простонал Густавссон.

– Но она здесь не сошла, – по-прежнему спокойно отвечал

- 278 -

старший.

– Или вы ее прозевали!

– Это исключено.

– А куда же она тогда делась, по-твоему?

– А вот этого я не знаю, шеф.

 

* * *

 

Получалось, что единственным, кто знал ответ на этот вопрос,

помимо, конечно, самой Людмилы Волковой, был Андрей

Потоцкий, который с невозмутимым видом разгуливал по

Хельсинки, будто бы ничего не произошло. Люди Густавссона не

сводили с него глаз – только с ним была связана хоть какая-то

надежда опять выйти на след Волковой. Но русский, похоже, не

искал ни с кем встречи. Он праздно шатался по улицам и от

скуки даже забрел в салон местного мага и предсказателя.

 

* * *

 

Салон находился в небольшой квартирке на третьем этаже

старого дома, но был оборудован по всем правилам магического

бизнеса. В прихожей сладко дремали две черные кошки,

которым было положено изображать из себя мистических

животных, а сам маг и предсказатель располагался за большим

письменным столом с включенным компьютером, в мониторе

которого мерцала темная карта звездного неба.

Предсказатель выглядел довольно неряшливо, он был давно уже

не брит, а вокруг глаз его были заметны сильные отеки. Судя по

бедной обстановке и пыльным поверхностям мебели, посетители

в этой квартире были не таким уж частым явлением, – было

понятно, что магический бизнес не очень сильно процветал.

Сюда явно можно было приходить без предварительной записи,

но Потоцкий все же предпочел записаться заранее, чем очень

удивил мага.

Первый раз он оказался на этой улице пару часов назад и,

заметив табличку магического салона, внимательно посмотрел

на окна квартиры, выходившие на городскую площадь. Потоцкий

поднялся по старой лестнице и позвонил в дверь.

– Господин Арсениус? – сверился Потоцкий с табличкой на

- 279 -

двери.

– Это я, – с достоинством отвечал предсказатель.

– Я мог бы записаться к вам на прием? – вежливо

поинтересовался Потоцкий.

– К чему такие церемонии? – искренне удивился предсказатель.

– Можем побеседовать прямо сейчас.

Арсениус посторонился, давая дорогу посетителю, и Потоцкий

оказался прямо в приемном покое предсказателя. Потоцкий

заметил, что из квартиры мага открывается прекрасный вид на

площадь. Оказывается, на эту сторону выходили не просто окна,

но и небольшой открытый балкончик. Это ему понравилось. Он

быстро оглядел обстановку и обернулся к хозяину.

– Прошу вас, садитесь! – указал тот на кресло перед

письменным столом.

– Благодарю, сейчас у меня совершенно нет времени, – развел

руками Потоцкий. – Я хотел бы договориться с вами чуть позже...

Потоцкий заметил ополовиненную бутылку виски, которая стояла

на углу письменного стола, и поднял глаза на предсказателя с

некоторой опаской. Хозяин кабинета торопливым движением

убрал бутылку со стола.

– Скажем, часа через два вас бы устроило? – спросил Потоцкий.

– А я бы за это время как раз справился со своими делами.

– Конечно, – грустно согласился предсказатель, заранее

огорчившись, что выгодный посетитель вряд ли теперь к нему

вернется.

– Я могу оставить задаток, с тем чтобы вы зарезервировали для

меня свое время, – тонко почувствовал настроение Арсениуса

Потоцкий. Глаза предсказателя немного просветлели. – Надеюсь,

этого будет достаточно? – учтиво спросил Потоцкий, выкладывая

на стол купюру в пятьдесят евро.

– Вполне, – смутился предсказатель.

– Я буду у вас через два часа, – на всякий случай еще раз

уточнил Потоцкий.

 

* * *

 

Он вновь позвонил в дверь предсказателя Арсениуса ровно

через два часа. Черные кошки спали мертвым сном в тех же

самых позах, что и раньше.

- 280 -

– Итак, что вас привело ко мне? – спросил Арсениус,

обосновавшись в своем магическом старинном кресле. Он

рассматривал посетителя с откровенным любопытством.

– Обычная человеческая слабость, – улыбнулся Потоцкий. –

Желание заглянуть в будущее... Простите, вам не трудно было

бы открыть дверь на балкон?

– Да, здесь душновато, и я еще накурил, – суетливо вскочил

предсказатель и пошел открывать балконную дверь. Вернувшись

за стол, он чиркнул спичкой и поджег палочку с восточными

благовониями. – Каким способом предвидения вы желали бы

воспользоваться? – учтиво поинтересовался Арсениус.

– Способом? – удивился Потоцкий и пожал плечами. – Если

ваши способы отличаются по цене, то это меня не смущает.

Выбирайте сами, главное, чтобы он оказался надежным...

– Тогда начнем с астрологии.

– Можно и с астрологии, – согласился Потоцкий. Он услышал

шум мотора и посмотрел на площадь, на которую только что

вырулил большой туристический автобус.

– Когда вы родились?

– Восьмого августа семидесятого года, – сказал Потоцкий и

услышал, как пальцы предсказателя забарабанили по

клавиатуре компьютера.

– А ваши родители?..

 

* * *

 

Автобус остановился и открыл двери. С разных сторон площади

к нему начали подходить люди.

– Теперь нужно подождать, – объяснил Арсениус. – Машина

должна все посчитать.

– А что она считает?

– Она должна учесть, где именно располагались важные для нас

звезды в момент вашего рождения и в момент рождения ваших

родителей. Видите ли, каждая звезда обладает своим

излучением и своими частотами. Каждый человек, таким

образом, рождается в ритме, так сказать, разных пульсов. Они и

определяют во многом наши характеры и, возможно, нашу

судьбу. На этом, собственно, и построена астрологическая

наука...

- 281 -

– И сколько компьютер это все будет обсчитывать?

– Он работает быстро. – Арсениус с уважением посмотрел на

экран монитора. – Всего несколько минут. Но мы с вами не

будем терять пока времени.

Предсказатель впился глазами в Потоцкого и, растопырив

ладони, приподнял руки.

– Я прошу вас сейчас максимально расслабиться, –

значительным голосом сказал Арсениус.

Пока маг и предсказатель устанавливал связь с космосом,

Потоцкий краем глаза заметил, как в комнату бесшумно

проскользнула проснувшаяся наконец черная кошка.

– Сесилия забеспокоилась, – с некоторой тревогой сказал

предсказатель, тоже обративший внимание на кошку. – Она

неспроста проснулась.

Конечно, неспроста. Должны же эти кошки хоть когда-то

просыпаться, подумал Потоцкий и опять взглянул на площадь.

Группа людей около автобуса становилась все больше.

– Вы носите в себе какую-то очень важную тайну, – озабоченно

покачал головой Арсениус.

Он с тем же обеспокоенным выражением лица поджег еще

какую-то палочку благовоний, и комната быстро наполнилась

сладковатым убаюкивающим запахом. Но оказалось,

предсказатель поджег очередную ароматическую палочку не для

того, чтобы добиться этого запаха. Он немигающим взглядом

уставился в струйку дыма и что-то старался теперь в ней

рассмотреть.

– Эта тайна опасна, – настороженно сообщил Арсениус. – И

опасна не только для вас.

Он быстро глянул на Потоцкого с недоумением, а потом опять

сосредоточился на струйке дыма.

– Нет, – вдруг сказал он. – Вы еще не обладаете этой тайной. Но

вы совсем близко к тому, чтобы овладеть ею... Не понимаю... Все

очень странно... Теперь какая-то женщина... Красивая женщина,

которая важна для вас...

Совсем даже неплохо для черной магии, подумал Потоцкий. Он

на мгновение оторвался от своих наблюдений за площадью и

мельком глянул на Арсениуса. Взгляд предсказателя был

затуманен и по-прежнему сосредоточен на струйке дыма.

Потоцкий опять вернулся к площади.

- 282 -

В группе туристов около автобуса он увидел потрясающе

красивую женщину с пышной рыжей гривой. «Наконец-то!» –

сказал себе Потоцкий. Туристы пока медленно бродили вокруг

автобуса с надписью российской туристической фирмы на борту.

Было видно, что девушка-гид достала лист бумаги, наверное, со

списком пассажиров и начала отмечать что-то в нем.

 

* * *

 

– Все ваши мысли последние дни только об этой женщине, –

услышал Потоцкий голос предсказателя.

«Профессиональный малый этот Арсениус», – с одобрением

подумал Потоцкий.

Девушка-гид наконец что-то объявила туристам, и они струйкой

потянулись на вход к передней двери автобуса. Красивая

женщина с рыжей гривой стояла шестой в очереди. Потоцкий

почувствовал, что он действительно очень нервничает.

Черная кошка Сесилия мягко вспрыгнула на письменный стол и

теперь пыталась заглянуть в глаза Потоцкому.

– Сесилия очень нервничает, – укоризненно покачал головой

предсказатель.

Теперь Людмила пятая в очереди, теперь четвертая...

– Эта женщина, о которой вы постоянно думаете, находится в

большой опасности, – замогильным голосом сообщил Арсениус.

Теперь она третья, теперь уже вторая...

– Я могу попробовать увидеть, что с ней будет дальше, –

голосом спекулянта заметил Арсениус.

– Пробуйте, – кивнул Потоцкий.

– Но это...

– Я заплачу, – кивнул еще раз Потоцкий, уже не отрывая глаз от

автобуса.

Все, Людмила вошла.

Потоцкий посмотрел на предсказателя. Лоб у Арсениуса был

наморщен, а глаза уже слезились от сладковатого дыма.

– И как там у нас дела? – почти весело осведомился Потоцкий.

– Не все пока понятно... – пробормотал Арсениус.

«Ну уж нет, теперь-то как раз все понятно, дядя!» – возразил про

себя Потоцкий. А впрочем, упрекать предсказателя ему сейчас

совсем не хотелось. В конце концов, тот занимался своим

- 283 -

бизнесом, и получалось у него это, надо отдать ему должное,

вовсе не так уж плохо.

 

* * *

 

Он опять перевел глаза на площадь. Последний турист только

что поднялся на площадку, и двери автобуса закрылись. Автобус

прощально чихнул на всю площадь и медленно тронулся с

места. Только в это мгновение Потоцкий наконец почувствовал,

до какой степени он устал.

– Я больше ничего не смогу сказать об этой женщине, – с

некоторой долей удивления произнес Арсениус. Осталось

непонятным, говорил он это Потоцкому или самому себе.

«Я тоже больше ничего не смогу сказать об этой женщине», –

грустно улыбнулся про себя Потоцкий.

– Большое вам спасибо, господин Арсениус. – Потоцкий

поднялся из кресла.

– Подождите, сейчас будет готова распечатка из компьютера.

– Вы знаете, – улыбнулся Потоцкий, – я передумал. Я не хочу

знать свое будущее... Но не беспокойтесь, я оплачу всю вашу

работу.

Отсчитав Арсениусу солидную сумму наличными, Потоцкий

вынул из пакета, который принес с собой, дорогущую бутылку

коллекционного виски.

– Сесилия, – растроганно сказал предсказатель, – поблагодари

нашего гостя за такое внимание.

Потоцкий с интересом посмотрел на черную Сесилию. Она явно

не разделяла радости хозяина, а может быть, просто не

поощряла его любовь к виски. Так или иначе, на Потоцкого

кошка посмотрела почти ненавидящим взглядом и, бесшумно

прыгнув на пол, с презрительным видом удалилась на свое

лежбище в прихожую.

 

* * *

 

Выйдя из подъезда, на котором красовалась табличка

магического салона, Потоцкий позволил себе немного

схулиганить. Вместо того чтобы, как обычно, вежливо не

заметить шпионов Густавссона, которые терпеливо поджидали

- 284 -

его на улице, он с озорным видом подмигнул им и широко

улыбнулся. Незаметные шпионы тихо охнули от такого хамства и

лишь молча переглянулись.

«Надеюсь, шведский тролль догадается, что я передал ему

прощальный привет!» – усмехнулся про себя Потоцкий.

 

* * *

 

Тролль догадался. На следующий день утром, когда Потоцкий

вышел из такси и направился в здание аэропорта, Эрик

Густавссон уже ждал его у входа.

– Жаль, что вы не попрощались со мной в Осло, Эндрю.

– Совершенно не было времени, Эрик!

– Понимаю, – сухо кивнул тролль. – Знаете, я уже почти вам

поверил, но вы прокололись довольно бездарно.

Потоцкий удивленно посмотрел на тролля.

– Ни один уважающий себя бизнесмен и ни один уважающий

себя коллекционер никогда в жизни не променял бы то, что я

вам предложил, на какую-то юбку! – почти с искренним гневом

сказал тролль.

– Странно... Мне показалось, вы тоже, если можно так

выразиться, потеряли голову из-за этой юбки, – съехидничал

Потоцкий.

– Ответьте мне на один вопрос, в виде любезности. Что вы

придумали тогда на пароме? Сейчас это уже вряд ли имеет

значение. Судя по тому, что вы улетаете в Россию, наша общая

знакомая уже успела вернуться туда же?

«На всякий случай он уточняет мою реакцию», – понял Потоцкий

и спросил:

– А вас какая версия больше бы устроила?

– У меня нет версии, – раздраженно сказал тролль. – Вы меня

переиграли, довольны? Ну так будьте джентльменом, откройте

секрет, который уже никому не нужен. Что это было?

Инопланетяне? Или русская подводная лодка?

– Примите то, во что вы больше верите, – позволил Потоцкий.

– Я в обе эти версии верю примерно одинаково, – грустно сказал

тролль.

– Вы хотите сказать, что приехали сюда, чтобы получить ответ

на этот вопрос? Тогда вам не повезло, сочувствую.

- 285 -

– Нет, я приехал, чтобы попрощаться с вами, Эндрю. И еще хочу,

чтобы вы забрали с собой эти бумаги.

Тролль протянул Потоцкому тонкую папку.

– Что это?

– Фрагменты из секретного дневника сестры Люсии. Ксерокопии,

конечно. Поверьте, вам будет интересно. Насколько я понимаю, у

вас не было времени серьезно над этим подумать.

– Но если вы уж меня раскусили, – насмешливо сказал

Потоцкий, – и поняли, что из меня никудышный бизнесмен,

должны были бы догадаться, что у меня нет кучи денег, которую

стоит этот дневник.

– У вас, конечно, нет, – сказал тролль. – Но мне почему-то

кажется, что вы без труда найдете тех людей, у которых они

найдутся.

– Простите, Эрик, я не могу взять эти бумаги. Учитывая наши

отношения, трудно исключить, что меня задержат с ними прямо

сейчас на таможне. Хороший был бы повод, не так ли?

– Как знаете, – пожал плечами тролль. – Я все-таки надеялся,

что вы игрок более высокого класса.

 

33

 

– Какая радость! Господин Воронцов собственной персоной

наконец-то явился на работу! – сварливо проскрипел

заведующий архивным отделом Российской государственной

библиотеки Александр Евгеньевич Семенов. – Как служилось в

армии, голубчик? Сапоги мозоли не натерли? – Наклонившись к

самому уху Воронцова – так, чтобы не слышали остальные

сотрудники, – Семенов прошипел: – Если бы вы были честным

человеком, давно бы написали заявление об уходе. За вас здесь

пахал весь отдел!

– Я, между прочим, не на увеселительные экскурсии ездил, а

проходил воинские сборы, – на всякий случай напомнил

Воронцов.

– Бросьте, голубчик! – махнул рукой Семенов. – Читали мы про

коррупцию в военкоматах, сейчас, слава Богу, все в газетах

пишут. Почем такая справочка теперь, а?.. Еще неизвестно,

Воронцов, чем вы там на стороне занимаетесь. Может быть, вы

вообще киллер какой-нибудь наемный, почему нет?

- 286 -

– Бросьте, Александр Евгеньевич! – хихикнула лаборантка. –

Какой из Воронцова киллер? У киллеров знаете сколько денег!

– Для нашего поколения это было немыслимо – вот так взять и

взвалить на товарищей свою работу! Грустно, грустно мне на вас

смотреть, Воронцов! Для вас же не существует понятий «долг»,

«родина», «служба». Ни черта святого для вас не осталось!

 

* * *

 

Вообще-то в таких ситуациях нормальному человеку положен

отпуск. Но заикнуться сейчас даже о трех днях отгулов было бы

равносильно самоубийству. Воронцов плотно закрыл за собой

дверь и остался один в своем маленьком кабинетике.

Одиночество его длилось не дольше чем несколько минут. В

дверь тихо постучали, и уже по манере стучать Воронцов понял,

кто это. Дверь отворилась, и в кабинетик зашла Марина. Она

постаралась улыбнуться как можно радостнее, но все равно

грустная интонация тут же повисла в воздухе.

– Вернулся мой мальчик из армии, – сказала Марина и на пару

секунд повисла на шее у Воронцова.

«Похоже, за время моего отсутствия чувства у девушки

укрепились», – подумал Воронцов.

– Во сколько сегодня заканчиваешь? – спросила она.

– Трудно сказать, – задумался Воронцов. – Сама видела, какое

шоу наш старикан устроил. Придется теперь сидеть поздними

вечерами...

– Брось, какие еще поздние вечера, сумасшедший! Я тебя два

месяца ждала! В восемнадцать ноль-ноль все на лыжи и бегом

отсюда!

– Сегодня вряд ли, – как можно мягче сказал Воронцов. – У меня

одна встреча очень важная...

– Ах, у нас очень важная встреча, вот как... Хорошо, пойдем на

важную встречу вместе.

– Не могу. Это деловая встреча, – пробормотал Воронцов,

ненавидя себя за эту интонацию.

– Знаешь, что я тебе скажу, Воронцов? Ты мерзавец.

Отъявленный и законченный мерзавец. Живи с кем хочешь. Хотя

тебе ни с кем жить нельзя, потому что ты нечистая сила. Ты

одинокий волк, который, с кем бы ни жил, все равно останется

- 287 -

одиноким волком. И берегись, Воронцов. У тебя это входит в

привычку. Когда-нибудь, даже если ты очнешься и захочешь

обычного человеческого счастья, тебе его никто не даст. Потому

что все боятся одиноких волков и берегут от них свои дома. – На

пороге Марина обернулась на прощание к Воронцову: – Приятно

провести время на деловой встрече!

И дверь с шумом захлопнулась.

 

* * *

 

...То, что Людмила Волкова благополучно добралась до России,

он понял, когда получил в Хельсинки добро на свое собственное

возвращение в Москву. Но узнать детали он еще не успел. В

Шереметьево-2 Потоцкого встретили помощники Николая

Дмитриевича, сам генерал приехать не смог, потому что как раз в

это время докладывал руководству о завершении операции. Так

что первая встреча с ним у Воронцова состоялась только теперь.

В укромном углу ресторана «Кавказская пленница» был накрыт

торжественный ужин на две персоны.

– Уважаю чувство юмора, – заметил Воронцов, намекая на

название ресторана.

– Гуляем на банковские деньги, – на всякий случай уточнил

генерал. – Так что ни в чем себе не отказывай, миллионер. С

чего начнешь?

– С вопроса, если можно.

– Тебе сегодня все можно. Но только сегодня.

– Как Людмила и где она сейчас?

Николай Дмитриевич несколько помрачнел и после паузы сказал:

– Значит, так. Ты у нас, конечно, герой. Поэтому я тебе и отвечу.

С Людмилой все хорошо. Можно даже сказать, отлично. И тебе

за нее спасибо огромное. И от нее лично, и от меня, и от всего

нашего Отечества. Только больше я тебе никогда на этот вопрос

отвечать ничего не буду. Забудь про эту девушку раз и навсегда.

И никогда не пробуй ее искать. Договорились?

– Какое у нас благодарное, однако, Отечество, – сказал

Воронцов.

– Какое есть! – жестко ответил генерал и быстро перевел тему: –

Слушай, теперь у меня к тебе вопрос, спать не могу, пока не

пойму, в чем тут дело!

- 288 -

– По поводу принцессы, что ли?

– Да черт с ней, с принцессой, там, по-моему, все ясно. Что ты

учудил на пароме?

– А разве Людмила вам не рассказала?

– А что она рассказала? Подошел катер, забрал ее и все. Это же

не по ее части. Ты мне объясни: какой такой катер мог запросто

подойти к пассажирскому парому и ни с того ни с сего снять

оттуда человека? На международной линии?

– Катер береговой охраны, – скромно сказал Воронцов.

– Чего? – изумился генерал.

– Катер финской береговой охраны.

– Это как? – нахмурился генерал и побледнел. – Ты что же это,

Саня, связывался с государственными органами Финляндии?

– Да нет, все в порядке, Николай Дмитриевич.

– Как это в порядке? Береговая охрана Финляндии подчиняется

военному ведомству.

– Ну мало ли кто кому подчиняется. Я вон тоже директору

библиотеки подчиняюсь и Министерству культуры...

– Ты мне тут не хохми, понимаешь! – напрягся генерал.

– Да ничего особенного, правда, Николай Дмитриевич! Все было

сделано на дружеской основе и личных контактах... И вы, кстати,

так не волнуйтесь. Между СССР и Финляндией еще в сорок

восьмом году был подписан договор о дружбе, сотрудничестве и

военной помощи в случае чего. Это я вам как историк говорю.

– Слушай ты, историк, хочешь меня до инфаркта довести?

– Ладно, спокойно, – испугался Воронцов. – Объясняю по

порядку. У меня в Стокгольме есть давний приятель. Он, как и я,

специалист по геральдике.

Генерал наморщил лоб, пытаясь понять, при чем здесь

геральдика.

– По этим самым геральдическим делам он уже очень давно

хорошо знаком с генералом Бьеркстремом, который раньше был

шефом шведской военной разведки...

– Что ж ты, гад, делаешь?! – схватился за сердце генерал.

– Да не надо волноваться-то так! Ему уже девяносто пять лет,

этому Бьеркстрему! Девяносто пять! Он уже трижды ветеран и

пенсионер!

 

* * *

- 289 -

Пожалуй, это хорошо, что Воронцов ничего не успел рассказать

Николаю Дмитриевичу про Гуннара Бьеркстрема. В свои

девяносто пять лет трижды ветеран и пенсионер господин

Бьеркстрем выглядел очень даже неплохо. Он принял Потоцкого

и его шведского приятеля в своей трехкомнатной квартире в

многоэтажном жилом доме.

Девяностопятилетний генерал разведки Бьеркстрем курил одну

за другой сигареты без фильтра и запивал их чашечками

крепкого эспрессо, который варил сам же на своей кухне.

Он жил один в этой квартире, окруженный портретами своей

красавицы жены, которая не дошла с ним по жизненной дороге

до этого возраста, и фотографиями двух дочерей со множеством

внуков, которые приезжали к нему по выходным, правда, не

каждую неделю. Он сохранил великолепную память и ясный ум и

читал теперь собрание сочинений классиков мировой

философии, на которых раньше у него никогда не было времени.

Правда, он уже не очень хорошо слышал, поэтому Потоцкому и

его приятелю приходилось говорить громко.

Услышав, что Потоцкий приехал из России, Бьеркстрем

обрадовался и спросил у приятеля:

– Он из разведки?

– Нет, он сам по себе, – ответил приятель.

– А-а, – разочарованно протянул старик, давая понять, что в

этом случае беседа с русским ему будет не так интересна.

 

* * *

 

– Он в отставку-то ушел лет тридцать назад, Николай

Дмитриевич! – успокаивал как мог Воронцов генерала. – Частное

лицо. Правда, абсолютно в ясном уме! Соображает прямо как

вы... – Тут Воронцов осекся, увидев, как на него настороженно

покосился генерал, и осторожно поправился: – Или как я. Как

любой, короче... А по геральдике он дружит с моим приятелем

уже давно, потому что Бьеркстрем был женат на баронессе со

всеми фамильными делами и вопросами. Ну вот...

– Что «ну вот»? – мрачно спросил генерал.

– Я обратился к нему просто по-дружески. Объяснил, что тут

замешаны международные жулики, но никак не шведские

государственные интересы. Это его, кстати, задело, что такие,

- 290 -

как Густавссон, свободно орудуют в Скандинавии...

 

* * *

 

– М-да, печально, – сказал Гуннар Бьеркстрем, услышав, что в

Скандинавии пытались спрятать незаконно похищенную русскую

девушку. – Все пошло кувырком. В мое время они бы уже сидели

в тюрьме.

Потоцкий подал историю как собственное любовное

приключение. Старому генералу шведской военной разведки

было предложено спасти русскую возлюбленную из лап

международных аферистов.

– Я ведь только все проверю, – на всякий случай предупредил

Бьеркстрем, обратившись к приятелю Потоцкого.

– Нет проблем, Гуннар! – побожился приятель.

– Хорошо, значит, сделаем вот как... – И генерал Бьеркстрем

стал чертить план мероприятий.

 

* * *

 

– Он у них личность легендарная, чуть ли не как у нас Жуков, –

объяснял Николаю Дмитриевичу Воронцов. – Еще со времен

Карибского кризиса. Он тогда для Шведского королевства

миллионы долларов сэкономил. Отслеживал движение наших

военно-морских сил, когда все ждали, что Варшавский Договор

вдарит по Западу.

– Ну, это еще как сказать, кто чего ждал! Это мы ждали, что они

по нам вдарят, – возмутился Николай Дмитриевич.

– Ну так вот, как раз Бьеркстрем тогда и доказал своему

правительству, что Советский Союз нападать на них не

собирается. В результате чего шведы и сэкономили уйму денег,

которые уже готовились бросить на оборону.

– Умный мужик, – согласился Николай Дмитриевич.

– Так вот Бьеркстрем все и устроил. Он позвонил своим старым

друзьям, те связались с береговой охраной Швеции... – Увидев,

что генерал опять вздрогнул, Воронцов быстро уточнил: – Это

все были только дружеские личные контакты, они даже не знали,

как зовут Людмилу. Просто любимая девушка... Те связались со

своими финскими приятелями. В конце концов, никто же никаких

- 291 -

законов не нарушил, границу никто не перебегал. Просто

финские ребята на катере береговой охраны сняли с парома

Людмилу и доставили ее сами в Хельсинки вместо парома. Вот и

все! Зато не было никаких проблем с капитаном. Береговая

охрана – святое дело!

Генерал подавленно молчал.

– Или мне лучше было запросить нашу подводную лодку с

боевыми пловцами? – злорадно спросил Воронцов. – Вот бы

капитан тогда обрадовался!..

– Ладно, не остри, – угрюмо буркнул генерал. – Получилось как

получилось. Попробуем этот сомнительный эпизод в твоей

деятельности замазать.

– Служу России, – хмыкнул Воронцов.

– Знаешь, Воронцов, – задумчиво сказал генерал. – С тех пор

как я тебя нашел, одна только мысль меня постоянно

преследует: быстрее бы мне на пенсию успеть уйти, пока чего не

случилось...

– Зачем же себе было такие сложности создавать? – обиженно

сказал Воронцов. – Я, между прочим, меня находить вовсе даже

не просил...

– Не просил, это верно, – согласился генерал. – Но от судьбы,

наверное, не уйдешь... Это я про себя, ты не переживай. Давай

ка выпьем за эту нашу судьбу!

После опрокинутых рюмок коньяка на душе у обоих стало

полегче.

– У меня одна просьба, Николай Дмитриевич, – сказал Воронцов.

– Мне нужен будет перерывчик. Хотя бы на время. Или меня

просто выгонят с работы. Начальство и так уже думает, что я из

военкомата левые справки таскаю про воинские сборы.

– Будет у тебя перерывчик, будет. Мы и так тебя только в

исключительных случаях зовем... Так, если мы ничего не забыли,

то еще по одной, на посошок, и по домам...

 

* * *

 

... Марина позвонила ему, как только он вошел в свою квартиру,

которую она называла «волчьим логовом». Как будто следила за

подъездом, некстати подумал он и тут же оборвал себя: хватит

этих шпионских штучек, не нужно их вмешивать в свою личную

- 292 -

жизнь, просто девушка переживает...

– Ты уже дома? – спросила она самым нежным голосом. – Я

проезжала мимо. Можно я к тебе заскочу?

Еще через пять минут она уже позвонила в дверь.

Марина вошла в квартиру настороженно, как опытный следопыт,

который преследует зверя. Воронцову даже показалось, что она

с особым усилием втягивает воздух ноздрями, чтобы услышать

запах противника. Не обнаружив следов врага, Марина заметно

повеселела.

– Ничего себе у тебя сумочка, – присвистнула она, заметив

дорожную сумку миллионера Потоцкого, которая заметно

контрастировала с общей обстановкой в квартире.

– Эта? – глупо спросил Воронцов, посмотрев на сумку. – Это не

моя, это приятель одолжил.

– В армии, да?

– В армии, – кивнул Воронцов и покраснел.

– А ты знаешь, сколько такая сумочка стоит? – сказала Марина.

– Прав, наверное, наш старикан. Ты секретный киллер. Это как

минимум.

 

* * *

 

Ткнув подлую сумку ногой, Воронцов вспомнил, что так и не

успел ее разобрать. Пожалуй, при Марине этого делать не

стоило. Он уже собрался закрыть сумку, чтобы девушку не

мучило любопытство, как вдруг заметил в боковом отделении

стопку бумаг в подозрительно знакомой папке. Воронцов

вздрогнул. Сомнений не было, это была та самая папка, которую

он отказался принять из рук шведского тролля в Хельсинки.

Когда же тот успел все-таки всунуть ему свои бумаги? Надо

отдать троллю должное: жуликом он был

высокопрофессиональным.

Воронцов растерянно перебрал бумаги. Это были они –

фрагменты секретного дневника сестры Люсии.

«Вы носите в себе очень важную тайну... Эта тайна опасна. И

опасна не только для вас...» Воронцов отчетливо услышал

низкий голос небритого предсказателя Арсениуса.

Выходит, кое-что с генералом они все-таки забыли обсудить.

Воронцов вспомнил, что генерал собирался уезжать из Москвы в

- 293 -

отпуск. Чуть ли не завтра...

Он быстро набрал номер его мобильного.

– Николай Дмитриевич? Нужно срочно встретиться... Да, прямо

сейчас. Кое-что я все-таки забыл.

 

* * *

 

– Бежишь, волчара? – спросила Марина и смерила его

презрительным взглядом. Точно таким же, какой был у черной

кошки Сесилии в Хельсинки.

 

34

 

Послышалось два хриплых гудка. Потоцкий взглянул на часы.

Катер финской береговой охраны подошел к борту парома

«Силья Лайн» вовремя, как и договаривались.

– Пора, – сказал Потоцкий.

– Я буду помнить тебя, мужчина, – сказала Людмила и

внимательно посмотрела ему в глаза, словно фотографируя на

память.

Тогда на пароме Потоцкий и подумал, что больше он ее никогда

не увидит. И дело было вовсе не в строгих правилах этой

странной другой жизни, где Воронцов существовал под

фамилией Потоцкий. Не в том, что Людмила Волкова была

вовлечена в серьезную и совершенно чужую для него и для всех

простых людей игру, в которой всякого рода сантименты во

внимание никогда не принимались, а человеческие слабости,

страсти и даже серьезные чувства рассматривались только в

качестве удобных инструментов для того, чтобы людьми

манипулировать.

Дело было в той интонации, с которой она сказала свою

прощальную фразу. Она поставила точку.

 

* * *

 

Теперь, в первом часу ночи, прогуливаясь по любимым

переулкам около Сретенки, он понял, что тогда он ошибся.

Потому что прямо перед ним в переулке теперь стояла не кто

иная, как Людмила Волкова. Сначала он чуть было не вздрогнул,

- 294 -

узнав силуэт девушки, показавшийся ему подозрительно

знакомым. Но сразу убедил себя в том, что это просто

совпадение, хотя такие совпадения наводили на грустные мысли

о том, что еще не раз и не два Людмила Волкова будет

мерещиться ему среди случайных прохожих. Но девушка шла

все ближе к нему навстречу, и наконец он увидел ее лицо.

С полчаса назад Александр Воронцов расстался с Николаем

Дмитриевичем, которому передал неожиданно найденные в

собственной сумке бумаги шведского тролля. Генерал,

разумеется, предложил Воронцову подвезти его до дому, но

поскольку встретились они на Сухаревской площади, а Воронцов

очень любил это место в Москве, времени же побродить по

сретенским переулкам, как правило, не было, то теперь он

решил воспользоваться моментом. Домой он не торопился,

помня о том, что там его ждала Марина. Воронцов несколько

сомневался в том, что ее визит был сегодня своевременным.

 

* * *

 

Увидев Волкову в пустом переулке, Воронцов застыл как

вкопанный.

– Это ты? – изумленно спросил он.

– Я тоже рада тебя видеть. Мог хотя бы поздороваться.

– Здравствуй, – смущенно сказал Воронцов. – А как ты меня

здесь нашла?

– Вот это как раз совершенно не важно.

– Это действительно ты?

 

* * *

 

«Что-то изменилось в ее глазах, – почувствовал Воронцов. –

Словно появилась какая-то новая тревога, которой раньше не

было. Хотя ты же раньше никогда не видел эту девушку в ее

обычной жизни», – остановил Воронцов сам себя. К тому же

Людмила Волкова прекрасно знала, что нарушает инструкции,

идя на эту встречу. Больше им не полагалось ни знать, ни

помнить друг о друге.

Нет, понял Воронцов, вглядываясь в ее глаза повнимательнее,

не это ее беспокоит.

- 295 -

– Нам нужно поговорить, – сказала она.

Господи, ну конечно же, им нужно поговорить! Особенно после

того, что было между ними в каюте на пароме «Силья Лайн»...

Здесь Воронцов во второй раз за эту ночь серьезно

засомневался в том, что визит к нему домой Марины был

сегодня своевременным. Пригласить к себе в гости Волкову,

таким образом, он теперь уже не мог.

Впрочем, как выяснилось, этого и не потребовалось.

 

* * *

 

– У нас очень мало времени, – сказала Волкова, и

озабоченность в ее голосе от него не ускользнула.

– Я вообще заметил, что у нас с тобой его всегда почему-то

мало, – вздохнул Воронцов.

– Издержки профессии, – хмыкнула она.

– Все не было случая сказать... У меня вообще-то совершенно

другая и очень мирная профессия...

– Я уже об этом знаю. Старшие товарищи просветили. И очень

надеюсь, что ты мне окажешь профессиональную помощь. Так

сказать, проконсультируешь меня.

– То есть как мужчина я тебе уже не интересен? – не удержался

Воронцов. Он даже остановился ради этого вопроса.

Остановился и развернул Людмилу лицом к себе.

– Мой рыцарь, вы меня спасли из пасти дракона, и я вам за это

очень благодарна...

– Ну, не дракона, скажем, атак... мелких шакалов, – слегка

смущенно поправил польщенный Воронцов.

– Шакалов или драконов – вопрос второй. Свой подвиг ты

совершил. Но проблема в том, что мы с тобой из разных сказок...

– Голос Волковой слегка дрогнул и понежнел. – Мне было очень

хорошо с тобой, мне было безумно хорошо с тобой. Но ты же и

сам знаешь, что на этом нам придется остановиться... Иначе нам

придется трудно. Нас с тобой не поймут.

– Кто не поймет? – глухо спросил Воронцов. – Те, кто пишет эти

наши с тобой разные сказки?

– Не продолжай, – остановила она его, вытянув вперед руку.

– И все-таки ты меня нашла, – мстительно заметил Воронцов.

– Да, это я тебя нашла, – согласилась Людмила, сказала она это

- 296 -

каким-то странным голосом. – Более того, мне опять нужна твоя

помощь. А может быть, и тебе на этот раз пригодится моя.

– Опять драконы? – поинтересовался Воронцов.

– Вот лучше бы ты мне сам все и объяснил, драконы это или

еще что.

– Значит, ты всерьез считаешь, что моя профессия – это

драконоведение?

Натолкнувшись на ее взгляд, Воронцов понял, что шутить и

резвиться он очень скоро перестанет. И на этот раз не ошибся.

 

* * *

 

Сначала она подумала, что странности, которые все

настойчивее стали происходить с ней, – это лишь последствия

психотропных препаратов, которые ей вводили на протяжении

нескольких недель. Она даже не сразу обратила внимание на то,

что содержание видений и галлюцинаций, которые начали

посещать ее еще на рыбной ферме Бюро в Норвегии, стало

меняться. Ее больше беспокоило то, что сами видения

продолжались и после фермы. Там, борясь с наркотическим

дурманом, она научилась отключать свое сознание от этих

«побочных эффектов» и потому теперь не сразу присмотрелась

к тому, что видения ее изменились.

Медики, которые занялись Волковой сразу после ее счастливого

возвращения в Россию, особой опасности в том, что

происходило с ней, не усмотрели. Они сказали, что она имеет

дело с обычным постнаркотическим синдромом, ощущение

которого постепенно сойдет на нет. Вопрос только времени и

здорового образа жизни.

Но странности не отступали.

Тогда она начала внимательнее относиться к ним. Образы,

картины и голоса, которые без спросу посещали ее – а чаще

всего это происходило вечерами или ночью, когда она еще не

спала, – являлись словно ниоткуда. Они ничем не напоминали о

ее похищении и связанных с ним приключениях. Они никак не

были связаны ни с ее детством, ни с какими-либо другими

событиями в ее жизни. Наконец, они ничего общего не имели с

ее работой и той информацией, с которой она была связана по

службе.

- 297 -

Это были чьи-то чужие видения, которые не имели ни

малейшего отношения к жизни Людмилы Волковой. И

постепенно ей стало казаться, что кто-то вторгся не просто в ее

частную жизнь. Кто-то посторонний пробрался в ее сознание, в

ее душу и теперь украдкой подсматривал за ней изнутри.

Прямая дорога для Людмилы Волковой была теперь одна – к

психиатру. Но она хорошо знала, что это может создать

проблемы для ее дальнейшей карьеры, хотя открыто ей никто об

этом и не скажет. Это была первая причина, по которой она не

стала спешить с этим визитом. А вторая заключалась... в Андрее

Потоцком. Вернее теперь было бы сказать – в Александре

Воронцове.

 

* * *

 

Увидев, как дрогнуло что-то в его глазах, едва она начала ему

рассказывать о своих видениях, она поняла, что надеялась на

него не напрасно. Хотя по большому счету все ее надежды

строились почти на одной интуиции.

 

* * *

 

Теперь Воронцову пришлось вспомнить одно странное

происшествие, случившееся с Людмилой в каюте на пароме

«Силья Лайн». Собственно, и происшествия-то никакого не

было, Людмила в тот момент вообще спала. Так, небольшая

странность.

Они словно забылись в объятиях друг друга, и Людмила

«выключилась». Ничего удивительного, если вспомнить, что ей

пришлось пережить до этого. Ее короткий сон был очень

беспокоен, она стала что-то бормотать. И вдруг Воронцов

(который, впрочем, тогда еще был Потоцким) услышал

иностранный язык. Он прислушался повнимательнее, и ему

показалось, что девушка говорит или почти бредит во сне на

португальском.

Воронцов тогда постарался побыстрее забыть свое необычное

открытие. Во-первых, в тот момент ни времени, ни сил на

подобные размышления просто не оставалось. А во-вторых, это

было похоже на защитную реакцию его сознания, которое

- 298 -

просто-напросто отторгло маленький необъяснимый эпизод.

Португальский язык не мог не напомнить о загадочной

Фатимской истории, которая, надо сказать, в последнее время

значительно усложняла жизнь Потоцкому. Все было ничего с

этой историей, пока она служила в деле всего-навсего

приманкой, с помощью которой нужно было поймать на удочку

господина Густавссона и его Бюро. Все было ничего с этой

историей, пока она вдруг не стала обретать все более и более

серьезные очертания. Потоцкий, откровенно сказать, даже на

мгновение об этом боялся задуматься.

Поэтому его сознание тогда мудро отсекло это ненужное, а

может быть, еще и вредоносное воспоминание. В конце концов,

подумал он, Людмила могла в свое время изучать португальский

язык. Кто знает, как и чему готовят таких вот сверхгениев

вундеркиндов? Это допущение его обнадежило. Но, как теперь

выяснялось, радость была преждевременной. Похоже, эта

история не собиралась отпускать от себя Потоцкого, а теперь

уже и Воронцова.

То, что он услышал, заставило его в ужасе замереть, словно он

увидел, что стоит на самом краешке обрыва.

 

* * *

 

Многие богословы, ученые и историки отдали бы полжизни за то,

чтобы оказаться на месте Воронцова – около часа ночи в старом

переулке в центре Москвы. Потому что то, что сейчас и здесь

говорила Людмила Волкова, было, наверное, самым полным и

самым достоверным рассказом о том, что произошло в

португальском местечке Фатима в семнадцатом году прошлого

века.

Воронцову стало не по себе. Он был одним из тех немногих

специалистов, которые хорошо понимали, что эти воспоминания

могли принадлежать только одному человеку – самой сестре

Люсии, скончавшейся не так давно в монастыре в Коимбре.

Они продолжали идти по переулку, пока она с облегчением

пересказывала ему свои странные видения, словно сбрасывая

эту тяжесть с себя и перекладывая на его плечи. Он украдкой

глянул на великолепный профиль рыжей Люды Волковой и

понял, что она не имеет никакого представления об истории

- 299 -

Фатимской Девы... Хотя, извините, теперь получалось так, что

она единственная в мире имеет об этой истории как раз самое

полное представление. Только, похоже, Люда Волкова просто

никогда не слышала этого названия.

Несмотря на все великолепное образование, которое Людмила

Волкова получила во всех закрытых от мира специальных

учебных заведениях, скорее всего в программу исторических

дисциплин случай с Фатимским чудом просто не попал как

антинаучный и малозначительный. В образовании таких, как она,

гениев уделяют особое внимание специальным наукам и

дисциплинам, а не странным, почти мифическим историям.

Теперь Воронцов слушал ее внимательно, стараясь не

пропустить ни слова. Он позволил себе прервать Людмилу

только один раз:

– Скажи мне, ты учила когда-нибудь португальский язык? Он

спросил это на всякий случай, он и сам теперь, похоже, знал

ответ на этот вопрос.

– Что? – не поняла Людмила. – Какой еще португальский язык?

– Ответь мне, – скучным голосом повторил свой вопрос

Воронцов, стараясь не смотреть на девушку. – Ты учила когда

нибудь португальский язык?

– Нет, конечно. Ты вообще меня слушаешь?!

– Да, – мрачно кивнул Воронцов. – Продолжай.

 

* * *

 

Она рассказывала ему историю, которая вроде бы была ему

хорошо известна. Но она знала о ней куда больше. Видения

приходили Людмиле Волковой, можно сказать, беспорядочно,

нарушая любую хронологическую последовательность. Впрочем,

это его ничуть не смущало. Как никто другой, он был способен

уложить их в стройную схему событий.

Он понял, что ее не посещали неземные существа, ей не

открывались страшные картины, которые, к примеру, были

открыты глазам трех португальских детишек. Все, что она

рассказывала, говорило о том, что она получала информацию от

некоей тихой монахини, возраст которой все время менялся.

Монахиня то разговаривала с ней, то передавала ей свои

записи. Но больше всего Людмилу Волкову поразили не сами

- 300 -

явления странной монахини, но то, о чем она ей говорила и

писала.

 

* * *

 

– Я хочу понять, что все это значит, – сказала Людмила Волкова.

Она перевела наконец дыхание.

«Не много ли для одного человека?» – подумал Воронцов. Пусть

даже для сверхталантливой, но совсем еще молодой девушки.

Мало того что небо отпустило ей этот дар открывать все новые и

новые возможности в искусственном интеллекте, мало того что

этот дар и так перевернул всю ее жизнь и ей еще предстоит

мучиться с этим то ли даром, то ли крестом, потому что Люда

Волкова давно не принадлежит себе – она теперь входит в

систему интересов национальной безопасности огромной

страны. Мало всего этого на нее одну? Хватит ли ее для этого?

А хватит ли теперь ее еще и на то, чтобы, помимо тайн и бездн,

которые хранит искусственный интеллект, справиться еще и с

тайнами и безднами человеческого сознания и человеческой

совести? И сколько их было – тех, которые сталкивались с

тайной Фатимской истории, и тех, которые не выдерживали ее

тяжести...

И почему, в конце концов, ее коснулось, вернее даже сказать –

настигло это знание? Неужели только из-за того, что тайна

Фатимы вдруг совершенно случайно оказалась так тесно

переплетена с ее собственной историей, из-за того, что все

последнее время она была совсем рядом с Людмилой

Волковой? Нет, этого, наверное, было недостаточно, хотя не

исключено, что свою роль сыграло и это. Но было еще кое-что.

Был у Людмилы Волковой этот особый дар свыше с самого

рождения – дар, природу которого и предельные возможности до

сих пор никто толком пока не понимал. Скорее всего люди лишь

научились использовать какие-то его стороны – и только. И этот

ее дар стал тем самым магнитом, который притянул к ней

информацию о Фатимской истории...

 

* * *

 

– Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить? Что со мной

- 301 -

происходит?

– Ничего серьезного, – сказал Воронцов и обнял ее за плечи. –

За этим нет ничего серьезного. Ничего такого, о чем бы стоило

думать и беспокоиться.

– А мне казалось, там был кое-кто, о ком мне стоило думать и

беспокоиться, – задумчиво сказала Людмила. – Там иногда был

ты. И все это как-то связано с тобой. И все это, по-моему, опасно

для тебя.

– Забудь, – обнял ее сильнее Воронцов. – Просто у тебя все

перемешалось в голове за последнее время.

Она подняла к нему голову, и Воронцов увидел слезы в ее

глазах.

– Ничего страшного, причины очень даже уважительные.

Пережить все то, что ты пережила... И не забывай, сколько

всякой дряни в тебя вкололи в этом самом Бюро научно

технических исследований.

– В этих видениях было еще кое-что, – тихо сказала Волкова и

опустила голову.

– Что же именно? – Голос Воронцова еле заметно дрогнул.

– Последнее предупреждение, – просто ответила она. – Что-то

вроде этого.

– И ты слышала его?

– Я прочитала о нем в небольшой записке.

– И что ты прочитала? – спросил Воронцов как можно более

равнодушно.

Людмила посмотрела ему в глаза, и в этот момент взгляд ее

сделался каким-то особенным.

– Об этом запрещено говорить. Будет много бед, если это

откроется раньше времени.

Людмила вздохнула и тряхнула рыжей гривой. Глаза ее стали

снова ее собственными.

– Ты хочешь сказать, что все это бред, фантазии? Что никаких

реальных событий за этим не стоит? – недоверчиво спросила

она.

– Именно так. Говорю тебе как историк, – уверенным голосом

сказал Воронцов.

– И как мне предлагается с этим жить? – задумчиво спросила

она.

– Не относись к своим фантазиям серьезно. И тогда они

- 302 -

потихоньку уйдут, оставят тебя. Просто пока прошло еще совсем

немного времени.

 

* * *

 

«Они обязательно должны уйти и оставить ее, – подумал он. –

Они просто обязаны ее оставить».

– Странно, – сказала Людмила. – Мне казалось, что...

– Ты ошиблась, – твердым голосом остановил ее Воронцов.

В этот момент они уже подошли к ее машине.

– Просто забыть? – посмотрела она на него на прощание.

– Просто забыть, – кивнул Воронцов.

Ее машина быстро умчалась по ночному Садовому кольцу.

Воронцов некоторое время стоял на месте. Он поднял глаза и

увидел в самом начале проспекта Мира домик Брюса,

сохранившийся здесь с допотопных времен. Брюс был

загадочной личностью – магом, мистиком и, понятное дело,

продвинутым ученым, служившим при дворе еще Петра Первого.

В те времена его называли «московским Мерлином».

 

35

 

...Когда он вернулся к себе домой, Марины там уже, конечно, не

было. Ее не было нигде еще несколько дней, а потом перед

самым концом рабочего дня в библиотеке раздался очень тихий

стук в дверь его кабинета.

– Это я, – на всякий случай уточнила Марина, войдя к

Воронцову. – Знаешь, Воронцов, ты, конечно, неблагодарное

животное. Но я тут подумала, что кто-то ведь должен у нас в

стране заботиться о диких зверях... Я все-таки еще надеюсь тебя

приручить. Может быть, случится чудо и ты не удерешь больше

в свой темный лес. А то рано или поздно попадешь в какой

нибудь капкан, в какую-нибудь неприятную историю, если ты уже

в нее, конечно, не попал.

«Какая хорошая у девушки интуиция!» – восхитился Воронцов.

На этот раз она безошибочно выбрала момент. Чутье дикого

зверя ослабло, Воронцов устал, и последние дни ему так

нравилось быть старшим научным сотрудником Отдела

геральдики Государственной библиотеки, что он уже подумывал,

- 303 -

как бы правильно обустроить эту мирную и приятную жизнь.

Сейчас он подойдет к Марине, поцелует ее волшебным

поцелуем, и жизнь его изменится, как в сказке. Вот прямо

сейчас...

 

* * *

 

Вдруг раздался стук в дверь. Это был резкий и тревожный стук –

очень непохожий на тот, которым стучалась к нему Марина. Они

оба обернулись к двери. Она открылась, и на пороге возник

солидный господин в очень дорогом костюме.

– Господин Воронцов, если не ошибаюсь? – сказал он.

– Собственной персоной, – кивнул Воронцов.

– Пройдемте... То есть простите, я хотел сказать, что нам с вами

нужно переговорить по очень важному делу.

– Заходите...

– Нет-нет! – резко возразил солидный господин. – Будет лучше,

если мы с вами найдем другое место. Более подходящее для

такого разговора.

Воронцов взглянул на Марину каким-то беспомощным

прощальным взглядом и отправился вслед за загадочным

господином.

 

* * *

 

Наиболее подходящим местом оказалась улица.

– Вам привет от Николая Дмитриевича, – сказал господин.

– Простите, не понял, – холодно ответил Воронцов. Он четко

следовал инструкции – никаких приветов от неизвестных лиц.

– Да, понимаю, – кивнул господин и достал из кармана

мобильник. – Николай Дмитриевич, к сожалению, сейчас не в

Москве. Вы, надеюсь, помните его номер? Наберите его сами.

Воронцов взял мобильник и набрал номер, хотя в данном случае

он и нарушал инструкцию.

– Ничего страшного, – понял его солидный господин. – Если он

меня не знает, дадите мне в морду и отберете мобильник.

– Алло, Петя? – спросил в трубке голос генерала.

– Петр Иванович – это я, – уточнил с полупоклоном господин.

– Это не Петя, это Воронцов.

- 304 -

– Саня, прости, что такая срочность. Это не просто мой человек.

Это мой начальник. Верить ему можешь, как и мне, передай пока

трубочку...

– Молодец твой Воронцов! – неожиданно командным голосом

рявкнул в трубку Петр Иванович. – Действовал строго по

инструкции... Да, все нормально. Думаю, договоримся. Пока,

Коля, отдыхай... Собственно, разговор у нас будет долгий, Саша.

Лучше идем в машину, заедем чего-нибудь перекусим.

Они медленно спустились по ступеням к длинному черному

«мерседесу».

– Коля... Николай Дмитриевич успел мне передать эти бумаги и

ваш рассказ про Фатимское дело. Это интересные бумаги, Саша,

очень интересные. Возможно, речь тут идет о государственных

интересах. Мы хотели бы просить вас об одном одолжении...

Солидный господин открыл дверцу машины перед Воронцовым.

Воронцов напоследок обернулся. Наверху, у самого подъезда, он

увидел Марину. Она молчала, но он и так знал, что она сейчас

думала.

 

Эпилог

 

Александр Воронцов продолжает и сегодня работать в отделе

геральдики Российской государственной библиотеки. Время от

времени он отлучается то на воинские сборы, то в отпуска за

свой счет, чем вызывает большое неудовольствие начальства.

Он так до сих пор и не женился.

О Людмиле Волковой никто больше ничего никогда не слышал.

Так же, как и о банковской структуре «Феникс». Возможно, имена

и названия просто сменились. А может быть, их никогда и не

было в природе.

Принцесса Донателла развелась уже в пятый раз, в настоящее

время она не замужем.

Евгений Линдерман закрыл в скором времени свое модельное

агентство и, говорят, увлекся изучением паранормальных

явлений.

Глава международной преступной организации Бюро научно

технических исследований Эрик Густавссон в очередной раз

оказался в тюремном заключении. Он получил сравнительно

небольшой срок за финансовые махинации и скоро должен

- 305 -

выйти на свободу.

Об остальных героях нашего романа никакой новой информации

нет.

История Фатимской Девы и ее пророчеств по-прежнему остается

одной из самых главных загадок прошлого века.

 

Послесловие от авторов

 

Мы не вправе утверждать, что вся эта история случилась в

действительности. Мы лишь можем сказать, что она вполне

могла произойти и к этому нет никаких препятствий.

Исторические события, на фоне которых все развивалось,

авторами вовсе не вымышлены. Вот некоторые факты, на

которые мы с вами уж точно можем опираться.

В 1917 году в Португалии около семидесяти тысяч очевидцев

были свидетелями чуда, которое обещала явить людям

Фатимская Дева. В газетах того времени опубликованы

фотографии природного феномена. Солнце словно танцевало

над горизонтом, оно вертелось словно сумасшедшее и скакало

по небу. Все это продолжалось не менее десяти минут. Странное

явление можно было наблюдать с расстояния четырех

километров. Никаких внятных объяснений природы этого

события никто дать так и не смог.

Сестра Люсия умерла в монастыре кармелиток в 2005 году. В

последние годы она потеряла зрение и слух.

Текст третьего пророчества в версии Ватикана процитирован в

этой книге по публикации на официальном сайте Святого

Престола.

Некоторые исторические совпадения действительно

поразительны. Святая Дева Мария впервые явилась трем детям

в португальской Фатиме 13 мая 1917 года. Турецкий террорист

Агджа совершил покушение на папу римского Иоанна Павла

Второго 13 мая 1981 года. Что впоследствии, кстати сказать,

активно использовал в своих показаниях и интервью,

подчеркивая, что исполнял высшую волю.

 

* * *

 

Совершенно достоверны и исторические подробности,

- 306 -

касающиеся времен Второй мировой войны. Но в чем именно?

Иберийский полуостров, например, действительно служил

плацдармом для абвера, и у шефа нацистской военной разведки

Канариса там было огромное количество личных контактов. В

Лиссабоне действительно находился ресторанчик одного

латиноамериканца, использовавшийся нацистской разведкой как

связная точка в Португалии. И в Ватикане в 1943 году

действительно собрали фоторепортеров, чтобы дать им

сфотографировать запечатанный конверт, в котором хранилась

записка сестры Люсии. А вот никаких документальных

свидетельств о том, что рейхсфюрер СС Гиммлер замышлял в

этой связи свою операцию, не осталось.

 

* * *

 

Секретный доклад сотрудника Управления стратегических служб

США Винсента ла Висты о связях Ватикана с нацистами был

подготовлен в 1947 году и наделал немало шума, вызвав

интерес со стороны израильских спецслужб и неудовольствие со

стороны Святого Престола.

 

* * *

 

На Ближнем Востоке действительно существовал «Арабо

германский центр по вопросам эмиграции», который занимался

вербовкой бывших офицеров СС и вермахта для службы в

армиях арабских государств.

 

* * *

Принцессы Донателлы, разумеется, в природе нет, тут мы

должны вас разочаровать, дорогой читатель. Но есть очень

похожие на нее принцессы, хотя бы потому, что все принцессы

вообще-то похожи друг на друга. Могут ли они полюбить

простого российского библиотекаря? Еще как!

 

* * *

Холменколлен в Осло действительно находится между небом и

землей. Но там живут сплошь добропорядочные и весьма

уважаемые граждане. Вряд ли на самом деле там могло бы

- 307 -

расположиться преступное Международное бюро научно

технических исследований. Оно существует где-то в другом

месте. Может быть, даже и не в Норвегии, а где-то еще. Но никто

точно не знает, где именно, за исключением тех, кому это

положено знать по работе.

 

* * *

 

Самое удивительное, что описываемые в романе

паранормальные явления, замеченные российскими боевыми

летчиками, – даже они – правда. И эту историю авторы узнали

непосредственно от российских военных испытателей.

 

* * *

 

С теми, кто пытается заниматься исследованиями третьего

пророчества Фатимы, происходят всякие странности. Осенью

2006 года, например, известный американский актер и режиссер

Мэл Гибсон должен был представить мировую премьеру своего

нового фильма о третьем пророчестве. Работая над этой

картиной, он встречался в том числе и с самой сестрой Люсией.

Но премьера почему-то так и не состоялась, а Гибсон вместо

этого представил публике свою другую ленту – «Апокалипсис». А

про его фильм о третьем пророчестве так теперь никто и не

вспоминает.

Летом 2006 года должны были увидеть свет дневники сестры

Люсии, подготовленные к публикации тем самым монастырем

кармелиток в Коимбре в Португалии. Об этом много писали. Но

вот о самом издании до сих пор ничего не сообщалось...

 

* * *

 

И еще... Что касается всяких там паранормальных явлений, то

вообще вы лично можете в это и не верить. Пока не столкнетесь

с ними сами.

 

С уважением,

ваши авторы

- 308 -

- 309 -

Третье пророчество

Вакуловский Олег, Ханга Елена

138

Добавил: "Автограф"

Статистика

С помощью виджета для библиотеки, можно добавить любой объект из библиотеки на другой сайт. Для этого необходимо скопировать код и вставить на сайт, где будет отображаться виджет.

Этот код вставьте в то место, где будет отображаться сам виджет:


Настройки виджета для библиотеки:

Предварительный просмотр:


Опубликовано: 2 Feb 2017
Категория: Детектив, Современная литература

Авторы считают своим долгом предупредить, что современные события и большинство персонажей, упоминаемых в этой книге, вымышлены. Их совпадения с действительностью совершенно случайны. В то же время многие исторические события первой половины двадцатого века, о которых здесь идет речь, вполне реальны, и подтверждение этому можно найти в открытых документальных источниках.

КОММЕНТАРИИ (0)

Оставить комментарий анонимно
В комментариях html тэги и ссылки не поддерживаются

Оставьте отзыв первым!